Злая зима (СИ) - Ярошинская Ольга - Страница 18

— Ты меня еще больше заинтриговала.

— В общем, пикантных подробностей тут и так на десять томов.

— Но ее отчего-то интересовала именно Маржета, — заметил Брун и быстро выхватил конверт из рук Эльзы. — Ага, ага, — пробормотал он, читая выцветшие от времени строки. — Ого! Уф-ф-ф…

— Я предупреждала, — сказал Эльза, облизывая сок с губ. — У тебя так мило уши покраснели.

— Ладно, давай и вправду отвезем это письмо. А то как бы оно не самовоспламенилось.

У дома Маргери стояла машина с включенной мигалкой, желтые ленты перетягивали вход. Брун помрачнел, припарковался. Эльза глянула на него расширившимися глазами, прижала руку к губам.

— Брун! — в окно стукнул Кшистоф, его рыжие усы намокли под снегом и повисли унылыми сосульками. — А ну-ка, выйди, есть разговор.

— Сиди здесь, — сказал Брун Эльзе и вышел из машины.

Девушка смотрела, как здоровенный медведь угрюмо рассказывает что-то коротышке шефу. Тот поначалу кивал, потом, задрав подбородок вверх, стал комично подпрыгивать, потрясая в воздухе руками.

— Куда… болван… на остров… — донеслась до Эльзы обрывочная ругань. Брун еще покивал и, пожав Кшистофу руку, вернулся в машину.

— Маржета?…

— Умерла этой ночью, — подтвердил Брун. — Следов насильственной смерти нет. Вроде бы, плохо с сердцем стало. Однако дверь выбита, и вся квартира перерыта.

— Боже мой, — глаза Эльзы повлажнели. — Это из-за руки? Ее пытали?

— Нет, говорю же, — рявкнул Брун, сжимая руль. — Скорее всего, старушка умерла от испуга еще до того, как воры, или кто там, успели ее расспросить. Я рассказал Кшистофу о вчерашнем происшествии, о волках.

— И руку ему отдал?

Брун молча на нее покосился и снова уставился на дорогу.

— Объясни, чего ты за нее так вцепился? — взъярилась Эльза. — Теперь волки, или кто там, придут за ней к тебе! Они же наверняка тебя вчера узнали!

— Пусть приходят, — Брун улыбнулся, повернувшись к ней, и Эльза вздрогнула от его улыбки.

Эльза смотрела в окно машины, не замечая пролетающих домов, укрытых снежными шапками. В кармане ее пальто лежало письмо, которое обжигало каждого, кто читал его строки. Старушка Маргери любила и была любима, и прожила на полную катушку каждую из своих девяти кошачьих жизней. И, может, где-то там, на небе, похожем на серую стиральную доску, она встретила своего Дробовицкого. Там ему точно от нее не уйти. Смерть стирает все условности.

— Куда мы едем? — спросила Эльза.

— Хочу найти общину барсуков, она не очень далеко от города. Посмотрю, как там подготовились к зимней спячке. Обычно охотники выбирают одиночек, узнаю, кто решил отбиться от стаи.

— Это надолго?

— Как пойдет. А что, ты опять взяла билеты в театр?

В голосе Бруна прозвучал такой явный ужас, что Эльза улыбнулась.

— Нет, никаких театров на сегодня… Как думаешь, Маргери и Алекс Дробовицкий сейчас вместе? Сидят на облаке, держась за руки, слушают ангельскую музыку…

Брун хмуро глянул на Эльзу.

— Нет.

— Что нет?

— Я не верю во все эти сказки.

Эльза вздохнула.

— А я верила, раньше, до укуса. Говорят, у вампиров нет души. И я все думаю, что произойдет со мной? Это что-то вроде смерти?

— Меньше думай об этом, — пробурчал Брун, сворачивая на проселочную дорогу. Солнечные лучи пробились сквозь серую хмарь, заснеженные еловые верхушки вспыхнули золотом.

— У меня сейчас куча времени на размышления, — сказала Эльза. — А во что веришь ты, Брун?

Он пожал плечами.

— Мы живем, а потом умираем, вот и все.

— Серьезно? Ты не веришь в жизнь после смерти?

— Сидеть на облаке и слушать ангельскую музыку? Увольте, — хмыкнул Брун. — Мне и оперы хватило.

— Все-таки ты очень черствый, — вспыхнула Эльза. — И смерть Маргери тебя совершенно не задела.

— Мы ее практически не знали.

— И что с того?

