Зеленый человек - Честертон Гилберт Кийт - Страница 2

• Предыдущая
• 2/4
• Следующая

— Итак, — сказал Харкер (чья голова была полна книг типа «Стань сыщиком за десять дней»), — итак, это старый треугольник: несчастный случай, самоубийство, убийство.

— Несчастного случая быть не может, — отвечал полицейский. — Еще не стемнело, пруд в пятидесяти ярдах от дороги, а дорогу он знал, как свое крыльцо. Для него упасть в этот пруд — все равно что улечься в лужу. И самоубийство маловероятно. Адмирал был человек бодрый, преуспевающий, очень богатый, почти миллионер, — правда, это ничего не доказывает. И в личной жизни у него вроде все в порядке… Нет, его бы я никак не заподозрил в самоубийстве.

— Ну вот, — таинственно понизил голос секретарь, — значит, у нас остался третий вариант.

— Не стоит слишком спешить и с этим, — сказал инспектор к досаде вечно спешащего Харкера. — Конечно, хотелось бы выяснить одну-две вещи. Например, насчет имущества. Кто это унаследует? Вы, его личный секретарь, что-нибудь знаете о завещании?

— Я не такой уж личный секретарь, — ответил Харкер. — Его поверенные — Уиллис, Хардман и Дайк, Саттфорд Хай-стрит. Наверное, завещание у них.

— Что ж, пойду-ка я повидать их, — сказал инспектор.

— Пойдемте сейчас же, — сказал нетерпеливый секретарь.

Он беспокойно прошелся по комнате и снова взорвался.

— Что с телом, инспектор?

— Доктор Стрейкер осматривает его в полиции. Результаты будут эдак через час.

— Не слишком скоро, — сказал Харкер. — Мы сэкономим время, если встретимся с врачом у юристов.

Он запнулся, порывистость его внезапно сменилась смущением.

— Послушайте, — сказал он, — я хотел бы… мы все хотели бы, если возможно, позаботиться о ней… о дочери бедного адмирала. Она просила — может, это и вздор, но не стоит ей отказывать. Ей нужно посоветоваться с другом, который сейчас в городе. Это Браун, какой-то отец или пастор. Она дала мне адрес. Я не очень люблю священников, но…

Инспектор кивнул.

— Я их совсем не люблю, но я высоко ценю отца Брауна, — сказал он. — Я видел его в одном интересном деле, когда украли драгоценности. Ему бы стать полисменом, а не священником.

— Чудесно, — сказал секретарь, исчезая. — Пусть он тоже придет к юристам.

Так и вышло, что, когда они поспешно прибыли в соседний город, чтобы встретиться с доктором Стрейкером в конторе, они обнаружили там отца Брауна. Он сидел, положив руки на свой тяжелый зонт, и приятно беседовал с тем компаньоном этой фирмы, который сейчас работал. Доктор Стрейкер тоже прибыл, но, видимо, только что — он аккуратно укладывал перчатки в цилиндр, а цилиндр на столик. Судя по кроткому и круглому лицу священника и тихому смеху седого юриста, с которым он болтал, доктор еще не сообщил им печальное известие.

— Все-таки хороший денек, — говорил отец Браун. — Гроза, похоже, миновала нас. Были большие черные тучи, но я не заметил ни капли дождя.

— Ни капли, — согласился поверенный, поигрывая ручкой; это был третий компаньон, мистер Дайк. — А теперь на небе ни облачка. Прямо праздничный денек. — Он увидел посетителей, положил ручку и встал. — А, Харкер, как дела? Я слышал, адмирала ждут домой.

Тут заговорил Харкер, и голос его глухо разнесся по комнате:

— К несчастью, мы принесли плохую весть. Адмирал Крэвен утонул, не добравшись до дома.

Сам воздух этой конторы изменился, хотя люди не двигались. Они глядели на говорящего, словно шутка застыла у них на устах. Оба повторили «утонул» и взглянули друг на друга, затем — снова на вестника и стали его негромко расспрашивать.

— Когда это случилось? — спросил священник.

— Где его нашли? — спросил юрист.

— Его нашли, — сказал инспектор, — в пруду у берега, недалеко от «Зеленого человека». Он был весь в тине и водорослях, могли не узнать, но доктор Стрейкер… Что такое, отец Браун? Вам нехорошо?

