Когда тают льды. Песнь о Сибранде (СИ) - Погожева Ольга Олеговна - Страница 27

Свечу перед уходом я погасил; отперев дверь, оказался в сумеречной галерее, освещаемой такими же тусклыми колдовскими факелами, какие я видел во внутреннем саду. Пламя в них оказалось зеленовато-синее, как северное сияние, и глаза от работы при таком свете, должно быть, уставали очень скоро. Но круглая галерея с множеством дверей, подобных моей – не перепутать бы, когда стану возвращаться – ближе к центру оказалась посветлее. Там, вокруг жаровни с колдовским огнём, стояли кресла, скамейки и длинные столы с оставленным на них беспорядком – какие-то свитки вперемешку с пустыми кубками, сушёными травами и начатыми бутылками вина. По вечерам здесь, вероятно, собирались адепты гильдии магов, обсуждая свои вопросы или попросту коротая время перед сном – сидеть в тёмных кельях поодиночке не очень-то весело даже колдунам.

Выход из галереи начинался с лестницы – она вела вверх и вниз, и я, поколебавшись, спустился вниз. Здесь ход раздваивался – один вёл ещё ниже, в подвалы, откуда из-за приоткрытой двери доносились не самые приятные запахи – запревшего тряпья и уборных – не вызывавшие никаких сомнений по поводу того, какие помещения находились там. Я свернул в другой ход, безошибочно угадав по морозному воздуху, что тяжёлые, обитые металлом двери ведут на улицу.

Снаружи бушевала метель; внутренний сад замело свежим снегом, неухоженный кустарник стремительно превращался в неровные сугробы. Я передёрнул плечами – вышел в объятия бури в одной рубашке – и решительно направился по скользкой каменной дорожке к соседней башенке. Путь мой пролегал через галерею; в бойницы со свистом влетал снег, внизу расстилалась пропасть: больше в такую погоду ничего не разглядеть, даже стены Унтерхолда далеко внизу, на том краю расщелины. Постройки между башнями – не то конюшни, не то оружейни – терялись в сплошной снежной стене разбушевавшейся стихии.

В соседней башенке оказалось поинтереснее: винтовые лестницы выводили в обширные помещения, где за закрытыми дверьми проводились занятия – я проскальзывал поскорее, испытывая непривычную неловкость – тренировочные залы соединялись между собой короткими коридорами, галереями и балконами, откуда двери выводили прямо на стены крепости. Я не открывал, чтобы не впускать вьюгу внутрь – за ними явно не пряталась та, кого я искал.

– Здравствуй, Сибранд, – нежный голос прозвучал, как звон колокольчиков. – Заблудился?

Я обернулся, тотчас упираясь взглядом в прекрасное, отстранённо-вежливое лицо. Девушка в окружении нескольких парней показалась незнакомой. Замысловатая причёска из белокурых локонов, дорогое платье, тонкий цветочный аромат. Совсем не такой была Эллаэнис во время нашего путешествия, когда я не раз уносил её на руках подальше от опасности. Смеялась звонко, расспрашивала, теребила меня чаще, чем я того хотел…

Теперь альдка смотрела на меня со скрытой насмешкой, да и поздоровалась, наверное, только затем, чтобы своим друзьям продемонстрировать. Вот, мол, поглядите на диковинку – варвар из стонгардской деревни приехал на обучение! Под перекрёстными взглядами молодых людей, окруживших Эллу, я едва не вспыхнул – давненько не ощущал я себя не в своей шкуре! Любопытно-удивлённые, презрительно-насмешливые и отстранённо-ледяные – эти взгляды прошивали насквозь, как острые иглы тонкую ткань.

Среди друзей Эллаэнис оказались одни только альды и брутты – ни сикирийцев, ни тем более стонгардцев я не заметил. Прекрасная нелюдь тем временем стряхнула невидимую пылинку с рукава нового платья и бросила что-то своим сопровождающим на альдском.

Ответом стал дружный, хотя и сдержанный смех, и новая порция брезгливых взглядов. Смотрели на мою потрёпанную одежду, на старые сапоги, на грубые руки и бородатое лицо, испещрённое пролёгшими от забот морщинами. Приехал на старости лет обучаться тёмным искусствам…

Все вопросы о том, куда подевалось сердце воздуха, где найти Деметру, и кто перетащил меня в келью, замёрзли на языке, осушив заодно и гортань. Не ждала моего появления юная альдка, не послушала бы и моих речей. Сам виноват – на что надеялся, стоя в таком-то виде рядом с утончёнными адептами тёмных искусств?

