Проснувшееся зло (СИ) - Пенкина Анастасия - Страница 1

Кончики пальцев холодные, и густые ручейки крови кажутся совсем горячими. Они медленно стекают по пальцам, оплетая их влажной сетью, текут по запястью, спотыкаясь о белые незаметные волоски на коже, бегут по сгибу локтя и предплечья, затекают в ямку ключицы, а потом огибают грудь, сгущаясь в ложбинке, никак не в состоянии добраться до розовых вершинок сосков.

Пальцы сжимаются, выдавливают остатки драгоценных багровых капель, большая часть которых затекает в мой рот. Все, что не попадет внутрь, стекает по губам и подбородку, шее, и горячие карминовые ручейки встречаются в ямке ключицы. Много крови, очень много, она несет магию души, такую сладкую и питательную, помогающую медленно расцветать цветку надвигающегося экстаза.

Разрезанная в лохмотья высушенная плоть еще пару минут назад бьющегося сердца, отбрасывается мной в сторону. Падает к бездыханному телу, чью жизнь питало только что, а может, это того тела, что рядом? Взгляд немного плывет, но вполне способен разглядеть, что на земле — она усыпана телами, все с зияющими ранами на груди, они перемазаны кровью, вокруг высушенные сердца, и уже не понять, где чье.

Я стою босиком и чувствую сырость земли. Она пропиталась кровью убитых мной людей. Сотни, а может, и тысячи мужчин и женщин, девушек и юношей, стариков и детей.

Но мне все равно. Плевать. Зато внутри расцветает нечто, что заставляет меня летать, я не иду, а парю. Внутри больше ничего не болит. Я больше не испытываю ни гнева, ни боли, ни страха. Я желаю только одного — чтобы цветок, наконец, расцвел и остался со мной навсегда. Даже позволяю себе улыбнуться, думая об этом. Но это лишь привычное движение, рефлекс, и он пропадает, когда взгляд цепляется за знакомый силуэт мужчины. Рваные края раны сохранили часть рисунка, темные волосы и знакомые зеленые глаза — теперь они как мутное стекло, в них не осталось магии жизни.

Наклоняюсь и липкой рукой провожу по темным, все еще шелковистым волосам. Теперь мои пальцы не просто холодные — они леденеют. Этот загадочный цветок, что распускается в душе — замирает и того гляди завянет.

И снова приходит она — боль, что заполняет каждую клеточку, что заставляет одинокой волчицей выть по ночам, а когда сил не остается — боль заставляет задыхаться.

Мои крики тонут в воздухе, вмиг ставшем тягучим киселем. Я хочу развернуться и броситься бежать, но ноги вязнут в пропитанной кровью земле. Вот-вот и меня разорвет на куски — нужно бежать, но тело двигается слишком медленно.

— Василиса! — знакомый, чуть суховатый голос требовательно зовет меня. — Василиса!

Этот сон повторялся уже не первую ночь. Опять меня разбудила Лидия. Может, крики были не такими беззвучными?

Меня колотила мелкая дрожь, но на этот раз дело вовсе не в магических потоках. Это страх пытался выбраться наружу.

Реальная боль в душе уже притупилась. Я достаточно потратила времени на это, и спасибо Лидии за специальные сборы трав, что я пью уже третий месяц, уверена, они сыграли немаленькую роль в процессе моего душевного исцеления.

— Что-нибудь слышно о нем? — мой голос дрожал в одном ритме с телом.

Прабабушка отрицательно махнула головой. Она не спросила, о чем я, потому что точно знала — речь об исчезнувшем рубиновом сердце.

— Нет… — произнесла Лидия подтвердив, смысл своего жеста. Ответ вышел обрубленным — явно хотела сказать что-то еще, но промолчала, а значит, побоялась задеть мои не до конца зажившие раны. А значит, речь о Максимильяне или других Старцевых.

— Говори, баб, речь о нем…

— Фил мне звонил, — неохотно продолжила она, — он очень просит о помощи, ему и так тяжело…

Тут Лидия снова стала сама не своя. Не в первый раз она так напряглась, когда речь зашла о Старцевых, ее тело беззвучно вздрагивало. Не знай я ее, подумала бы, что она сдерживает рыдания. Но по кому? Сначала я думала, что это из-за меня она переживает. Но теперь есть сомнения. Я в норме, почти.

