Истинный облик Лероя Дарси (СИ) - Петров Марьян - Страница 23

— Что… это такое?! Не хочу… Помогите… мне! — на мой хриплый полувой-полурык Макеев сгрёб меня сзади, блокируя руки вдоль тела и потираясь губами о мой загривок.

— Макеев, объясни мне, что это за хрень?! — рядом возник дрожащий, алый от гнева Луиджи. Он потрясал перед лицом Свята несколькими скреплёнными листами бумаги, испещрёнными подписями и печатями. — Откуда Комитет Международного Восточного Альянса по правам человека знает о Лерое Дарси?! Какое дело правительству России и её лизоблюдам-содружественным странам до проекта «Химера»?!

— Не шуми, высочество! Я предупреждал, что не позволю больше ЕГО использовать? Вы гнули свою линию! Оказывается, у Дарси прадед был уроженец Ростова-на-Дону, и поэтому Россия на полных правах вмешалась в ход эксперимента. С вами скоро свяжутся представители Альянса и обговорят новые условия, — выдаёт Макеев, бережно удерживая меня.

— Как ты успел всё это так быстро провернуть, бесноватое ты чудовище?! — шипел Сесилиа.

— Я его люблю! — прорычал Свят над моим несчастным ухом. От его хриплого и низкого голоса по моей коже словно промчался электрический ток. И я тихо, утробно застонал…

— М-м-м-м, па-а-апу твою-ю-юю-ю! — ноги подкосились, и по ним потекло… Если кто-то хотел побывать в аду, милости прошу в моё тело, которое отказывается быть моим.

— Ле-е-е-р, стари-и-и-ик! — Макеев подхватил меня на руки, словно я вдруг разом перестал что-либо весить и сам за себя отвечать. — Как же быстро ты… Э-э-ээ-х!

Роше совершенно бесцеремонно оттеснил андоррского князя к стене. Тот открыл было рот, чтобы возмутиться, но понял, что зрителей не будет.

— Свят, неси старосту в комнату! Мирро, чай с какой-нибудь мятой, обязательно тёплый! Рыжик, Ланс, в прачку! Чистого постельного несколько комплектов! Роук, проверь исправность бойлера! Нам понадобится много горячей воды! Макеев, приди в себя, хватит его обнюхивать! – проорал док.

Сквозь нестерпимый жар и спазмы боли я ощущал на своей шее дыхание Свята и губы, осторожно касающиеся моей кожи. Теперь каждая моя клеточка стала сплошной эрогенной зоной.

— Оста…вь, пусти-и-и, сво…лочь! Не…на…ви…жу-уу! — я задёргался на сильных руках, мои штаны набухли влагой и противно облепили ноги.

— Тихо, мой хороший, потерпи! — рокотал его голос, унося меня на седьмые небеса. Омеги так реагируют на своего альфу?! Это не просто плен, это безысходность! — Я не хотел, чтоб так… Господи… какой ты! Лер! ЛЕРКА МОЯ!

— Скоти-и-ина, не говори ничего-о-о-о! Заткни-и-ись! — я едва ли не кончал просто от ЕГО голоса. — Унеси-и-и меня-я-я куда-нибу-у-удь!

Когда я спиной ощутил горизонтальную поверхность, я вцепился в пояс своих штанов. Пальцы дрожали и не слушались. Свят перехватил, отвёл мои руки, расстегнул пуговицу, потом тугую молнию.

— Чёрт! Зачем… ты… свалился… на мою… бедную… голову?! — штаны стянули с меня одним махом вместе с мокрыми трусами, моё тело подпрыгнуло на кровати. — Что это?! — я растираю на ладонях густую слизь в кровяных прожилках, которую сам же исторгаю. Позорище, с большой буквы СТЫД!!!

Настоящая омежья смазка!

Меня забил нехилый озноб. Если так пойдёт и дальше, то Свят Макеев увидит меня в весьма нелицеприятном виде.

— В душ! — я раздет полностью в считанные секунды.

Меня вскидывают на могучее плечо и тащат в ванную. Там тело изнывает под горячими струями воды, и тянущая боль чуть стихает. Руки Свята обмывают мои бёдра и ноги, по-собственнически скользят в промежности, убирая сгустки обильной смазки. Потом в полусознании я ощущаю, как меня вытирают мягким полотенцем, одевают во всё тёплое и сухое, несут в постель. Я ною, требуя кофе, но в меня литрами вливают травяной чай с мятой. Я мечусь по кровати, не давая к себе прикасаться, пинаю, бью, срываюсь на дикий рёв. Потом меня снова моют и переодевают, делают укол обезбола, от которого я, спустя полчаса, проваливаюсь в сон.

Меня ласкают большие руки, гладят по груди, по животу.

— У кошки боли, у собаки боли, а у Лера… заживи!

