Моя нечисть (СИ) - Волгина Надежда - Страница 13

Я придвинулась к нему ближе и прикоснулась к лицу. Здесь кора была еще мягче, нежнее, если можно так сказать. Нутром почувствовала, как Иван застыл и ожидает моей реакции. Дыхание его стало прерывистым, а пальцы сильнее сжали мою руку. Он явно волновался, а я получала ни с чем несравнимое удовольствие, исследуя его лицо, касаясь щек, носа, губ… Избегала только глаз, опасаясь, что пальцы может опалить их огонь.

Он выпустил мою руку и обнял меня за талию, притягивая к себе.

— Не страшно тебе?

Его лицо вплотную приблизилось к моему. Я улавливала запах хвои и еще чего-то очень приятного. Понимала, что так пахнет его обличие нечисти. Голова кружилась от того, что он находился рядом, что губы его практически касались моих. Внутренности скрутило в тугой узел, до такой степени захотелось его поцеловать. И я сделала это — приникла к его губам. В тот момент меня совершенно не интересовало, хочет он того же или нет. Мое желание было так сильно, что не удовлетвори я его, сердце не выдержало бы и остановилось.

Он ответил на поцелуй, и я растворилась в чем-то нереальном. Голова шла кругом. Этот запах, его немного шершавый язык, узловатое тело, которое уже вовсю обнимали и прижимали к себе мои руки… Все казалось мне настолько родным, хоть и непривычным, что я сама себя не понимала. Но только не покидала мысль, что даже такой он только мой. Что я могу любить его, как в образе человека, так и в обличие лесного зверя. И самое главное, я точно знала, что никогда он не сделает мне больно. Не потому, что была уверена в его ответных чувствах. Совсем нет. В них я, как раз, сомневалась и очень сильно. А потому что знала наверняка, что эта нечисть моя и добрая.

Он опустил меня на землю и какое-то время всматривался в мое лицо.

— Никогда еще в этом образе я не касался тела женщины, — вновь пробрал меня до мурашек его голос. — Боюсь сделать тебе больно…

А я уже вовсю ликовала. Значит, тормозит его не отсутствие ответного желания, а страх причинить мне вред. Но этого не будет. Я знала точно.

— Не бойся, — притянула я его к себе. — Просто люби меня.

В этот момент я ничего так сильно не хотела, как слиться с ним воедино, почувствовать его в себе именно таким.

Он снова накрыл мои губы, в то время, как пальцы его уже развязывали пояс туники и освобождали меня от невесомой ткани. На этот раз поцелуй получился более глубоким и страстным. Да и руки его не бездействовали, а уже вовсю гладили мое тело, заставляя извиваться от новых непередаваемых ощущений. Это было и приятно, и на гране боли, одновременно. Я сама себя не узнавала — страсть бушевала во мне такой силы, что я хотела, чтобы он действовал более уверенно, не боясь навредить мне. Даже если мне от этого станет больно, то это будет приятная боль.

Губы его проложили дорожку от лица к груди. Когда он накрыл ими напрягшийся сосок, я не выдержала и протяжно застонала. Я испытывала что-то настолько необычное и экзотическое, что даже забыла, где нахожусь. Все мои мысли и ощущения сосредоточились на его касаниях. А желание большего разрасталось внутри меня с бешеной скоростью. Он продолжал ласкать мою грудь губами, доводя до исступления, заставляя извиваться под ним от неконтролируемой страсти.

Я громко стонала, а между ног все пульсировало, мечтало, чтобы и там оказались его руки, губы…

Сама себя не узнавала, настолько полностью хотела погрузиться в пучину сжигающей меня страсти.

Рука Ивана замерла на моем животе, слегка надавливая на него, не двигаясь. Он оторвался от груди и посмотрел на меня.

— Боюсь сделать тебе больно, — пророкотал он.

— Продолжай, — только и смогла промолвить я, понимая, что это больше похоже на мольбу или стон умирающего. Но именно так я себя и чувствовала, отчетливо понимая, что если он сейчас остановится и не до ведет дело до конца и на этот раз, то я умру от разочарования.

Ноги мои раскинулись самым бесстыдным образом, приглашая его устроиться между ними.

Когда он накрыл меня своим телом, окутывая древесным запахом и теплом, я поняла, что сейчас получу долгожданную награду. Обхватила его руками, уже не замечая, какое необычное на ощупь его тело, прижала к себе что есть силы и сосредоточилась на своих ощущениях.

