Машина неизвестного старика
(Фантастика Серебряного века. Том XI) - Строев М. - Страница 35
- Предыдущая
- 35/58
- Следующая
Но так уже чудно устроена славянская душа — будь то великоросс, хохол или поляк — что о спасении пожитков и самого бренного тела он начинает думать в самую последнюю минуту, а раньше все на что-то надеется. И здесь прежде всего надеялись на Бога и каждый день совершали молебствия — православный батюшка в своем храме, а ксендз в костеле. Селение было огромное, торговое и было в нем и тех и других достаточно.
Но немало уверенности внушали и небольшие казацкие отряды, которые разгуливали по окрестностям, наводя одним своим именем панику на неприятеля. Ходили легендарные рассказы о том, как один казак перерубил сотню немцев, а пара других чуть не целую роту немцев в плен забрала.
И когда, с одной стороны, кто-нибудь рассказывал о жестокостях, чинимых неприятелями, а другой — по проселочной дороге <встречал> казачий отряд, селяне с доверием посматривали на дорогу и говорили:
— Э, ничего, Бог не попустит и казак не выдаст.
А дети так даже и страха не знали, — бегали себе в одних рубашках, босые и без шапок, по поляне с утра до вечера и наслаждались солнцем, воздухом, простором, свежей зеленью ароматных трав и всеми другими бесчисленными Божьими дарами.
И вот однажды, часов в восемь утра, в деревню прибежали с поля сельчане с бледными испуганными лицами. На этот раз они перепугались и даже побросали на поле свои косы и грабли и лопаты. Они заявили, что неподалеку, за ближним леском, движется неприятельский отряд и прямо на деревню.
Тогда и сельчане перепутались и выбежали за село, чтобы взглянуть вдаль. И правда, там уже выдвинулась из-за леска и медленно двигалась какая-то темная туча.
Но ясное дело, спасаться уже было поздно. Все равно, враг настигнет где-нибудь на дороге и бегущих еще горше обидит, чем оставшихся. И потому, вместо того, чтобы приняться за свой скарб, селяне снова наполнили свои церкви и принялись истово молиться.
Одно только было странно и свидетельствовало о том, что они растерялись: в первые минуты никто не подумал о детях, которые гурьбой играли как раз около того самого леска. Как будто их и не было вовсе, или они были уже как-то особенно созданы, из воздуха, что ли, так что и немец не мог причинить им никакого зла.
Скоро, разумеется, спохватились. Многие сельчане уже готовы были пуститься к лесу, хотя бы и на верную гибель, но тут случилось нечто неожиданное и совсем непонятное.
Темная туча выдвинулась из-за леса, остановилась, постояла на месте и вместо того, чтобы продолжать путь прямо на деревню, как он лежал пред ней, вдруг повернула и исчезла с такой быстротой, что казалось, будто она растаяла в воздухе.
Сельчане только раскрыли рты и решили, что произошло чудо.
Чуда, однако, не было, а произошло очень простое, хотя и далеко не во всякой войне встречающееся обстоятельство.
Дело в том, что немецкий конный отряд, числом с добрый эскадрон, действительно выдвинулся из за леска и начал совершенно определенно держать направление на деревню, причем намерения его нисколько не отличались от тех, какие он осуществил уже в десятках других селений, лежавших в окрестностях, то есть: поесть, попить, ограбить жителей до нитки, а потом разгромить и сжечь их дома.
Но в то время, когда отряд по команде своего начальника уже приготовился пришпорить коней и бешеным галопом пуститься на деревню, кто-то из них заметил игравших на поле детей.
Правда, в этот момент они уже не играли, потому что со своей стороны тоже заметили выкативших из-за леса немцев. И уж тут им было не до игр. Их было десятка три, но все они были в таком возрасте, что любой немецкий драгун мог бы смести их с земли ладонью.
И дети так испугались, что окаменели и замерли на месте; потом они опомнились и инстинкт подсказал им, что в таком случае самое верное дело — удирать, и они уже было показали врагу несколько маленьких голых пяток. Но в это время над головами их пронеслось громоносное:
— Гальт!
И одновременно раздался направленный в воздух револьверный выстрел, очевидно, для наибольшей внушительности.
