Не влюбляйтесь в негодяев (СИ) - Эрос Эви - Страница 20
- Предыдущая
- 20/41
- Следующая
— Перепор… выпор… вер… Что это за фигня такая?
— Вот именно, что фигня. Это когда кто-то что-то делает или произносит, а ты не понимаешь ничего. Тогда говорят — с переподвыподвертом. Слишком вычурно, значит.
— Ужас. Можно ведь просто сказать: «это пи*дец» и не ломать язык.
Я кашлянула, чтобы не заржать.
— Можно. Но с переподвыподвертом интереснее.
— С перепод… перепо… Кажется, не видать мне скидки. Или ты мне ещё какое-нибудь слово дашь?
— Пожалуйста, — пожала плечами я. — Эйяфьядлайёкюдль.
Когда-то давно я по приколу научилась произносить название этого Исландского вулкана. Для меня это довольно просто — с детства дружу со скороговорками.
— Так нечестно. Это же не русское слово, — засмеялся Фил. — А русское?
— А русское — Сыктывкар. Ястржембский. Синхрофазотрон. Что выбираешь?
Он некоторое время задумчиво чмокал губами, словно пробовал эти слова на вкус. Но в итоге фыркнул и сказал:
— Пожалуй, ничего. Обойдусь без скидки.
— У тебя и так скидка, как у постоянного клиента. Только пятипроцентная. Ну давай, рассказывай, что там за новая идея…
Было забавно наблюдать, как Фил пробирается к выходу сквозь облепивших его женщин. Не теряя самообладания и вежливой улыбки, но быстро настолько, будто в попу он себе вставил свечку с перцем.
— Варя, — укоризненно сказала я, когда американец скрылся из моего поля зрения, — ну как тебе не стыдно?
— Чего это мне должно быть стыдно? — возмутилась соседка. — Как будто я тебя бомжу какому-то сватаю. Красивый мужик, молодой, богатый. И ты ему нравишься!
— Не придумывай.
— Я и не придумываю! Он мне сам это говорил, ещё когда говорить толком не умел. «Света прекрасный гёл, жаль, не май».
— И не июнь, — фыркнула я. — Варя, имей совесть! Я сама разберусь.
— Сама так сама, — она пожала плечами. — Я уже всё сделала. И если Фил не дурак, он активизируется. А если дурак — значит, он нам такой и даром не нужен!
Мне Фил любой был даром не нужен. Нет, он неплохой парень, но…
— Света, — услышала я прямо над собой голос Юрьевского — и резко перестала дышать, — что у вас там с проектом для «Эдельвейса»?
Я подняла голову и уставилась в его серые, холодные и явно очень недовольные глаза.
— Делаю.
— Вы занимались бы лучше тем, что действительно важно, — сказал генеральный раздражённо. — А не сидели целый час в переговорной с клиентом, на которого надо было выделить не больше тридцати минут.
Юрьевский развернулся и направился к выходу из офиса.
Мы с Варей проводили его взглядами и выдали одновременно, когда он шагнул за дверь:
— Гад. — Варя.
— Негодяй. — Я.
— Но красивый, сволочь, — вздохнула соседка, а мне почему-то пришло в голову…
Разве дело в красоте? Я ведь не поэтому думаю о нём, правда? Нет, не поэтому.
Я влюбилась в Андрея, потому что он мне посочувствовал. И в этот раз, кажется, происходит всё то же самое…
Но я не хочу в него влюбляться. Он гад и негодяй, который, к тому же, совершенно не желает целоваться и считает меня шлюхой.
Не хочу. Не хочу. Не хочу!
«Да мне плевать на то, что ты хочешь», — хмыкнуло резко забившееся у меня в груди сердце.
Эх, Светка…
А на следующий день, сразу после того, как я пришла на работу, мне принесли огромный букет из пятидесяти одной красной розы.
И я, приняв этот подарок и расписавшись за него, застыла в растерянности. Нет, мне, конечно, дарили цветы, в том числе и на работе — на день рождения. Но не пятьдесят одну розу за раз!
— Миллионы, миллионы алых роз, — запела Варя, размахивая кружкой с чаем так, что он едва не выливался ей на колени, — из окна, из окна видишь ты…
— Хорошо, что не миллионы, — вздохнула я. — Иначе мне пришлось бы выброситься из этого самого окна.
— Да ладно тебе! — фыркнула соседка. — Радуйся, дурочка. Ухаживает за тобой!
— Кто?
— Да Фил, кто же ещё!
Я удивлённо покосилась на розы. Фил?!