— «Зеленый человек», — сказал отец Браун, содрогнувшись. — Простите… Простите, что я так расстроился…

— Расстроились? — спросил удивленный полисмен. — Чем же еще?

— Наверное, тем, что он в зеленой тине, — сказал священник со слабой улыбкой. И добавил тверже: — Я думал, это морские водоросли.

К этому времени все смотрели на священника, естественно, полагая, что он спятил. И все же больше всего удивил их не он — после мертвого молчания заговорил врач.

Доктор Стрейкер привлекал внимание и внешне: высокий и угловатый, он был одет вполне корректно, но так, как одевались врачи лет семьдесят назад. Сравнительно молодой, он носил длинную темную бороду, расправляя ее поверх жилета, и по контрасту с ней его красивое лицо казалось необычайно бледным. Портило его что-то странное во взгляде — не косинка, но как бы намек на косоглазие. Все заметили это, ибо заговорил он властно, хотя сказал только:

— Раз мы дошли до подробностей, придется уточнить. — И отрешенно добавил: — Адмирал не утонул.

Инспектор повернулся с неожиданной прытью и быстро спросил:

— О чем вы?

— Я только что осмотрел тело, — сказал Стрейкер. — Смерть наступила от удара в сердце узким клинком, вроде стилета. А уж потом, через некоторое время, тело спрятали в пруду.

Отец Браун глядел на Стрейкера так живо, как он редко на кого-либо глядел, и, когда все покинули контору, завел с ним беседу на обратном пути. Их ничто не задержало, кроме довольно формального вопроса о завещании. Нетерпение юного секретаря подогревали профессиональные церемонии юриста. Наконец такт священника (а не власть полисмена) убедил мистера Дайка, что тайну делать не из чего, и он с улыбкой признал, что завещание совершенно заурядно — адмирал оставил все единственной наследнице, и нет никаких причин это скрывать.

Врач и священник медленно шли по дороге из города к усадьбе. Харкер вырвался вперед, стремясь, как всегда, попасть куда-нибудь, но этих двоих больше занимала беседа, чем дорога. Высокий врач довольно загадочным тоном сказал низенькому священнику:

— Что вы об этом думаете, отец Браун?

Отец Браун пристально глянул на него и ответил:

— Видите ли, кое-что я думаю, но трудность в том, что я едва знаю адмирала, хотя хорошо знаком с его дочерью.

— Адмирал, — угрюмо сказал доктор, — из тех, о ком говорят, что у них нет ни единого врага.

— Полагаю, вы хотите сказать, — заметил священник, — что еще о чем-то говорят?

— Это не мое дело, — поспешно и резковато сказал Стрейкер. — Он бывал не в духе. Раз он угрожал подать на меня в суд за одну операцию, но, видимо, передумал. По-моему, он мог обидеть подчиненного.

Взор отца Брауна остановился на секретаре, шагающем далеко впереди, и, вглядевшись, он понял, почему тот спешит: ярдов на пятьдесят впереди него брела к дому Оливия. Вскоре секретарь нагнал ее, и все остальное время отец Браун созерцал молчаливую драму двух спин, уменьшавшихся с расстоянием. Секретарь, очевидно, был очень взволнован, но если священник и знал, чем именно, он промолчал. Когда они дошли до поворота к дому врача, он сказал только:

— Не думаю, чтобы вы еще что-нибудь нам рассказали.

— С чего бы мне?.. — резко сказал врач, повернулся и ушел, не объяснив, как закончил бы он вопрос: «С чего бы мне рассказывать?» или «С чего бы мне еще что-то знать?».

Отец Браун заковылял в одиночестве по следам молодой пары, но, когда он вступил в аллеи адмиральского парка, его остановило то, что Оливия неожиданно повернулась и направилась прямо к нему. Лицо ее было необычайно бледно, глаза горели каким-то новым, еще безымянным чувством.

— Отец Браун, — сказала она, — я должна поговорить с вами как можно скорее. Выслушайте меня, другого выхода просто нет!

— Ну конечно, — отвечал он так спокойно, словно мальчишка спросил его, который час. — Куда нам пойти?

Она повела его к одной из довольно ветхих беседок и, когда они уселись за стеной больших зазубренных листьев, заговорила сразу, словно ей надо было облегчить душу, пока не отказали силы.

— Гарольд Харкер, — сказала она, — рассказал мне кое-что. Это ужасно…

Священник кивнул, и она продолжала:

• Предыдущая
• 2/4
• Следующая