За Кубанью
(Роман) - Плескачевский Лазарь Юдович - Страница 71

Ну, конечно, старый плут во дворе, он узнает голос Улагая, это чувствуется по тону вопроса:

— Кто?

— Открывай скорее, это я.

— Чтоб ты сквозь землю провалился, — бурчит Осман, оттягивая дрожащими руками засовы. Улагай входит в калитку, в руках у него маленький чемоданчик.

— Помощь твоя нужна, Осман, — говорит он. — Только быстрее… Привез еще сто пачек, нужно спрятать, потом хорошо отблагодарю.

Лицо Османа расплывается в улыбке: чемоданчик довольно тяжелый. Ничего, он с ним разберется.

— Покрепче запирай калитку и никого не пускай, — наказывает Улагай. — Кроме меня, ничего никому не давай. Даже Ибрагиму.

— Не дам, можешь быть спокоен, — уверяет Осман. — Тут один какой-то приходил, незнакомый, ничего ему не дал.

Калитка запирается, тачанки трогаются с места, проскакивают до конца квартала и останавливаются у забора. Улагай выжидает, будто пульс у больного считает: Осман запер дверь в дом… проскочил к тайнику… открывает его… Осман не выдерживает, начинает вскрывать чемодан. Пора! Аскер перелетает через забор, Улагай — за ним. Выстрел это получает свою порцию верный страж Медведь. Э, да старик в спешке и двери запереть позабыл. Они врываются в спальню Османа как раз вовремя: хозяин вылезает из подпола. Проворный, однако… Увидев старых знакомых, дико таращит глаза. Улагай не торопится.

— Иди-ка сюда. — Он манит Османа пальцем.

Осман медленно вылезает. Став на пол, пытается сдвинуть ногой стоящую ребром половицу.

— Аскер, помоги старому доброму человеку. — На лице Улагая нехорошая ухмылка. — Нашему благодетелю, патриоту, правоверному мусульманину… счастливому супругу…

Ему спешить некуда, без его сигнала бой не прекратится.

— Уходите! — вдруг взвизгивает Осман и бросается к столу.

— Старик! — грозно трубит Улагай.

Аскер пытается остановить Османа, но получает удар в живот. Старый скряга решил отстаивать свою казну до последнего дыхания. Аскер вскрикивает от острой боли.

— А, ты так?

Глухой удар. Осман падает. В ход пошли кованые каблуки. Живучий старик: воет, корчится…

— Хватит! — брезгливо сплевывает Улагай. — Полезай в подвал.

Аскер чиркает спичками, чем-то гремит и подает наверх обитый железом сундучок. Он не заперт — очевидно, Осман намеревался снова заглянуть в него.

Улагай приподнимает крышку.

— О! — вырывается у него: рядом с пачками кредиток — золото! Много золота. И камни. Он и не мечтал возвратить свой капитал с такими процентами — вскоре эти камешки ему пригодятся. В этот момент кто-то повисает у него на ноге.

— Э, сволочь! — Улагай опускает каблук на голову Османа. Тот затихает. — Убери его.

Аскер сталкивает тело Османа в подпол, ставит на место половицу. Подумав, подтягивает к ней шкаф: теперь хозяина не скоро разыщут.

— Почти все, что я оставлял, сохранилось, — замечает Улагай. — Надо бы это уложить…

Аскер приносит чемодан, наклоняется к сундучку и застывает. Улагай подозрительно оглядывает его.

— Я сам. А ты посмотри, что там на улице.

Аскер нехотя поднимается. Лицо его возбуждено, веки подергиваются, он тяжело дышит. Рот приоткрывается, вот-вот с губ сорвется какая-то фраза. Но страх перед Улагаем побеждает. Он выходит. Возвращается через несколько минут.

— Перестрелка продолжается, — докладывает Аскер. — Пальба далеко, видимо, Ибрагиму не удалось прорваться в аул.

— Возьми! — Улагай подает ему крепко увязанный чемодан. Подумав, подходит к лампе, швыряет ее на пол. Чиркает спичкой, бросает ее в керосиновую лужицу. Огонек неуверенно расползается по полу.

Они выходят. Тачанка у ворот. Улагай садится рядом с ездовым, Аскер пристраивается к пулеметчику. Улагай достает ракетницу, в воздух взвивается красный змей. Застоявшиеся кони срываются с места. Стрельба прекращается. Будто и не было ничего.

