Любовь по обмену (СИ) - Сокол Лена - Страница 17

— О’k, pel’meni, — повторяю я и беру вилку.

Хозяева дома чуть ли в ладоши не хлопают, слыша, как я это сказал. Примерный мальчик, ничего не скажешь. Все рады.

Замахиваюсь столовым прибором над тарелкой и вдруг застываю. Меня осеняет. Смотрю на Зою, которая следит за каждым моим движением, и тихо произношу:

— Ты не сказала им, что я не был на занятиях, да?

— Da. — Хитро улыбается она, помахивая вилкой а-ля «ну, же, смелее, пробуй». — Вот выучишь русский и сам расскажешь. — Протыкает самый толстенький кусочек теста с мясом, хмыкает. — Если сможешь, конечно.

Я бы злобно прищурился, да на меня все еще пристально смотрят ее родители. Не хочу их расстраивать. Поэтому натягиваю улыбочку и насаживаю на вилку pel’meni.

— Сомневаешься, значит? — Спрашиваю, не глядя в сторону Зои.

— О, да. — Звучит в ответ.

Макаю в соус. В один, затем сразу в другой.

«Она думает, что мне слабо»

— Вызов принят. — Говорю и отправляю блюдо в рот.

Глаза на лоб лезут — такое оно горячее. Выдыхаю пламя, как огнедышащий дракон, и утираю выступившие слезы. Русские громко перешептываются, и мама виновато подает мне стакан питьевой воды.

— Спасибо, мэм.

Прожевываю, глотаю, запиваю, беру еще одно. Делаю в этом странном комочке из теста дырочку зубами и выпускаю наружу бульон. Дую и затем уже кладу в рот и жую.

— Мммм… — Прикрываю веки и признаюсь: — Вкусно…

— Vkus-na. — Подсказывает Зоя.

Неумело повторяю за ней русское слово, и на меня вдруг обрушивается чуть ли не шквал аплодисментов. Удивленно хлопаю глазами — в последний раз кто-то так радовался моим успехам, когда я научился ходить на горшок.

Зоя

Родители слишком бурно реагируют на любое движение Джастина, но плюс в том, что они не переигрывают — действуют искренне, ведь этот парень почему-то реально им нравится. Хорошо хоть их устроило объяснение, что он разбил лицо, навернувшись со скейта. Не представляю, как кудахтала бы мама, узнай она, что над ним издевались незнакомцы в первый же день пребывания в чужой стране.

— Дочь, скажи ему, что пельмени — это ерунда. — Отец отламывает большой кусок хлеба. — Другое дело — уха! Да на природе, на костре, в котелке!

Пельмень застревает у меня в горле. «Нет, папа, только не это. Не сейчас»

— Чем тебе пельмени не угодили? — Морщится мама.

— Я возьму парня с собой на рыбалку. — Отец гордо ударяет кулаком по столу, хлеб выпрыгивает из его пальцев и, прокатившись по столу, ныряет в чашку с соусом.

— Не-е-ет, — умоляет мама. Она устало откладывает вилку в сторону.

Джастина здесь никто даже не спрашивает. Парень еще не знает, что ему грозит опасность — он преспокойно жует свой ужин.

— Переводи, дочка, переводи! — Отец не на шутку заводится. — Поедем с ним на природу, наловим рыбы, сварим. — Выбрасывает вперед руку с выпяченным вверх большим пальцем. — Во будет!

— Ээээ… — Теряюсь я.

— Какая рыбалка, Миша? — Терпение мамы лопается. — Ты с рыбалки сам возвращаешься никакусенький, да еще и без рыбы! Этим летом, вообще, сапог потерял…

— С рыбой! — Не унимается папа. — Вспомни того сома в прошлом году. На семь килограмм вытянул, еле в ванной поместился.

— Ага. Скажи еще, что это ты его поймал.

— Ну, так привезли его ко мне домой? Да. Значит, я. — Отец поворачивается к Джастину. — Сом, знаешь, какой наваристый был? Жирный, вкусный! — Затем ко мне. — Ты не молчи, доча, переводи.

— Напоите мне парня до поросячьего визга, будет возле палатки валяться, даже удочек не увидит. Знаю я вашу рыбалку! Рыбу из магазина привозите, чтобы не позориться.

Папа темнеет — задето его самолюбие.

— Знает она! Ты меня перед иностранным гостем пьяницей не выставляй.

— Да я твоих удочек сто лет не видела, — усмехается мама. — Они у тебя, вообще, есть? Нет?

— Удочки мои в гараже все лежат. Что их таскать-то домой?

