Как три мушкетëра - Бушков Александр Александрович - Страница 10

Глава III. ЗАВЕРБОВАННЫЙ

Уж здесь-то не имелось никаких суровых сложностей, ни заграничного типа, ни отечественных, – откуда им взяться на танцплощадке в маленьком курортном городке, где в кронах деревьев горели гирлянды разноцветных лампочек, на полукруглой эстраде суматошно мельтешила цветомузыка и старались вовсю настоящие живые лабухи? Сложности здесь имелись свои, специфические, мелкие, без которых и танцплощадка не танцплощадка. Мазур их автоматически фиксировал наметанным курсантским – и докурсантским – взглядом, как завсегдатай старый сих увеселительных заведений еще со старших классов. По старой доброй традиции иные экземпляры считали прямо-таки неприличным являться на танцы, не приняв малость – а то и не малость – на грудь (ханжески умолчим об иных эпизодах из жизни юного Кирилла Мазура). По старой доброй традиции главным образом они и выясняли отношения касаемо внимания Прекрасных Дам. Как это именовалось в старые былинные времена, а сейчас звучало гораздо проще:

– Кто будет с этой девочкой танцевать.

Правда, на самой танцплощадке обходилось без эксцессов – прогуливалось немало дружинников с чуточку печальными лицами (из-за того, что все веселятся, а они вынуждены поддерживать порядок). Имелась и парочка милиционеров, по молодости лет явно обуреваемых теми же мыслями, что когда-то удручали Мазура и его друзей, когда им выпадало бродить в курсантском патруле. Однако порой возникали не особенно и шумные дискуссии, после которых участники удалялись куда-то в глубину большого парка.

И все же здесь было гораздо спокойнее, чем на тех танцплощадках, где Мазур веселился в юности. Опять-таки специфика места. Здесь кроме молодежи (как правило, местной) собралось немало народу самых разных возрастов из двух ближайших небольших санаториев – а это снижало накал страстей. Ну, а местные отроки, рассудил Мазур, давным-давно более-менее разобрались «парой с кем кому гулять». Зато проявляли повышенное внимание к приезжим курортницам – к чему многие из них относились вполне поощрительно: курорт есть курорт, снова специфика...

А у высокой прозаической магнолии, росшей здесь так же обыденно, как в России березы, покуривала тройка ихтиологов, ценителей экзотических морей.

– Ну что, – сказал Морской Змей. – Наблюдение можно снимать, а?

Какое-то время они не столько ударялись в половецкие пляски, сколько по-соседски наблюдали за Верой с Вадимом. Но не усмотрели ничего тревожного. Один раз Веру, правда, пригласил бравый капитан (соседний санаторий был военным, некоторые из щегольства заявлялись на танцы в форме), но Вадим это воспринял совершенно спокойно. Капитан выглядел вполне презентабельно, не было смысла вмешиваться. Они только посмеялись про себя: капитан поначалу, отсюда видно, самым активным и джентльменским образом повел классическую словесную атаку, но после нескольких Вериных фраз, сказанных со вполне доброжелательной улыбкой (и, заметив, наконец, обручалку у нее на пальце), увял на глазах и больше не приглашал. Гораздо важнее было другое: возле парочки, над которой они в лучших мушкетерских традициях решили взять негласное попечение, так ни разу и не появился никто из ребяток Жоры. Сам он, правда (и один из его ребят, так и оставшийся для троицы безымянным) обнаружились на танцплощадке – но держались подальше от Веры с Вадимом, словно бы даже и демонстративно. Правда, перехватав взгляд Лаврика, Жора с ним церемонно раскланялся – на что троица ответила столь же вежливыми поклонами. В общем, все было в порядке.

– Так и будем бдить? – спросил Мазур.

– Ну, не так чтобы совсем, – подумав, сказал Лаврик. – Время от времени поглядываем. Профилактики для. Но личной жизни можно уделить гораздо больше внимания. Нам-то, как всегда, пока что не особенно везет, а вот Кирилл, известный шарлатан по части дамских сердец, – в своем репертуаре... Вон, погляди, она на тебя опять косяка бросает и о чем-то с подружками загадочно шепчется...