Ребятишки все, как один, остановились. Слова немецкого они, разумеется, не поняли, но им совершенно ясен был его смысл. Один из всадников — должно быть, старший, подъехал к ним близко, за ним придвинулись и другие. Тот, старший, вынул из кармана маленькую книжку в синем переплете, перелистал ее, заглянул туда, потом сказал:
— Ребиата… заген-зи…
Опять в книжку, потом:
— Гаварить прауда… Понимать? Ну?
— Понимаем! — ответил за всех десятилетний мальчуган, самый старший из всей компании.
— А! Нну, — продолжал немец, почти перед каждым словом заглядывая в книжку, — гаварить прауда. Если ньет, будет выстреляет… Инну?
И, чтобы посильнее напугать мальчуганов, он напрягал глотку и устрашительно вращал в разные стороны белками глаз.
Порылся в книжке продолжительно в нескольких местах и наконец, видимо, сколотил целую фразу.
— Не есть ли тут близки казаков?
— Казаки? — разом подхватили несколько голосов. — Есть, есть. Как не быть? Есть казаки…
— О-о! — произнес начальник и многозначительно окинул взором весь отряд.
— Есть казаки? Многие?
— Да тут их много, их не оберешься…
— Не обирошесиа? Вас-ис-дас — не обирошесиа? Ну? Ти-сиача? А?
— Может, и тыща наберется. Кто ж их считал?
— Читал? Вас-ис-дас читал?
— Считал, — поправил мальчик…
— Нну? А где он стоить — казаки? Там? В деревни?
— Не-ет! — живо ответили дети и даже весело переглянулись: какой, дескать, немец дурак, таких пустяков не понимает. — Где же таки в деревне! Казаки водятся не в деревне, а в лесу…
— Лесу? Им-ден-вальде? Каком лесу?
— В каком? А во всяком. И тут и там, везде, во всяком лесу водятся казаки.
— И тут? — спросил немец, указывая на ближайший лес.
— Ну да, и тут… У нас их много… Не оберешься, — с убеждением повторили дети.
— Тут? Многи казаки? Гейен-зи-цурюк… Зобальд, ви меглих![12]
И, сказав это, немец скорым движением повернул коня обратно и дал ему хлыста, за ним сделали то же самое другие, и отряд во весь опор подрал назад и скрылся за лесом.
Ребятишки постояли с минуту в глубоком раздумье, а затем пустились во весь дух в деревню.
Здесь народ собрался уже около здания волостного правления и думал-гадал о причине столь внезапного исчезновения вражеского отряда. Ребята прибежали сюда и объяснили, что сейчас приезжали немцы и что они поехали в лес собирать грибы.
— Что такое? — начали расспрашивать их. — Какие грибы?
— Грибы… Про грибы спрашивали нас; все в книжку глядел он. Посмотрит и спросит, а там опять заглянет и опять спросит.
— Да о чем же он спрашивал? Неужто и взаправду про грибы?
— А то как же: есть, говорит, тут у вас казаки?
— Ну? А вы ему что?
— А мы ему: есть. Как же не быть? Да их тут не оберешься. А он это: вас-ис-дас — не оберешься?.. А где, — говорит, — они стоят? А мы: да где же им стоять: в лесу, известно! А где? — спрашивает. В каком лесу? Да везде, — говорим, — во всяком. И тут и там и всюду.
— И тут? — спросил и в ту ж минуту скомандовал: цурюк, — говорит, — и за бальдом как только можно! Да как пришпорит коня, да как поскачет назад, а прочие за ним… Так их и след простыл…
Сельчане сняли шапки и начали креститься.
— Господи, вот уж поистине, когда Бог захочет, то и младенцу внушит мудрое. Ей-ей. Так это вы им про грибы?
— А ну да ж. А то про что ж? Про грибы и спрашивали.
Недоразумение сейчас же выяснилось. Порода грибов под названием «казак» водится во всей той местности, и ребятишки прекрасно ее знали и отличали от других пород. И они в самом деле нелицемерно и без всякой задней мысли сообщили немцам, что в близлежащих лесах, как им это было достоверно известно, растет много грибов, известных под названием «казаки».
Немцы же, с своим лексиконом, этого не знали и интересовались совсем другими казаками. И услышав, что их много в этом лесу, поспешили подобру-поздорову унести свои ноги.
- Предыдущая
- 35/58
- Следующая