— Она прожила долгую жизнь. Все умирают. И если я не размазываю сопли по рулю, это не значит, что я черствый.

— А я, значит, размазываю.

— Чего ты хочешь от меня? Уверений, что Маргери и Алекс сидят на облачке, свесив ножки вниз? И все у них зашибенно? Начнем с того, что вряд ли Дробовицкого пропустили бы на фэйс-контроле.

— Да как ты не поймешь, медвежья ты башка, что я говорю о себе! — выкрикнула Эльза. — Я боюсь, понимаешь? Боюсь, что это для меня не будет никакого облака! Останови машину!

Она дернула дверную ручку.

— Ты сейчас вывалишься!

Брун резко затормозил, брызнув снегом из-под колес, Эльза выпрыгнула наружу.

— А ну вернись! — крикнул он.

Брун вышел из машины, хлопнув дверкой.

— Я не собираюсь терпеть твои подростковые выходки! — рявкнул он.

— Я не подросток! — выкрикнула Эльза, не оборачиваясь. Она шла вглубь леса по тропинке, петляющей меж деревьями, проваливаясь по щиколотку в снег.

— Тогда остановись и давай поговорим как взрослые!

Она замерла, повернулась к нему. Дорожки слез заблестели на щеках.

— Я боюсь, что это моя душа не пройдет фэйс-контроль. Я не знаю, во что теперь верить. Я боюсь, что со мной случится что-то еще хуже смерти, понимаешь? Что меня не станет совсем. Нигде. Раньше я даже не могла предположить, что со мной может произойти что-то плохое. Я думала, у меня есть ангел-хранитель, кто-то, кто незримо меня оберегает. Но если бы он был, этого бы всего не случилось!

— Значит, теперь ты хочешь ангела, — вздохнул Брун и вдруг, раскинув руки, опрокинулся спиной на снег.

— Ты чего?! — вскрикнула Эльза и подбежала к нему.

Брун развел руками, лежа в сугробе, следы, будто от широких крыльев, отпечатались по сторонам. Он поднялся, попрыгал, отряхивая налипший снег.

— Ангел, — сказал он, кивнув на отпечаток.

— Это просто яма в снегу, — буркнула Эльза.

— Зато специально для тебя.

— Моя личная яма, спасибо, — хмыкнула она.

— Все, переставай плакать, — Брун стер большим пальцем влажную дорожку на ее щеке.

— Да я не плачу, — пожала плечами Эльза. — Просто глаза на солнце слезятся. Наверное, какая-то вампирская фигня.

— А раньше ты этого сказать не могла? — возмутился Брун. — До того, как я упал в сугроб. Там, между прочим, холодно! Давай-ка сама попробуй.

Он дернулся, чтобы ее поймать, и Эльза, взвизгнув, бросилась прочь. Она неслась по едва заметной тропинке, изредка оборачиваясь, чтобы затем припустить еще быстрее. Волосы вспыхивали рыжим, снежные комья вылетали из-под сапожков.

Брун нагнал ее у опушки, обхватив, повалил в снег. Эльза рассмеялась, ее щеки непривычно разрумянились.

— Тебе надо чаще бегать, — заметил Брун, вжимая ее рукой в сугроб.

— Пусти, — она, смеясь, пыталась оттолкнуть его, — что ты творишь!

— Ты разбудила во мне охотничьи инстинкты.

Эльза посмотрела за его плечо, и ее улыбка растаяла.

— Отпусти девушку, — произнес мужской голос, и Брун, обернувшись, увидел дуло ружья, направленное на него.

В сторожке, куда привел их мужчина, сидели еще двое.

— Отбой, — сказал один из них, с тонкими белыми усиками, в рацию. — Они у нас.

— Итак, — первый, подтолкнув Бруна в спину ружьем, сел на стул. — Зачем пожаловали?

Крохотное квадратное помещение, оббитое вагонкой, было натопленным и душным. Маленькое окошко запотело, влажные потеки располосовали его сверху донизу. Пахло жареной картошкой, луком и звериным мускусом. На одном из мониторов, показывающих зимний лес, виднелась машина Бруна.

Три оборотня, которые сейчас хмуро их рассматривали, были одинаково черноглазые, мелкие, с насупленными физиономиями, в вытянутых вверх ушах болтались зеленые бирки.

— Он говорил про охотничьи инстинкты, — повернулся первый к товарищам.

— Охотник-оборотень? — изумился усатый. Белые усики растянулись над его губой, как след от молока.

— Я не охотник! — возмутился Брун. — Наоборот.

— Дичь? — с сомнением оглядел его фигуру первый.