Русская армия между Троцким и Сталиным - Млечин Леонид Михайлович - Страница 2

А царь повредил себе и монархии безволием, ленью, беспечностью, пристрастием к вину (по-видимому), тугодумным подчинением своей обер-кликуше, неумением управлять, нежеланием, хотя бы на время войны, составить кабинет по образу конституции. Жалкие люди и жалка теперь, да и прежде, семья, несчастная семья! Нравственно, умственно и культурно обе главы семьи упали еще раньше переворота и окончательного падения».

В 1917 году действующая армия насчитывала больше семи миллионов человек, и от ее позиции зависела судьба страны. И с февраля по октябрь шла борьба за армию между Временным правительством, образованным Государственной Думой, и Петроградским Советом рабочих депутатов.

Социал-демократы победили в этой борьбе, когда решили включить в Совет еще и солдатских депутатов и полностью поддержали самые радикальные требования солдатской массы (история этой борьбы подробно описана в журнале «Вопросы истории», 2000, № 10). Солдатские депутаты принесли с собой огромный запас ненависти к офицерам, дисциплине, самой воинской службе и, разумеется, к войне.

Сразу после Февральской революции начался саботаж войны, солдаты хотели мира любой ценой. Саботаж выражался в разных формах, в том числе в дезертирстве, в чрезвычайно медленном передвижении частей, в постоянном требовании сменить фронтовые части и отвести их в тыл.

«Армия вконец дезорганизована, — докладывал сотрудник французской военной миссии в России Жак Садуль. — По вине командования, говорят большевики. По вине большевиков, отвечает командование. По вине и тех и других, считают люди. Действительно, армия находится в состоянии неслыханного упадка. Нехватка офицеров. Презрение к военачальникам. Дисциплина падает. Массовое дезертирство. Отказы идти в бой».

Комиссары, назначенные еще Временным правительством, сбивались с ног, переезжая на автомобилях из полка в полк, «уговаривая» солдат продолжать войну. Но уговоры помогали все меньше и меньше.

Временное правительство пыталось продолжать войну и поэтому требовало сохранять в армии дисциплину. Петроградский Совет, напротив, призывал к миру и отмене чинопочитания в армии, что и отразилось в принятом Петроградским Советом рабочих и солдатских депутатов приказе № 1:

«Отменяется титулование офицеров: ваше превосходительство, благородие и т. п., а заменяется обращением: господин генерал, господин полковник и т. п. Грубое обращение с солдатами всяких воинских чинов, и в частности обращение к ним на «ты», воспрещается, и о всяком нарушении сего, равно как и о всех недоразумениях между офицерами и солдатами, последние обязаны доводить до сведения ротных комитетов».

Приказ наделял солдата правом заниматься политикой — вступать в партии, участвовать в митингах, демонстрациях и вне службы вообще не обращать внимания на начальство:

«В строю и при отправлении служебных обязанностей солдаты должны соблюдать строжайшую воинскую дисциплину, но вне службы и строя в своей политической, общегражданской и частной жизни солдаты ни в чем не могут быть умалены в тех правах, коими пользуются все граждане. В частности, вставание во фронт и обязательное отдание чести вне службы отменяется».

Офицерский состав лишался какой-либо власти, которая переходила к солдатским комитетам. Приказ требовал передать «всякого рода оружие, как то: винтовки, пулеметы, бронированные автомобили и прочее», под контроль ротных и батальонных комитетов. Запрещалось выдавать оружие офицерам «даже по их требованиям».

С помощью солдатских комитетов армия фактически выводилась из подчинения командования, воинские части должны были руководствоваться указаниями местных Советов:

«Во всех своих политических выступлениях воинская часть подчиняется Совету рабочих и солдатских депутатов и своим комитетам».

Тем самым петроградский гарнизон уже в марте фактически переходил в подчинение Совету. Правительство лишалось власти над армией. В приказе № 1 об этом говорилось совершенно определенно:

«Приказы Военной комиссии и Государственной Думы следует исполнять за исключением тех случаев, когда они противоречат приказам и постановлениям Совета рабочих и солдатских депутатов».