Что за тупой бред?! Где я?! Что с моим телом?! Я начинаю тихо стонать, уползая из-под ладони Макеева.

— Лер, у тебя первая… тяжёлая течка… Ты как?

— Почему… ты рядом, сволочь?!

— Потому, что я единственный, кто справится с тобой, — я вижу его лицо в ссадинах и кровоподтёках, руки в лилово-красных синяках и царапинах. Я судорожно облизываю губы, альфа тут же суёт мне ненавистный чай с мелиссой. Я бью по руке, выбивая чашку:

 — Пошёл от меня прочь! Не хочу тебя видеть!

 — Да… да… да!

— М-м-м-м!!! — губы искусаны, между бёдер хлюпает мерзкая влага. А потом его сильные пальцы начинают настойчиво разминать мускульное колечко моего входа.

— Не трогай! — ору в голос, бью ногой, отбрасывая Свята к стене, успеваю заметить, что на нём уже нет одежды. — Я лучше сдохну, но ты ко мне… не… прикоснёшься!!!

Он поднимается с пола, чёрт синеглазый, сильный альфа с идеальным мускулистым телом, совершенно дикий, наглый хищник и снова подбирается ко мне, выбрасывая в пространство мириады феромонов, призывно рычит. С моих губ что-то течёт… Слюна?! Позорище в кубе, три раза в кубе! Я пускаю слюну на этого русского засранца?!

 — Макеев, не смей! УЙДИ!!! — я почти умоляю, сдерживаясь из последних сил.

 — Нет, старик, ты мой… Никому тебя… не отдам!

Мы падаем на растерзанные влажные простыни, боремся, сплетаясь воедино. В какой-то момент я понимаю, что уже не отталкиваю, а обнимаю… не молочу кулаками, куда достану, а оглаживаю твёрдое горячее тело… не выкрикиваю проклятья, а шепчу тоскливо…

— Ненавижу, сволочь любимая… Нена…вижу, скотина моя дорогая! Если ты хоть пальцем… ко мне прикоснёшься…

— И пальцем! И двумя… и, м-м-м-м… тремя… Чувствуешь, Лерка, уже три! — ты лижешь мою шею, вжимаясь сзади в спину. — Ты — узкий, горячий, ты — обалденный, стари-и-ик!

— Свят, сволочь, почему так… долго?! Как ты допустил, чтобы со мной… такое произошло?! — я падаю на спину, отталкивая любовника, моя кожа покрыта крупным бисером пота, его — следами моей ярости.

— Мне в тюрьме… пришлось посидеть… По сфабрикованному делу. Свои же и упекли, когда вернулся! Хорошо с одним авторитетом скорешился… Старый мудрый бета. Он и толкнул тему по старым связям, чтобы ко мне пустили правильных адвокатов. Лер, ты пойми… ВСЁ! Всё закончилось! — синие глаза сияют восторгом, бесенята в них танцуют неистовую джигу-дрыгу. — Я же… как только узнал, что тебя готовят к спариванию… У меня крыша поехала! Я чуть… Третью Мировую не начал! Лерк, хороший мой, вот так! Давай-ка, расслабься! — хрипит Макеев, и тут до меня доходит: сколько уже сдерживает себя мой мужчина. Сутки? Двое суток?

Он начинает целовать пальцы моих ног, посасывает их и слегка кусает, забрасывая мои ноги себе на плечи. Немыслимая, запредельно интимная ласка! Я выгибаюсь грудиной вперёд, кончая на собственные живот и грудь. Свят отмечает влажным языком весь путь по моей правой ноге от щиколотки до паха:

 — Думаешь, я бы допустил, чтобы это тело досталось в пользование кому-то ещё, кроме меня? — мужчина трётся щекой о внутреннюю часть моего бедра, отмечает кожу лёгким засосом. — Только я! Только со мной ты можешь быть таким слабым, не боясь ничего! Стони, плачь, я сберегу твою слабость!

Большие упругие губы уверенно вбирают мою каменеющую подрагивающую плоть, и я вновь взлетаю в небеса, в судорогах оргазма пытаясь удержать ошмётки воли и разума. У омег это состояние, что, вообще не прекращается?! Пульс зашкаливает. А сердце-то вообще выдержит, прогоняя по венам столько жидкого огня?!

— Свят, хватит… меня ломать! — выстанывают губы. — Не хочу, не могу-у-у… тебя прощать… И жить без тебя не могу! Тебя… так долго не было, гад! Нечестно!!!

— Не прощай! Ненавидь! Только… не убегай! — ты неизбежно и властно накрываешь собой, уже не сдерживаясь, с силой раздвигаешь мне бёдра, и моё горло лопается от дикого крика наслаждения.

Ты жёстко и до упора во мне!

Глаза в глаза, обмениваясь рваным дыханием, мы разлетаемся на миллионы чувств.