— В твоем гараже сам черт ногу сломит, тащишь туда всякий хлам и складируешь.

Джастин оживает: он услышал знакомое слово — «черт». Кажется, до него доходит, что за милым перебрасыванием фразами кроется настоящая перепалка.

— Да дай ты мне пацана приобщить к мужскому делу! — Папины брови сходятся на переносице.

Мне уже совсем не по себе.

Мама тоже не собирается сдаваться:

— Сына уже приобщил! Хватит. Бежит теперь от тебя с твоими рыбалками, как от огня.

— Пф! — Отец и здесь не теряется. — Степка наш в твою породу, в бабскую. А тут сразу видно — мужик. — Указывает в сторону Джастина. — Первый день в России, а уже по морде получил!

— Папа… — Сглатываю я, растерянно втягивая голову в плечи.

— А что? Будешь мне и дальше сказки рассказывать про скейт? Да его покатушки бы в двадцати метрах от дома закончились, до магазина по нашим дорогам не доехал бы.

— Миша… — Мама обмахивается салфеткой и виновато улыбается, косясь на американца. — Ты чего такое говоришь?

— В чем дело? — Аккуратно интересуется Джастин.

— Папа собирается взять тебя на рыбалку… — поясняю.

— Оу, круто. — Он мотает головой. — Мой папа только в офисе сидит. Да иногда в гольф играет. Рыбалка интереснее.

— Видишь? — Улыбается отец. — Он рад. Молодец, сынок. Тебе у нас понравится. Мы с тобой еще на охоту съездим — вот это точно самое мужское занятие, которое только бывает. — Мечет в мою сторону хитрый взгляд. — Давай, зайка, переводи.

— И на охоту… — добавляю я по-английски.

Лицо Джастина оживляется.

— Видел, как наш президент Путин на медведе скачет? — Папа гордо выпячивает грудь. — Вот, мы с тобой также будем.

Мама отчаянно фейспалмит. Зарывается лицом в ладони и качает головой.

— Охотник хренов, — теперь она смеется, — да у тебя ведь даже ружья нет!

— Эх, Людка, — он смотрит на нее по-отечески снисходительно. — В охоте же не ружье важно, а состояние души.

— Да. — Мама поджимает губы. — Толька твой сходил уже на охоту. Завалил лося, теперь до конца жизни будет штраф выплачивать.

Отец надувается, как мяч для фитнеса.

— Это не он. Это мы все завалили. Коллективно. Просто он мужик — взял на себя всю ответственность, иначе бы мы как организованная браконьерская группировка пошли под суд.

— Мужик, мужик… тьфуй. — Злится мама, возвращаясь к ужину.

— Заблажила… — Закатывает глаза папа.

Я сгораю от стыда. Прямо чувствую, как на мне сейчас вспыхнет платье.

— А на футбол он меня не хочет с собой взять? — Интересуется Джастин, как будто ни в чем не бывало.

— Что? Что он сказал? — Оживляется отец.

— На футбол с тобой просится. — Вздыхаю я.

Лицо папы сияет, как у кота, который только что налакался сметаны.

— С удовольствием! Сынок, как раз сезон начинается!

— Знаем мы ваш футбол… пиво, семечки… — начинает мама и, видя угрожающий папин взгляд, тут же прикусывает язык.

— Вообще-то, они любят друг друга, — говорю я, опуская взгляд в тарелку. — Вроде…

Джастин кивает, и дальше мы едим молча.

Когда ужин подходит к концу, американец помогает нам с мамой убрать посуду со стола.

— Почему вы не пользуетесь? — Удивленно интересуется он у нее, указывая на посудомоечную машину.

Я в замешательстве, но перевожу вопрос. Мама смотрит на Джастина так, словно он сморозил какую-то глупость.

— Потому что я вымою посуду лучше. — Отвечает она и включает в раковине воду.

А что, все очевидно. И даже логика присутствует. Перевожу ее ответ американцу, и того, кажется, тоже он устраивает. Поблагодарив маму еще раз, парень поднимается к себе.

Я тоже иду в свою комнату. Со страхом открываю ноутбук и пытаюсь дозвониться Славе. Он не отвечает — ничего удивительного, я бы тоже обиделась. Пишу длинное письмо, отправляю и всю ночь ворочаюсь в постели, то проваливаясь в сон, то снова просыпаясь. Вот только снится мне не мой парень, а крыша в вечерних сумерках, розовый закат, желтоватые листочки яблони и нечаянные прикосновения рук Джастина к моей коже.