Ад-184
(Советские военнопленные, бывшие узники вяземских «дулагов», вспоминают) - Иванова Евгения - Страница 24

Пленные работали на конных повозках — привозили на склады и сортировали трофейные снаряды и мины, захваченные немцами в боях, а также занимались заготовкой и развозом дров для отопления домов для немецких солдат и офицеров штаба, немецких госпиталей в городе, топкой печей, уборкой помещений штаба; небольшие группы (по 8-12 человек) работали в мастерской по дублению шкур домашних животных, в основном овечьих, из которых потом для немцев шили теплую одежду, рукавицы, по ремонту часов и т. д. Условия жизни в этом «малом» лагере также были тяжелыми, но появлялась надежда на выживание суровой зимой 1941–1942 гг.

Среди немецких солдат были разные по своему моральному облику люди. «Пожилые немцы, а также выходцы из рабочего класса сочувствовали пленным. Были случаи, когда пожилой немец, наблюдая за работой пленных, изнуренных тяжким трудом и голодом, говорил: „Арбайтен зи лангзамер“ — „Работайте медленно“. Но таких было мало. В абсолютном большинстве немецкие солдаты ревностно исполняли свой долг и требовали от русских пленных напряженного труда, без исключений. За любой случай, когда немецкому охраннику казалось, что пленный работает слабо, немец применял дубинку или другой способ принуждения» (из воспоминаний А. М. Петербурцева)[110].

О безжалостном обращении с военнопленными свидетельствуют многие очевидцы: «В середине января 1942 г., в одну из морозных ночей, когда на улице был мороз минус тридцать градусов, в Вязьму прибыл эшелон с пленными советскими солдатами, захваченными на линии фронта под городом Ржевом после неудачного нашего декабрьского наступления. Везли пленных в товарных вагонах несколько дней без пищи, раненых, обмороженных.

Выгрузили ночью на станции Вязьма и, с обмороженными ногами, гнали их через весь город. Некоторые пленные делали попытки спастись от холода, пытаясь войти в ближайшие дома. Здесь, на ступеньках домов, их настигал выстрел в спину от немецкой охраны. Стреляли без предупреждения. Один из таких пленных, с простреленной грудью, зашел во двор нашего лагеря. Часовой сжалился над ним и пропустил к нам в барак. Мы его накормили, чем смогли, и уложили спать. Но утром немцы пришли за ним в наш барак, забрали его и расстреляли. Утром, когда нас везли на грузовиках на станцию на работу по погрузке и разгрузке вагонов, нам представилась страшная картина: около домов по обеим сторонам улицы лежали десятки убитых наших солдат. Их никто за ночь не похоронил. Конвоиры убивали узников без всякого повода, для развлечения и для устрашения» (из воспоминаний А. М. Петербурцева)[111].

В статье В. Антонова «Вязьма сегодня» приведен со слов вязьмичей еще один случай, страшный для лагеря по своей жестокости и обыденности:

«Однажды пленный красноармеец нагнулся, чтобы поправить развязавшуюся обмотку. В ту же секунду к нему подскочил часовой и схватил за шиворот. Он приволок пленника в огород к старику и застрелил под окнами хижины. Судьба пленных находилась целиком в руках конвоиров».

Обстановка усугублялась бесчинствами со стороны лагерной полиции, которая находилась под покровительством немцев. В своих воспоминаниях А. М. Согрин свидетельствует:

«Вы только посмотрите, что вытворяют помощники Гитлера — черта ему в душу, эти с повязками на рукаве, бывшие уголовники и прочий сброд. Человек еще жив, а они его разувают и раздевают, и ко мне уже приходили. Никогда столько мрази я не видел, откуда они выползли? Они тут сами свои порядки устанавливают, им лагерь что дом родной, и им все едино, что советский, что немецкий, лишь бы пожива была. Эта шваль все награбленное меняет уже за колючей проволокой у местных спекулянтов на самогон и сало»[112].

М. В. Яковенко в своих воспоминаниях писал:

«В лагере полицаев называли „русские иуды"»[113].

Как вспоминает ополченец писательской роты 8-й ДНО Краснопресненского района г. Москвы, состоящей из литераторов и почти полностью погибшей под Вязьмой, Борис Рунин, не выдерживая изуверских условий, многие бойцы оканчивали жизнь в немецком плену самоубийством[114].

Факты злодеяний над советскими военнопленными в «Дулаге-184» констатируются в Сообщениях Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников и причиненного ими ущерба гражданам, колхозам, общественным организациям, государственным предприятиям и учреждениям СССР в разделе «О злодеяниях немецко-фашистских захватчиков в г. Вязьме, Гжатске и Сычевке Смоленской области и в г. Ржеве Калининской области»:

Немцы проводили в лагере политику, направленную на стравливание людей по национальному признаку и склонение их к предательству Родины, вербуя согласных работать на них пленных на службу в полицию и особенно выделяя среди узников украинцев. С. И. Анваер пишет, что в лазарете № 1 немцы отобрали украинцев и поместили в другой половине больничного барака. «Кормят получше, обращаются помягче, режим свободней. На рукавах повязка с буквой „У“».

В связи с большим количеством раненых и больных военнопленных в «Дулаге-184» немцам пришлось создать три лазарета в составе лагеря (лазареты создавались практически во всех лагерях военнопленных). Для их размещения в Вязьме были приспособлены три места, примыкающие к основной территории лагеря с разных сторон. Лазарет № 1 размещался по ул. Красноармейское шоссе, в зданиях старинной, начала XX века, городской «лютовской больницы». До вторжения немцев в ней находился советский госпиталь. Это подтвердили георадарные обследования территории воинского кладбища, проведенные в марте 2014 г. поисковиками Российского военно-исторического общества, в ходе которых в погребениях были обнаружены гробы, покрашенные красной краской, — так могли хоронить советских военнослужащих, умерших от ран в советском госпитале.