Он проникал в меня аккуратно, миллиметр за миллиметром. Та часть тела, о которой я мечтала и не смела к ней прикоснуться, оказалась гораздо более гладкая, хоть и совершенно не такая, какие мне приходилось видеть и чувствовать в себе. Большой, упругий и немного шершавый он заполнил меня всю и лишь потом позволил себе задвигаться в любовном танце — ритмичном и доводящем до исступления, заставляющим безостановочно стонать и терять голову от все нарастающей страсти, пока мозг не взорвался в многоцветном фейерверке, и не излился нектар, даря мне невероятное блаженство.

Иван затих, давая мне возможность прийти в себя. Стоны мои перешли в рыдания, но это были слезы счастья. Никогда не думала, даже не подозревала, что секс может подарить такое удовольствие.

Стерев мои слезы губами и подарив еще один страстный поцелуй, он снова задвигался во мне, разжигая новый приступ страсти, еще более сильный, чем первый. На этот раз пика мы достигли одновременно. Краем сознания я поняла, что физиология нечисти ничем не отличается от человеческой, что он так же возбуждается и чувствует, возможно даже сильнее.

Когда страсть улеглась, сердца наши успокоились, Иван слез с меня и отодвинулся. Он сидел неподвижно, глядя вперед. Я ждала, что он скажет что-то, еще раз обнимет меня, подарит незабываемый поцелуй. Но ничего не происходило.

— Этого не должно было случиться, — окатил он меня ледяным душем.

На этот раз голос его пугающе прогудел в тишине леса. Я вдруг резко осознала, кто находится рядом со мной, словно спала пелена с глаз. Холодок пробежал по обнаженной коже, и я побыстрее закуталась в тунику.

— Ты тоже этого хотел, — пробормотала, отодвигаясь от него.

— Хотел, за что ненавижу себя.

— Но почему?

Я уже чуть не плакала. От страха, разочарования, чувствуя, как по моей любви сейчас топчутся его сожаление и раскаяние. Не о таком финале я мечтала. Хотя, скорее всего, я даже отчета себе не отдавала в своих действиях. Но и разочарования не ждала так быстро.

— Потому что я не человек, — прожег он меня своими горящими глазницами. Но длилось это всего секунду. Потом он снова отвернулся.

— Но ты хотел этого, — вновь пробормотала я, чувствуя, как горло сжимает спазм, — как и я…

— Но я не должен был этого допускать!

Вокруг нас поднимался ветер, и на этот раз я понимала почему. Иван злился, и во что это могло вылиться, я даже боялась думать.

— Случилось то, что должно было случиться, — торопливо заговорила я, чувствуя, как ветер все крепчает, рискуя перерасти в небольшой ураган. Меня уже немного потрясывало от его пронизывающегося натиска. — Бесполезно теперь сожалеть…

— Никогда. Слышишь? Никогда я больше не приближусь к тебе. Буду продолжать приглядывать, но на расстоянии. Почему именно тебя прислали ко мне?! — взвыл Иван, выпрямляясь во весь рост.

Меня же в этот момент чуть не опрокинул на землю резкий порыв ветра. — И ты не подходи ко мне!

Будем надеяться, что пребывание твое тут не затянется.

Не помню, как добралась до шалаша. Стоило уйти Ивану, как ветер подул с такой силой, что передвигаться я могла только на карачках. Слезы злости и разочарования застилали мне глаза. И на этот раз был не прав он, это я знала точно. Свои же страдания я не считала заслуженными, как и подобное обращение.

Оказавшись внутри шалаша, я без сил повалилась на ложе и, казалось, проплакала до утра. От боли, что поселилась внутри, я перестала видеть то, чему могла бы радоваться.

И вновь потекли мои «дни после Ивана» в волшебном лесу. То, что случилось между нами в ту ночь, я не могла не вспоминать. Только радости эти воспоминания мне не доставляли. Несмотря на удовольствие, которое, я точно знаю, и он получил тоже, уверенность, что он не нарушит данного слова, во мне только крепла. И это сводило с ума. Сама я тоже боялась приблизиться к его жилищу даже на пушечный выстрел. Какая-то сила удерживала меня. Росло подозрение, что слову или мыслям моим не делать этого, Иван не поверил и принял соответствующие меры. Заклинание он что ли какое наложил? От этого настроение мое держалось между отметками «плохое» и «отвратительное».