Черный Король (СИ) - "Demon Karol" - Страница 26

   За гранью тьмы их пальцы переплелись, и длинные острые ногти врезались в ладони Анны, а губы в поцелуе оказались вовсе не отвратительно-солеными на вкус, а сладкими, как ветер, унесший все мечты и иллюзии и подаривший аромат густого розового варенья, в которое щедро насыпали тростникового сахара и заморских трав. Черные волосы короля пологом укрывали их интимный мрак, в глазах светилось запредельное ожидание, что Учинни позволит себе отвечать на ласку.

   Разум девушки постепенно погружался в дурман от поцелуев, разжигающих не хуже уколов, которыми ее пытали прошлой ночью. Но сейчас не было вспышек боли и сладострастия, от которых все тело выворачивает похотью и мучительной мольбой. Нет. Мягкий жар – именно так можно было охарактеризовать творящееся с Анной. Всепроникающий, заставляющий кровь бежать все быстрее, наполняющий стуком виски и алыми каплями порезы на теле. Потерявшаяся во времени и пространстве, она становилась беглянкой от реальности в тьму, которая на этот раз виделась манящей для слепца, каковой стала пленница.

   Темнота, сладость, милость легкой боли, жар, жажда, наполняющая похотью чресла…

   Анна застонала, и это оказался первый звук, кроме сдерживаемых всхлипов слез боли и страха.

   – Еще, – попросил король, приближаясь, не осыпая поцелуями, как ранами, а только дыша прохладой в полуоткрытые губы и забирая себе теплое дыхание, теперь открытое, словно лепестки расцветающего цветка. В этот час, на краю рассудка, вдали от разумных объяснений происходящего, вдали от существующего мира Учинни стонала для него одного, выгибаясь навстречу и желая так, как никогда раньше, как будто ее манило нырнуть на дно омута и остаться в безграничной власти.

   Король развязал ленту, туго стягивающую шею, освобождая и оглаживая взглядом венку, бьющуюся в ожидании первого прилива страсти. Поднял глаза на подбородок, на линию губ и тонкие очертания крыльев носа, которые судорожно вдыхали воздух, на дрожащие ресницы... и вновь попросил:

   – Еще!

   Анна всхлипнула, с трудом втягивая в себя воздух, ставший вдруг невообразимо плотным. Оставшаяся одежда шершаво терлась полосками ткани о тело, причиняя муку, и от нее невообразимо хотелось избавиться, особенно от юбок, казалось, сжимавших все плотнее.

   Не смеющая произнести ни слова девушка потерлась о мучителя. Она помнила, знала, что будет после этого, но одурманенный рассудок и тело требовали сейчас только одного – разрядки.

   Короля не пришлось просить дважды. Желания овладевали девушкой все сильнее, и требовалось как можно благоразумнее обойтись с земной одеждой, чтобы потом вернуться в мир живых, а потому пришлось действовать осторожно и кропотливо, ласкать поцелуями и оглаживать ноги, прикасаться к бедрам, подталкивая их вверх, пока одежда была выброшена.

   Эта мягкость и нежность так контрастировали со всем, что было до этого, что Анна даже забыла, с кем она сейчас находится. Король не мог так поступать – сидело накрепко в голове, вбитое условными рефлексами еще с детства. Но с кем она? Невольнице тьмы, каковой стала Учинни, было все равно. Главное то, что происходило прямо сейчас, и девушка, уже не скрываясь, постанывала и кусала губы, помогая себя раздевать.

   А потом король подсказал девушке движениями обнять себя и вошел в нее, чувствуя, как и вчера, трепетную дрожь, наполовину смешанную со страхом ожидания и сладострастием, затопившим болезненные ощущения. Они сменились темными бутонами страсти, пронизывающими насквозь, как опасные сквозняки, навсегда заражающие лихорадкой похоти и желания получать все больше.

   От ощущения члена, раздвигающего неизбежной неторопливостью ягодицы и медленно входящего в тело, у Анны всколыхнулись все воспоминания. Но тут же пропали, растворились в очередной пульсации сладкой боли, что вдруг пошла из узора, проступившего над сердцем, и вышитого на живую на руке. Девушка заерзала тазом, невольно напрягая все мышцы, и обхватила посильнее ногами пленителя, побуждая того на активные действия. Прерывистое, нетерпеливое дыхание лишь подчеркивало и так явно чувствующееся состояние Анны.

