Ад-184
(Советские военнопленные, бывшие узники вяземских «дулагов», вспоминают) - Иванова Евгения - Страница 76

Была у нас в Вязьме одна блаженная — Настенька, прабабушка к ней пошла, спросить. Только подошла, она ей и говорит: „Уходи, ничего не скажу тебе, ты мне не поверишь, уходи, ничего тебе не скажу“. Ну что ж, пришлось уйти. Стала на зеркале гадать… Вышел он к ней весь в крови и бинтах…

Фотография, к сожалению, сохранилось одна и нечеткая…».

Из воспоминаний Коньковой Елены Олеговны, внучки московского ополченца Дмитрия Васильевича Конькова (1901-09.01.1942, лазарет № 1 «Дулага-184»).

«Я являюсь внучкой красноармейца-ополченца Москвы — Конькова Дмитрия Васильевича, погибшего в „Дулаге-184“, 4(9) января 1942 г. Сейчас проживаю в г. Серпухове Московской области. Дед проживал по адресу: Москва, Б. Серпуховская улица, д. 46, корпус 17, кв. 445, м. „Добрынинская“.

Трудно описать словами наши чувства в тот день, когда мой сын Коньков Владислав Владимирович на сайте ОВД „Мемориал“ в списках погибших советских воинов лазарета № 1 немецкого пересыльного лагеря „Дулаг № 184“ нашел фамилию моего деда и своего прадеда Конькова Дмитрия Васильевича. Произошло это 24 декабря 2014 г. С первых дней войны, а именно 26 июня 1941 г., с Октябрьского вокзала Дмитрий Васильевич ушел защищать Москву, свою семью, свою Родину, и лишь спустя 73 года мы наконец узнали, где он погиб, а до этого для всех нас он считался „без вести пропавшим“.

Мой отец, Коньков Олег Дмитриевич, всю жизнь до самой смерти искал любые факты о судьбе отца, но, к сожалению, так ничего и не узнал о нем. В нашей семье бережно хранятся фронтовые письма деда. Мой отец любил их перечитывать, ведь в них больше всего Дмитрий Васильевич упоминает его, своего сыночка, „любимого мальчика“. Отцу было тогда всего два годика. Дмитрий Васильевич писал письма почти каждый день. Я хочу всех познакомить с выдержками из этих писем.

Первое письмо от 27.06.1941, в котором пишет: „Мы из Москвы отправились 26.06 1941 ровно в 7 утра, сейчас отъехали 500 км, но едем, не знаем, куда попадем“. Далее он пишет о том, что они находятся в городе Калинин (Тверь), что им до 4 июля 1941 г. не выдавали форму. До этого они ходили во всем своем и спали где придется. 4.07.1941 выдали форму, но ночуют они все время в лесу. Он в это время очень просит свою супругу Анну Степановну не забывать о нем, почаще вспоминать его и всех защитников родной Москвы, помнить о них. Письма приходилось писать в лесу, после боя. Говорит, что если бы не взял с собой денег, то „пропал бы совсем“. Но это было уже ближе к Вязьме. Он с товарищами покупал молоко и яйца, пишет, что в Смоленской Губернии народ очень жадный на деньги, „так и норовят ободрать нашего брата“. Во всех письмах передает свой привет и тысячу воздушных поцелуев своим детям: сыну Олегу и дочке Валентине, а также „отцу, матери и сестрам Марии, Таське и брату Кольке и зятьям Николаю и Илье и всем племянникам и всем знакомым“. Пишет, что очень обижен на то, что ко всем приехали жены в Калинин, а к нему никто. Так ему было тяжело. Просит свою супругу не писать в письмах „Красная армия“ (видимо, нельзя было). Далее в письмах он пишет, что его 3.08.1941 ранили в левую ногу, ранили ночью, почувствовал только утром, что ногу поднять не может. Пишет родственникам, успокаивает их, что рана не очень опасная, хотя изначально он ходил на костылях, а затем с палочкой. В это время он находится в полевом госпитале, все время спрашивает: „почему вы мне не пишете?“ Адрес был такой: Действующая армия, полевая почтовая станция № 41, штаб армии Г. Э. П. № 33. Он все время вспоминает о Москве, сожалеет, что нельзя ничего узнать о том, что там творится. Спрашивает про бомбежку Москвы, пишет, что им ничего не говорят об этом, „пешком каждый день делаем 95 км, так что прошли 4 дня. Сейчас нахожусь на огневой точке боя“. Пишет о том, что им выдали урны (в письме так написано) на свой прах, он заполнил все данные на свою супругу Анну Степановну, а вещи свои на сына Олега. И когда его убьют, то эту урну пришлют семье. „Нюра, прошу вас, не бросай сына Олега и Валю. Пускай растут, как-нибудь проживете. Они будут за меня получать. Как-нибудь проживут, может, и я вернусь, тогда жизнь пойдет по-другому“. Пишет, что находится на Западном фронте Смоленской области. Просит передать привет всем печатникам Московской печатной фабрики „Гознак“: Жильцову, Козлову, Яковлеву, Сказихину, Корноухову, Астахову, Александрову, Котову, р. (рабочему) Тарасову, Астахову, Александрову и начальнику цеха Медведеву. А также наладчицам: Насте Хлоповой и Т. Степановой. Может, родственники погибших из Москвы узнают своих родных среди этих фамилий.

