Возьми моё сердце...(СИ) - Петров Марьян - Страница 32

Блестят белоснежные зубы, и в свете фонаря вижу всё: и шальной бесовский взгляд, и припухшие влажные губы, и довольную усмешку человека, который добился желаемого. Вот только… как мне преподнесётся правда: прямо в лоб или в изощрённых загадках?..

— Рома — не твоя собственность. Он никогда ничьим не будет. Уяснил? Помчится, куда захочет, и сделает так, как в голову взбредёт. — немного резко проговорил Ваня, впитываю всё до последнего слова.

— С собой только не сравнивай, — ответил твёрдо, но спокойно, сейчас моей задачей было внимательно и осторожно вычленить провокацию.

— У меня с ним больше точек соприкосновения! И я его так не подавляю!

— Верится с трудом. Ладно, ваше прошлое — это не моё дело. Если у тебя всё, то я бы отчалил.

— Ты его не удержишь — потому что он не захочет! — срывается и зло цедит сквозь мелкие острые зубы. — Не нужны ему отношения.

— Знаю. Дальше что?.. — делаю голос ниже и строже, чтобы дошло, по-тихой начинаю сердиться.

— Мы только что с ним трахнулись! — почти срывается на крик и без страха смотрит мне в глаза. О, как! Сразу всех тузов на стол из рукавов.

— А Рома об этом знает? — хочется размазать по пухлым губкам грязную акулью здравствуйте ухмылочку.

— А как же: у меня до сих пор из задницы вытекает. Не до гандона было.

— Напиши это большими буквами и размахивай флагом над головой, — сую руки в карманы и небрежно обруливаю мелкого засранца, который почему-то даже не бесит. Его просто жаль. За то время, что я знаю Ромку, понял, что он… А что я о нём знаю? Дерзкий, безбашенный, хочу его практически постоянно, а он меня. И мне это ни разу не приснилось. Но пацан мне клятвы верности не давал, и ему ничто не мешает прогуляться налево, как впрочем и мне.

— Не думай, что удержишь его надолго! Он тебя скоро на хуй пошлёт, — кричит вслед, — и ко мне вернётся!

Не оборачиваясь, машу рукой:

— Стекло с тобой жрать, эмо-бой? Желаю удачи! — если бы мне сейчас каменюка в голову прилетела, нисколько бы не удивился. Предмета не дождался, а ушлёпок бесстрашный не выдержал. Подбежал и со всей истеричной дури мне ручонками в спину. А сам на ногах еле устоял.

— Да лучше уж стекло со мной, чем в ящик с тобой сыграет. Из-за такого уёбка, как ты, Рома брата потерял.

— Нитками не размахивай, а? — рычу настоятельно, и не выдержав, всё же крепко хватаю за руку. — Какого брата? Чего ты гонишь?

— Двоюродного! Пашку… под ником Май! Он хороший парень был! А его в бетон закатали… даже не нашли! Сволочи, вы! Все одинаковые! — я так и стоял, сжав и подняв руку Вани, пока тот беспомощно дёргался, пытаясь освободиться. — Знаешь, как ему тогда паршиво было?! А ты не знаешь! Ты нихуя о нём не знаешь!!!

Новость придавила тяжёлой плитой. Даже дышать стало труднее. Май… брат Ромки… Я говорил с ним о Мае, но белобрысый… Я подбирал слова, пытаясь снизить коэффициент гавнизма моей сказки, а он был в теме и молчал… Про совпадение имени и речи быть не могло. Май… точно… вот что билось на периферии сердца, пытаясь достучаться через заведомо приглушённый эфир памяти. МАЙ. Всё, что я хотел делать для него… Нет! Тот человек давно ушёл, и я с этим уходом смирился. А с Ромой меня накрыло другой волной. И его ни с кем не сравнивал, просто в нём растворялся. И нечем мне его было удерживать. Мы с ним равны в понятии «партнёры». Это сразу было ясно. Резонировали друг с другом, от того и звучали ярко, а не продавливали показные звуки. Кончал он со мной, теряя дыхание, по-настоящему… всем… и мои оргазмы захлёстывали, как прибой. Я таких полновесных и не вспомню. Розовые сопли? Да не хуя! Резко отбрасываю Ванькину лапку, тот чуть не завалился, выматерился подсевшим голосом, огляделся.

— Жалко, когда пацаны мрут молодыми. Только, похоже, Май-то святым ни разу не был. И вообще, претензии принимаю по средам и в письменном виде. А в другие дни — это тупая ревнивая истерика.