   Теперь сшитое красной нитью стало частью общих вен, соединением их экзистенциального, неземного существования. Король двигался все резче, медленно обволакивая щупальцами, которые оставляли на коже много слизи, а потом стали толкаться в рот, заполняя знакомыми ощущениями. Скорее даже привычными, чем знакомыми. Казалось бы, небольшое смещение акцента отношения – и восприятие изменилось. В Анне не цвела дикая ненависть, которую не мог заглушить даже страх. Откинув голову, девушка облизывала щупальце, которое сейчас несло сладость поцелуя, а не мерзостную гнилость, неумело пыталась двигаться, потому что просто лежать было невыносимо, и цеплялась пальцами за короля, судя по слепым ощущениям – за плечи.

   Тот ответил жадно, изменяя ритм их близости, который обретал все больше смысла. То заполнял до отказа, то отпускал, то опалял огнем, то раздвигался в теле жарким пламенем, которое вспыхивало и прокатывалось по крови.

   Щупальце проникло в рот и гладило язык Учинни, которая отвечала теперь с желанием и постепенно увлекала и самого короля, пившего страстное дыхание.

   Несмотря на страсть, охватившую Анну и разгоняющую кровь, ее сердце билось все медленнее, будто подстраиваясь под пульсирование тьмы вокруг. Девушка дышала все чаще, пытаясь наполнить кровь кислородом, но это не удавалось, и перед глазами начали распускаться призрачные видения, вряд ли имеющие отношения к реальности.

   В них Король представал не чудовищем, несущим боль и унижение, а кем-то другим. Нет, он не превращался в свет или ангела, но качающаяся на иллюзорных волнах девушка, откровенно отдаваясь подземному монстру, начинала видеть в нем что-то глубинное, изменяющее представления, сложившееся с детства.

   В тех представлениях, сказочных, нарисованных скупыми иллюстрациями кошмара проявлялось бледное лицо с глубокими черными глазами без белков, с бледным лицом и черными, как крылья ворона, волосами. Оно выглядело почти маской, только умеющей менять выражения.

   И каждое из них сейчас овладевало Учинни, уволакивая все глубже, на самое дно, где смерть видится не разложением, а почти искусством перевоплощения во что-то новое, пусть и непонятное, но, несомненно, более прекрасное, чем жизнь.

   Король позволял видеть людей, окружающий мир словно изнутри, выворачивая наружу тела и души и скрепляя их скрепками, как порой соединяют листы бумаги. Исписанные черновики чужих судеб были замараны грязью, потом, кровью... И Король хотел, чтобы Анна видела... с ним.

   Девушка терялась в масках, неведомый хоровод целовавших ее, не пытаясь следить за ними глазами – от этого сразу начинала кружиться голова и подступала тошнота. Она была всего лишь человеком, только-только ступившим на странную дорожку во тьму, которую разостлал перед ней Король. Извиваясь от страсти в объятиях чудовища и умоляя его голосом и движениями, Анна все больше открывала разум, добровольно, но неосознанно позволяя менять себя, получая дар истинного зрения, доступного только потусторонним тварям. И не только ту малость, что в детстве, что-то намного большее.

   Маски все быстрее кружились перед глазами. Боль, удушье, тошнота и блаженство мешались, обретая общую нить и основу, и довольно скоро Анна жалобно замычала и кончила, теряя сознание. И напоследок на периферии сознания мелькнула мысль, что она забыла о чем-то очень важном…

   А потом – так неожиданно и робко – словно кто-то решил чуть дернуть Анну из долгого сна, которая сомкнула веки. Вокруг клубился туман среди старинного кладбища. Каменные надгробия густо поросли в некоторых местах мхом, сиреневые цветы у старинной ограды вились через ржавые прутья, а к Учинни склонился бледный молодой мужчина с темными волосами и бездонными черными глазами.

ГЛАВА 13

 Анна медленно моргнула, возвращая размытому миру ясность. Земля или что-то, на чем она лежала, впивалась холодом в спину, но это не шло ни в какое сравнение со стужей логова Короля.