— Вот, тут и открыточка есть! Ты чего, Светка, ослепла? Читай давай!
Действительно — маленькая бархатная открыточка. Такая же красная, как сами розы, поэтому я её поначалу не заметила.
«Света, надеюсь, ты любишь розы. Но если нет, я исправлюсь. Фил».
Чёрт.
Пятьдесят один раз — чёрт!
— Как романтишно… — провыла Варя и завалилась на свой стол. Не иначе, от умиления.
— И куда это мне всё ставить?.. — пробормотала я, оглядывая свой стол. На нём, конечно, всегда порядок, но не до такой же степени, чтобы ещё вазоны с цветами разводить!
— Да сюда вот, на перегородку.
— Чтобы этот букет все видели?!
— Конечно! Пусть завидуют!
Я горестно вздохнула и отправилась к Вике — за вазой. Самой большой. Вика, меланхолично обрабатывающая ногти пилочкой, выделила мне вазу, даже не поинтересовавшись, зачем.
Добрая я налила туда ледяной воды из кулера и, вернувшись на своё место, попыталась засунуть вазу вместе с цветами себе под стол.
— Сдурела?! — немедленно завопила Варя. — Такую красоту под стол. Вынай! Вынай, я тебе говорю!
— Не вынай, а вынимай…
— Какая разница! Вытаскивай! В кои-то веки такая радость — а ты её под стол… Садистка!
— Скорее, мазохистка, — пробормотала я, представив, сколько людей подойдут и спросят, откуда у меня такой букет и кто его подарил. И вот чего я врать должна?
Я вообще вру не виртуозно. Даже я бы сказала — хреново я вру. А во вранье что самое главное? Правильно — верить в то, что ты говоришь. А мне это очень сложно. Проще научиться летать.
Правда, распространялось это только на личную жизнь. По работе врать я, конечно, умела. Иначе не работала бы рекламщиком…
В общем, да — так и случилось. Как только на нашей с Варей перегородке появился букет цветов, к нам тут же повалили любопытствующие. И так как я понятия не имела, что отвечать, кроме «не ваше дело, подите вон отсюда», говорила в основном Варя.
Вот уж кто всегда умел виртуозно врать.
А потом, часов в одиннадцать, в офис зашёл Юрьевский. Если честно, я надеялась, что он не придёт на работу. Но он, увы, пришёл.
Ещё я надеялась, что он протопает мимо моего букетика и не заметит его. Но он, увы, заметил.
Кроме того, я надеялась, что он хотя бы промолчит… Но он, увы, не промолчал.
— Это что? — спросил генеральный, удивлённо разглядывая мою клумбу. — У кого-то день рождения? Юбилей?
— Нет, Максим Иванович, — ответила Варя весело, и я мысленно застонала. — Это за Светой нашей ухаживают!
Я закатила глаза к потолку. Может, там где-нибудь торчит крюк, на котором можно повеситься?..
Юрьевский молчал, переводя взгляд с меня на букет. Долго так молчал.
А потом молча развернулся и пошёл к себе в кабинет, оставив меня с совершенно мерзким ощущением чего-то неправильного и очень, очень плохого.
Стационарный телефон зазвонил примерно через час.
— Свет, тебя Максим Иванович вызывает, — пропела Вика мне в трубку. — Просил взять всё по «Эдельвейсу».
Ясно. Сейчас будет бить.
Я распечатала несколько новых файлов, захватила папку со старыми — и отправилась на экзекуцию в кабинет генерального.
Как там в песенке поётся…
«Так весело, отчаянно шёл к виселице он!..» Вот точно про меня.
Ну ничего — прорвёмся.
Вика в кои-то веки не занималась своими ногтями, а разбирала бумаги. Я шмыгнула мимо неё в кабинет Юрьевского, закрыла дверь и застыла.
Да. Вот он, тот самый стол, на котором он меня имел полторы недели назад.
Чёрт, тут действительно жарко, или мне кажется?
— Садись, — Макс кивнул на стул возле себя. Я послушно на него опустилась, прижала к груди папку с бумагами по «Эдельвейсу» и вопросительно посмотрела на генерального.
Вид у него был мрачный. Если бы Юрьевский был тучкой — клянусь, из него бы в этот момент пошёл дождик…
— Ну давай, расскажи мне, чем ты занималась последние два дня, — сказал генеральный едко и даже как-то язвительно. — Кроме часовых посиделок в переговорной и букетиков от бывших мужей.
- Предыдущая
- 20/41
- Следующая