Обычно поздняя осень — самое веселое время в ауле. Полевые работы окончены, поднята зябь, пшеница обмолочена, а излишки ее проданы. Женщины сортируют, моют и сушат шерсть, мужчины гонят из проса искрящийся, похожий на разбавленное молоко хмельной напиток — бахсму. Парни торопятся завершить переговоры с приглянувшимися красавицами осенняя свадьба приносит счастье. Наиболее зажиточные то и дело отправляются в город за покупками.

В такое время особым вниманием пользуются шутники, рассказчики, выдумщики, мастера одурачивать. В розыгрышах участвует чуть не весь аул. Люди беззлобно потешаются над простаком, которого удалось поставить в неловкое положение. Некоторые кунацкие по вечерам превращаются в клубы, где можно услышать забавную историю, послушать гармониста, сыграть в шашки пли просто поточить языки. В кунацких от самых искусных рассказчиков тесно. Взрослые люди, забыв обо всем на свете, следят за забавными приключениями девочки-сиротки, восторгаются находчивостью Куйжия, который так ловко разделывается с великанами. Не беда, что все эти сказания уже знакомы, — слушать их никогда не надоест.

Но двадцатая осень двадцатого века вошла в аул не хозяином, а гостем. Неспокойно вокруг, тревожно в ауле, и в душу проникает неуверенность. Люди, чего никогда не бывало, по вечерам запирают покрепче ворота, не засиживаются подолгу у соседей. Изменился и характер рассказов в кунацких. Традиционные сказки о нартовских богатырях и Куйжие, спокойные и забавные, уступили место рассказам о необыкновенных рейдах конников Буденного, о кровавых похождениях Алхаса, Бандурки, Фостикова, о таинственных исчезновениях девушек и о многих других вещах, от которых под папахами самых смелых джигитов начинают шевелиться волосы. Послушав такие истории, люди расходятся по домам со смутным предчувствием неминуемой беды. Сон не идет.

Беспокойно и на душе Умара. В последнее время он стал просыпаться под утро в одно и то же время. Вдруг откроет глаза, будто кто-то его в бок толкнул, и сон мгновенно улетучивается. Умар прислушивается к тому, что происходит за стенами дома. Тихо, только осенний ветер по-вдовьи стонет. А может, наоборот? Может, это вдовий стон мечется по аулу, как осенний ветер? Сколько женщин не дождались своих мужей! Одни на фронтах головы сложили, другие без вести пропали, третьи в бандах околачиваются, четвертые — у Врангеля. Одна из таких вдов недавно вошла хозяйкой в его дом. Долго уговаривал— не соглашалась. А однажды пригласил в гости: «Зайди, мол, не обижу». Белла невольно улыбнулась: всему аулу известно, что Умар и мухи без причины не обидит. Заглянула по пути от колодца, с полными ведрами. Онемевшая от радости детвора во все глаза разглядывала застывшую с ведрами Беллу. За день сдружились навсегда.

И хотя теперь дома мир и благодать, беспокойство одолевает Умара. Вот и сейчас — на дворе темь непроглядная, а Умар лежит с раскрытыми глазами. Просто думает — ни о чем и обо всем. Что вспоминается, то и вспоминает. Он уже притерпелся к мраку, различает, как за окном шевелятся освободившиеся от листвы ветви липы. А мысли текут как река — нет им конца. В ушах звучит ночной выстрел, и острая боль пронизывает ногу. И одно-единственное желание — поймать бандита. Вспоминается возвращение Ильяса. Чего только не бывает в жизни — скрутит она иной раз человека так, что и своих не узнает. Заглядывали на днях Рамазан и Максим, предупредили, что по их предположениям Алхас что-то замышляет — надо быть настороже. А они и не дремлют — с таким соседом не разоспишься. Или вот вспашка. Разве думал он, что люди так дружно возьмутся? После схватки с Алхасом сами спрашивали, кому в первую очередь помочь. Умар с горечью признает, что лишь в день боя с бандой по-настоящему узнал своих односельчан. До того о многих был куда худшего мнения. Впрочем, кое-кто до создания отряда попросту боялся высказываться откровенно — недалеко до беды. А тут увидели: и на Алхаса управа нашлась. Но что же эти волки замышляют?

За окном появляются первые признаки утра — светлые блики на сером небе. Умар набрасывает бешмет, натягивает чувяки и выходит — чем так лежать, лучше дров наколоть: во дворе его уже давно поджидает коряга. Достав топор, примеривается — как лучше подступиться к этому суковатому уродцу. Вдруг слышит.