4 марта приступил к исполнению своих обязанностей новый военный и морской министр Александр Иванович Гучков. Он назначил свою комиссию для реформ в армии, но был вынужден исходить из того, что уже решил Петроградский Совет. Поэтому приказ военного министра № 114 требовал обращаться к солдатам на «вы», отменял титулование офицеров и наименование «нижний чин» (теперь военнослужащих следовало называть «солдатами»), разрешал рядовым военнослужащим «курение на улицах и в общественных местах, посещение клубов и собраний, езду внутри трамваев, участие в качестве членов в различных союзах и обществах, образуемых с политической целью».

Временное правительство в марте 1917 года освободило солдат от обязательного исполнения религиозных обрядов и таинств. Доля солдат православного вероисповедания, которые причастились на Пасху 2 апреля 1917 года, сократилась до десяти процентов. А ведь годом раньше, на Пасху 1916 года, причастились почти все…

Моряки-балтийцы занимали самые радикальные позиции, требуя полной демократизации вооруженных сил. Морское командование и правительство не могли противостоять их напору. Поэтому на флоте перемены происходили быстрее, чем в сухопутных силах. Одно послабление следовало за другим, ломая привычные устои воинской службы.

8 марта 1917 года верховный главнокомандующий генерал от инфантерии Михаил Васильевич Алексеев разрешил снять накладные императорские вензели с погон и аксельбанты.

Но солдаты и матросы вообще требовали отменить погоны. Балтийцы первыми добились своего. Командующий Балтийским флотом по собственному усмотрению разрешил снять погоны. Вслед за ним, 16 апреля, последовал приказ военного и морского министра Гучкова — снять погоны на флоте «в соответствии с формой одежды, установленной на флотах всех свободных стран».

Еще 14 марта командующий Балтийским флотом своей властью отдал давно ожидавшееся на флоте распоряжение:

«Впредь до выработки устава внутренней службы разрешаю офицерам, матросам и солдатам вверенной мне флотилии брить усы и носить волосы по своему усмотрению».

Исполком Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов вообще требовал отменить в армии отдание чести.

Профессиональные военнослужащие считали немыслимым отказаться от этого ритуала.

Помощник военного министра генерал-лейтенант Александр Сергеевич Лукомский доложил министру:

«Отдание чести отменить недопустимо, ибо этим будет внесен полный раскол между офицерской и солдатской средой и это будет постоянной причиной для возникновения целого ряда крупных недоразумений… Считаю относительно отдания чести установить лишь взаимное приветствие, отменив отдание чести, становясь во фрунт».

Иначе говоря, военным предлагалось козырять, но не вытягиваться перед офицером в струнку. Но солдатам и морякам этого было недостаточно. Как и погоны, необходимость приветствовать офицеров считалась оскорбительной и унизительной для матросов, потому что подчеркивала подчиненное по отношению к офицерам положение низших чинов.

18 апреля последовал новый приказ министерства:

«На берегу вне строя отдание чести отменяется. Военнослужащие при встрече могут взаимно приветствовать друг друга, прикладывая руку к головному убору. Это взаимное приветствие, будучи необязательным, зависит исключительно от доброй воли и такта встречающихся».

Как и все, что делало в те месяцы Временное правительство, приказ был половинчатый и не устроил ни офицеров, считавших, что армия рушится, ни солдат, которые офицеров ненавидели и не хотели их приветствовать ни в строю, ни вне строя. 11 мая, когда Гучков покинул свой пост, глава правительства Александр Федорович Керенский, принявший на себя еще и обязанности военного и морского министра, разрешил солдатам вне службы вообще ходить в штатском.

Сам Керенский ввел новую моду —. военный френч и фуражка, но без погон, кокарды и знаков различия. Вслед за ним так же оделись все комиссары Временного правительства. После Октябрьской революции сходную форму носил Сталин, а подражая ему — и целая армия аппаратчиков.