Моя бабушка, Бакунина Анна Степановна, супруга Дмитрия Васильевича, тоже всю жизнь проработала на фабрике „Гознак“ помощницей печатника. В письме от 20.08.1941 он пишет, что „здоровье стало хорошее, стал ходить, наверно, скоро опять на свою позицию фронта“. Его адрес: полевая почта № 871, станция эвакуатор № 33. Очень переживает Дмитрий Васильевич, что нет ни одного ответного письма из Москвы. „Меня очень интересуют, Нюра, ваши земляки. Рязанских очень много я встречаю“. В письме от 02.09.1941 сообщает, что из госпиталя выехал 01.09.1941 в штаб батальона выздоравливающих (неразборчиво), „стою пока город Вязьма, но, наверно, немного постою, и отправят на фронт. Адрес после отъезда стал: Действующая армия, полевая почтовая станция № 871, почтовый ящик № 28 № 09“. В письме от 15.09.1941 его адрес: Смоленская область, г. Вязьма, Кировская улица, городок № 2, д. № 5. И вот, наконец, 19.09.1941 Дмитрий Васильевич получает письма от жены и детей от 25.08.1941, они где-то задержались, „ввиду того, что война“. В письме от 26.09.1941 получает перевод на посылку из дома и телеграмму от семьи, „как раз ко дню моего рождения“. Очень это поднимает ему боевой дух и настроение, и все же ему было обидно, что он на фронте три месяца, а получил только первые несколько писем. „Но и на этом огромное спасибо. Как только получил посылку, сразу почуял Москву“. В это время он находился в госпитальном батальоне, ждал комиссию, чтобы отправили в свою часть, „в г. Вязьма, наверно, еще пробуду дней 26. Так что думаю попасть сержантом, тогда останусь учиться здесь, а если врач не пропустит, тогда придется попасть в свою часть. Мой адрес: военная полевая станция № 873/550 Э. Г. Г.“. Приписка на обороте письма: „Малая Полянка, д. 7., кв. 9., Тарасовой Р.“. Последнее письмо получено от 23 октября 1941 года из Лосьмино. Пишет, что находится за Москвой. Когда он стоял на станции по Белорусской железной дороге, около кладбища, хотел побывать, „но не пришлось ввиду того, что попал в наряд, это было 19.10.1941. Когда мы шли по Ярославской, спешили очень, нигде не мог найти ни одной папироски. Неужели все увез Гитлер? Сейчас нахожусь на фронте, по проверочной комиссии нас из техникума увезли ночью 21.10.1941. Так что проезжал два раза Москву и не мог повидать, но, наверно, моя судьба такова. Нюра, прошу вас, передай привет всем моим родным и знакомыми и скажи, что я опять на фронте нахожусь и всем шлю свой привет и целую много раз, жму всем руки, остаюсь ваш друг Д. В. Коньков“.

Обращаясь к „дорогой супруге“, просит сказать зятю Илье Семеновичу, что от его деревни остались (неразборчиво) камни, что он „в ней был, когда шел из Вязьмы“.

Больше писем от Дмитрия Васильевича никто не получал.

Дальше, судя по всему, были ожесточенные бои в окружении, плен и страшная смерть от голода и мучений в немецком „Дулаге-184“. Я пишу все это в надежде, что, может, можно еще найти других родственников Конькова Дмитрия Васильевича.

Большое спасибо поисковикам и всем, кто занимается поиском погибших советских солдат, без вести пропавших, умерших в немецком плену от ран и мучений. Мы, родственники наших зверски замученных отцов и дедов, хотим сказать, что смерть в плену — это подвиг, они умирали, но не сдавались! И мы все хотим, чтобы место их гибели было достойно увековечено!»