Не может же она скорбеть о смерти Северьяна Старцева, внезапной и, как любое убийство, трагичной своей несправедливостью. На тот прием я так и не попала. Что же там все-таки случилось? Мне никто толком так и не рассказал, а допытываться я не стала. Ясно мне было только то, что Максим теперь глава колдунов, а его отца кто-то убил. И благодаря этому мне позволено находиться в доме Лидии, пока я не буду «готова» к выполнению своих обязанностей.

Кстати об обязанностях. Кроме «кружка избранных», а это Старцевы, Демьян, предводители Новосибирского клана вампиров и, конечно, Пражский клан, никто больше так и не узнал о том, что я красная ведьма. Если в основном составе участников кружка я была более-менее уверена, то вот в вампирах с европейским акцентом — ни капли. Но к удивлению, моему и всего семейства Вершининых, слух о моей истинной природе сил не распространился. И даже более того, — как сообщил Ефимии Модест, Пражский клан если и покинул сибирские просторы, то точно не через аэропорт или железнодорожный вокзал.

Выбралась из постели и поплелась в ванную, прабабушка последовала за мной, она тоже только недавно проснулась и не успела переодеться в привычное строгое платье, будучи сейчас в синем халатике из тонкой воздушной ткани. Осенний воздух все больше наполнялся свежей прохладой, и поутру еще гуляли не стихшие с ночи сквозняки. Пальцы Лидии, тонкие, с чуть суховатой кожей, сжимали кружевные края халата, слишком усердно стягивая их, будто ей было холодно. Все больше я видела признаков сокрытия информации от меня.

Конечно, мне ничего не стоит все выяснить, но больше я не хочу видеть чужие души. Насмотрелась, хватит. И свою тоже не желаю видеть — никогда.

— Какого рода помощь? — поинтересовалась, промокнув лицо полотенцем.

— Кажется, речь шла о допросе подозреваемых или свидетелях, он слишком быстро говорил, теперь на нем висит весь колдовской аппарат управления, мальчик не готов к такому…

— Почему на нем? — оборвала Лидию, взгляд мой был готов уловить любой намек на ложь. Сердце уже и так нервно уменьшало интервалы между ударами, а я всего лишь подумала о нем, и о том, что с ним что-то случилось. Даже имя его вслух никто не говорил. — Почему на нем?! — голос меня явно подводил, чуть срывался от настойчивости вопроса.

— Я не хотела тебе говорить… — залепетала вдруг Лидия, что совсем ей не свойственно. Вот теперь я ее точно не узнавала и уже готова была нарушить данные себе обещания. И в первую очередь то, где речь шла о том, чтобы не заглядывать в чужие души. — Северьян скончался прямо на руках у Максима. Он все еще не пришел в себя, а перед этим еще…

— Да, еще рубиновое сердце украли, — перебила я ее и вставила свой вариант фактов, отягчающих душевное состояние Максимильяна Старцева. Услышать вслух о том, что случилось со мной, казалось невыносимым.

— Да, именно, — подыграла Лидия.

— Я помогу.

Да, я согласилась. С трудом мне верилось в это. Но, когда Лидия открыла часть информации о случившемся, сердце, так уставшее работать за последнее время, сжалось, причиняя боль своим неестественно сильным движением, будто хотело задушить, добить уставшую раненную душу, чтобы та больше не мучилась.

Перед завтраком я отправилась на уже ставшую ритуалом прогулку. Сейчас это было особенно приятным занятием. Сентябрь я любила всегда. Не только из-за своего дня рождения. Воздух в сентябре никогда не был душным. Незначительное понижение температуры придавало ему особую свежесть, а терпкий запах постаревшей листвы лишь добавлял ноты изысканности и ощущение чистоты. Краски смешивались, то теплые оттенки охры, то холодный и сырой асфальт в карминовых пятнах осиновых и рябиновых листьев.

Деревенская жизнь пошла мне на пользу. Как только я стала выбираться в лес на прогулки или просто бегать по вытоптанной проселочной дороге через поле, мое душевное самочувствие пошло на поправку.