Снова разворачиваюсь, напоследок заметив, как накалились угольки глаз акулёнка. Ромка с ним спал раньше, мог и сейчас не устоять, потому, что сильный и неистовый, а таким нужно доминировать чаще, чем один раз в неделю. Ухожу… и хотелось бы с гордо поднятой головой, а подлючее ощущение, что не в сухую выиграл, а побили меня словами. Хорошо Ванька раунд отыграл. Расчётливо. Знает же, тварь, как побольнее зацепить, покорябать, чтобы заживало долго, а потом противно зудело.

Больше меня засранец не догонял. Не помню, на какой скорости дошагал до домика. Будить стуком не стал. Даже не сомневаясь, что бес уже там, открыл дверь дубликатом ключа. Ввалился в сгущённую теплоту с запахом сигарет и… его сна. Сбив осточертевшую обувь с ног, отчаянно тороплюсь его увидеть, мне это важно. Прохожу в комнату, на кровати в позе звезды раскинулось тело. Улыбка прошибает током: в футболке, в носках, но без трусов. Луна в наглую скользит серебристым светом по стройным ногам и светлой заднице. В дУше есть титан, и мне дарована благами цивилизации тёплая вода, чтобы ополоснуться и смыть с себя этот день. Натянув лишь трусы, добираюсь до кровати.

Не успел сесть, палец диверсанта оттянул резинку боксёров и, отпустив, шлёпнул меня по пояснице.

— Ни хуясе «я за тобой»… ммм… успел состариться… Леший… — бубнит злой сонный голос. — Я про труселя что-то непонятно сказал?

— Нет, — поворачиваюсь и пристально считываю с полуприкрытых глаз его взгляд.

— Когда я без трусов, ты слово «нет» вообще убираешь из своего лексикона, идёт? — лениво садится, сонно щурясь, и растирает глаза. — Тебе помочь раздеться?.. — уже с нажимом, начиная закипать на пустом месте.

Я просто беру его за руки… крепко сжимаю, чтобы он почувствовал мою силу в полной мере. Не хочу сейчас ругани по понятиям… хочу осторожного взрослого разговора по душАм. Мы упёрлись друг в друга и осознали, что это не игра. Как-то одновременно. Не сопротивляясь. И я не позволю внезапному порыву, сейчас порушить на хрен весь мой здравый смысл. Рома напряжён, но молчит и ждёт. Вижу это в тусклом свете дешёвенького китайского бра на стене. Радует, что не пытается меня укусить или отработать вину, ударяясь в дурачества. Понимает — я настроен серьёзно, и исполнять шута не стоит, как и не стоит врубать борзометр на полную.

— Сейчас ни хуя не лирическое отступление, а потом три вопроса. Хорошо? — кивает и расслабляет руки. — Я не смог ничем помочь Маю, потому что он почти всегда замалчивал проблемы. Может, мне не доверял полностью, может, был гордым, может, не хотел, чтобы я из-за этого грузился. Итог ты знаешь…

Смотрю в голубые Ромкины глаза: они спокойны… Я и не собираюсь пока тревожить глубже эту синь. Пока…

— Кто про Мая напомнил?

— Ты. Твоя периодически дурная беспечность.

Усмехается, пожимая плечом, облизывает нижнюю губу:

— Это мешает тебе снять трусы?

— Нет. Я встретил Ваню. А теперь начинаются вопросы. Готов? — не вижу мутноватой пелены дури во взгляде парня, сидящего напротив, пусть даже без трусов, и сводящего своим видом на «нет» всю серьёзность беседы.

— Погнали.

— Что у тебя с лицом и руками?

— Ты же встретил Ваню, и, похоже, всё прекрасно знаешь. Давай о том, про что он не успел тебе напиздеть. — досада постепенно просачивается через плотно закрытые двери. Рома тянет себе на ноги покрывало, прикрываясь и начиная кое-что осознавать. Я сейчас не дам тупо отшутиться, не позволю вывести меня из себя и не изменю тон голоса.

— Вот об этом и не успел.

— Он нарвался на дурную нетолерантную компанию. Я помог. Опиздюлился. Бывает. Или я мимо должен был пройти? — теперь досаду крупными кусками глотаю я. Фраза «Я же говорил о правилах», сука, неактуальна априори, ибо правила уже нарушены. — Кровью ты не истекаешь, значит, выстоял. А завтра при свете дня, если организаторы спросят о твоём мужественном макияже, готов ответить то же, что и мне?

— Шёл к домику, подскользнулся, упал, очнулся — губа разбита и руки. Привык на кулачках отжиматься — они сами произвольно при падении и сложились. А вообще… я хотел сказать, что это ты меня избил… и изнасиловал… прости, молчу. — прикусывает губу.