Мазур краем глаза, как умел хорошо, посмотрел в ту сторону. Действительно, блондинка Алина в полосатом сине-желтом платьице улыбчиво шепталась с подругами, бросая взгляды определенно в его сторону.

– Да ладно, какой там репертуар, – сказал Мазур. – Потанцевали пару раз, поболтали немного...

Лаврик значительно поднял палец:

– Плюс – белый танец, когда она к тебе направилась целеустремленно, как торпедный катер, полное впечатление, хотела, чтобы не опередили... Анкетные данные снял?

– А то, – сказал Мазур. – Зовут Алина, местная. Работает в библиотеке. Не замужем.

– Чего ж тебе еще надо, собака? – голосом управдома Бунши* сказал Лаврик. – С родителями живет?

* Московский управдом Бунша, хлопотливый, следящий за моральным обликом населения, — герой комедии «Иван Васильевич меняет профессию» (1973) режиссера Леонида Гайдая по пьесе Михаила Булгакова «Иван Васильевич» (1936).

– Ага, – сказал Мазур. – Только они в Вологду к родне уехали.

– Тогда я и не понимаю, о чем вообще толковать, – ухмыльнулся Лаврик. – Местная, родители уехали... Это ж твоя слабость – синеглазые блондинки, всему Балтфлоту известно.

– И даже береговой службе, – добавил Морской Змей.

– Да ладно вам, циники, – сказал Мазур.

– Циник – это хорошо информированный оптимист, – сказал Лаврик. – Ты ей хоть успел вкрутить о своих плаваниях в экзотических морях? По роже вижу, что успел.

– Да так, немного, – сказал Мазур.

– Гигантских осьминогов перочинным ножиком резал?

– Ну, до такой пошлости я еще не докатился, – сказал Мазур. – А вот морского змея видел. Не нашего, а настоящего.

– Впечатлило?

– Да вроде...

– Вот и ладушки, – сказал Лаврик. – Если ты ее не пойдешь провожать, будешь форменным дураком. До меня тут дошел слушок, что пляски сейчас завершатся белым танцем, и если она опять к тебе пойдет, веди себя так, чтобы я тебя уважать не перестал и Колька тоже...

Всезнающий Лаврик и здесь оказался прав: с эстрады раздалось:

– Последний танец! Дамы приглашают кавалеров! Белый танец!

– Ага... – ухмыльнулся Лаврик.

Алина и в самом деле двигалась к Мазуру целеустремленно, словно торпедный катер при выходе на цель – вместе с обеими подругами, остановилась перед Мазуром, чуть присела в подобии старинного книксена:

– Разрешите вас пригласить?

Мазур охотно шагнул вперед, положил руки ей на талию, она смешливо заглянула в глаза снизу вверх – и события, очень похоже, двигались заранее проложенным курсом...

– Аай-ла! ...Прощай! Мы расстаемся навсегда под белым небом января.

Прощай! И ничего не обещай,

И ничего не говори,

а чтоб понять мою печаль,

в ночное небо посмотри...

– О чем-то задумались, мореплаватель? – лукаво глянула на него Алина.

– О том, какие здесь девушки красивые, – сказал Мазур.

И завязался обычный в таких случаях разговор – обо всем и ни о чем, порой с балансированием на грани, намеками, на которые девушки отроду не обижались – и привыкли отвечать так, что и непонятно, понимают они намеки или нет, подают надежду или пропускают все мимо ушей. Тут уж Мазура не нужно было учить. Алину, судя по всему, тоже. Сугубо в испытательных целях Мазур притянул ее к себе самую чуточку теснее, чем позволяли приличия – самую чуточку, господа – и она не отстранилась.

...С тобой забыть не в силах мы в холодных звездах небосвод...

И когда в конце концов музыка оборвалась, на танцплощадке зажужжал возмущенный ропот – как обычно, ни к чему не приведший. Некий неуловимый момент – и все очарование праздника, пусть самого рядового, пропадает.

– Я тебя провожу? – спросил Мазур, неохотно выпуская ее из объятий. – Если, конечно, дома никто ревнивый не ждет...

– Да нет, кому там ждать... – грустно улыбнулась Алина. – Только я далеко живу, через полгорода придется идти...