– Нет.

Эллаэнис вежливо кивнула и тотчас отвернулась, не тратя больше слов попусту. Ватага молодых людей последовала за прекрасной предводительницей, а я быстрым, хотя и нетвёрдым шагом направился обратно в метель.

Лишь оказавшись за пределами учебной башни, я почувствовал себя лучше – в своей стихии. Обманчивая стонгардская весна хлестнула меня по лицу острыми снежинками, обласкала обжигающе-ледяным дыханием, утешила воем беспощадных северных ветров. Особенно лютовала уходящая зима, когда вот-вот собиралась неизбежно отдать свою власть сырой, но такой долгожданной весне.

Не ощущал я ни пробирающего ветра, ни злых снежных вихрей на пути к главной башне крепости магов – там, в окнах, тоже горел свет, особенно яркий в сумерках. Если и прячется от меня госпожа Иннара, то здесь её искать самое место. Что бы со мной ни происходило, и о какие выбоины на дороге я бы ни споткнулся, а забывать о главной цели не имею права. У Олана нет другого отца! И совершать невозможное ради него тоже больше некому!

Тяжёлые двери поддались моему натиску, отворяясь почти без скрипа, и я вновь оказался в тех же залах, что и накануне. Вот только тогда сердце воздуха стёрло грань между настоящим и будущим, истинным и лживым, и я плохо запомнил тяжёлые гобелены, бордовые ковры и диковинные подсвечники на стенах. Башня магов будто вымерла: ни звука, ни голоса. Адепты, вероятно, уже заканчивали дневные труды и покидали учебные помещения навстречу тёплому ужину – вот ведь интересно, прислуга в замке тоже есть? – душевным разговорам в общей гостиной, и уединению в крохотных и по-своему уютных кельях.

Я миновал несколько лестниц и залов, но так и не встретил ни души до тех пор, пока за очередной дверью не наткнулся на дивный мир бессчётного полка книжных фолиантов. От неожиданности я не сразу подался назад, разглядывая длинные полки и шкафы с томами, а потому скрипучий, рычащий голос застал меня врасплох:

– Что ищешь, стонгардец?

Я удивился всё-таки больше, чем собеседник: зеленокожий оглум за широким столом своих эмоций не выдал ни словом, ни взглядом. Ни единый мускул не дрогнул на грубом лице, и красные глаза смотрели в мою сторону без всякого любопытства. Скорее, здешний диковинный библиотекарь испытывал лёгкое раздражение при виде позднего посетителя, только и всего.

– Я… как бы…

Красноречив я был только перед боем, когда требовалось подбодрить воинов, и на деревенских собраниях, где, впрочем, достаточно оказывалось краткого послесловия после того, как выскажутся все недовольные. В незнакомой обстановке я предпочитал молчать; до сей поры мне вполне удавалось, несмотря ни на что, как-то справляться с вызовами судьбы.

Кажется, последней это порядком надоело, и она всё-таки вытряхнула меня из привычной скорлупы. Защитный панцирь потерялся по дороге; мне предстояло обрасти новым.

– Ещё один тугодум, – рыкнул оглум, сверкая жуткими глазами. – Мало мне одного Мартина, ещё ты… Как звать?

– Сибранд.

Зеленокожий кивнул с таким видом, будто он моё имя запамятовал, а я напомнил. Пошамкав губами, отчего нижние клыки чуть прикусили верхнюю губу, оглум нахмурился.

– Долго на пороге стоять будешь? Холод впускаешь.

Я покорно шагнул внутрь, закрывая за собой дверь, хотя дел у меня в библиотеке не было. Пройдя в центр, где на истёртом ковре стояли скамьи и кресла, нерешительно остановился.

– Чего тут забыл? – помог мне оглум, опираясь локтями о стол. Красные глаза заинтересованно полыхнули и тут же погасли. – Неужели учиться?

Я кивнул.

– Деметра о тебе знает?

Я снова кивнул, не зная, как и объясниться. Дозволено ли мне говорить про артефакт, который я привёз с собой в обмен на обучение тёмным искусствам, я ещё не знал, а потому слова подбирал вдвойне осторожнее.

– Так это же тот, которого сердце воздуха чуть не сожрало, – пискнул из-за шкафа мальчишечий голос. – Я как раз из обсерватории спускался и на процессию наткнулся. Госпожа Иннара меня не заметила, а Люсьен зыркнул так красноречиво, что я тут же улетел обратно. Эллаэнис расспрашивать не решился: сам знаешь…