Сквозь инферно: За инфинумом забвения (СИ) - "Стефаний" - Страница 9

В Анклав принимали новых братьев, показавших себя умелыми в обращении с магическими искусствами и способен к их применению. И тех, кто попал в адепты Анклава, ждала трудная жизнь, потерянная в тренировках и обучению всех дисциплин, так или иначе связанных с магией.

Маги, как и профессор, жили в роскошных и прекрасных палатах, располагавшиеся на крыше и в подвале Академиона, став воплощением одновременно и эстетики, красоты и знаний.

И последнем звеном в этом иерархическом веере было славное Рыцарское Крыло, овеянное ореолом славы и легенд.

Они не просто боевой костяк ордена, прошедшие несколько тяжёлых десятков лет в тренировках и заданиях. Представители рыцарей способны были пройти буквально через Обливион в поисках нужного артефакта или предмета, переполненного тайной силой предмета. Их грозные, мрачные, но ужасно скрытные походы были воплощением мужества и отваги, вкупе с недюжинной находчивостью и умениями, ибо чтобы противостоять всем ужасам и кошмарам нужно было больше чем просто тренировки.

Рыцарское Крыло в своих славных походах добывало артефакты и знания, устраняло угрозы, грезившие уничтожить Орден и Тамриэль. Их доспехи и оружие были самыми лучшими, какие могли выйти из–под молота мастера, способными выдержать как испытание железом, так и воздействие магии. Рыцари были одними из самых образованных людей в Тамриэле, пройдя специальный курс обучения у профессоров Ордена.

Но даже среди этих воинов чести и силы были те, кто возвысился над всеми, достигнув наивысшего мастерства в обращении с оружием и впитав в себя могущественные познания в науках и магии. Те, кто приобрёл такое могущество стали воплощением всего могущества, умений, знаний, силы и благородство Ордена. Таких превознесённых называли «паладины». Именно когда меркла надежда, а враг пересиливал в разы, когда превозмогать уже было невозможно, а вокруг бесновались твари, призванные из самых мрачных глубин Обливиона, то тогда в бой входили паладины. Своим могуществом и мастерством они рвали, резали, крошили, выжигали и вымораживали любого врага, посмевшего встать у них на пути. Их старинные доспехи, отражавшие в своём блеске самые отвратительные лики тёмных сил, были наделены такими могущественными рунами и заклинаниями, что делали своего владельца просто неуязвимым к большинству оружия. Но их истинной защитой были не доспехи и щиты, а недюжинное мужество, благородство и вера.

Чтобы стать паладином, рыцарю необходимо было свершить такой подвиг, по сравнению с которым меркли бы большинство достижений имперского легиона.

Жили паладины вместе с остальными рыцарями на одном из ярусов башни, ставшим их вечным прибежищем. Рыцарей с паладинами было не так уж много, но они свою малочисленность они компенсировали опытом и подготовкой, став одними из самых почитаемых членов Ордена.

Но как бы выявлял Орден все свои угрозы и артефакты, если бы не свои шпионы и информаторы, которые широкой сетью легли на всю территорию великой континентальной империи. От вездесущего ока Ордена не уходил не один странный или несвойственный для норм случай. Именно в своём вечном бдении и поисках этой сети шпионов и находилось большинство артефактов, и устранялись мелкие угрозы, не требовавшие вмешательства даже одного рыцаря.

Шпионы и агенты Ордена могли решить локальную мелкую проблему бюрократического характера с государственными органами империи. Они могли имперские органы власти наводить на многие угрозы, привлекая для решения проблем местную стражу или легионеров императора.

В сети состояло множество людей: от нищих и обычных горожан до знатных имперских чиновников и командиров городской стражи. Чтобы стать агентом Ордена, необходимо было всего лишь оказать помощь рыцарям в их миссии и доказать свою лояльность. После своего задания помощнику предлагали работать на Орден, став его глазами и ушами. Большинство, конечно, соглашалось, желая хоть как–то помочь своей родине, ну и заработать очки морали перед имперским правительством.

Вся сеть имела свою сложную систему рангов и чинов, а так же способов доставки информации, но вся она подчинялась одному человеку, который служил лично главе Ордена.

Но всем кто–то должен был профессионально управлять, проводя единую политику и мудро направляя Орден в его пути по защите континента. Были те, кто обладал всей управленческой властью над иерархией. Над всем Орденом, стоял «Двуглавый Совет», ставший воплощением мудрого и строго управления.

В его состав входили всего две палаты: «Правая Голова» и «Левая Голова». Считалось, что «Левая Голова» была ответственна за мудрое управление и перераспределением ресурсов во всей структуре. В состав «Левой Головы» входили восемь иерархов, назначаемые либо главой Ордена, либо указами совета. Эти восьмеро были самыми умными и логически просвещёнными в сфере управления и политики.

Они занимались всей административной работой, держа в своих руках всё распределение ресурсов и координацией жизни во всём Ордене, а главное, они несли волю, главы всей структуры, и были его верными советниками.

«Правая Голова» представляла собой выбранных людей из всех страт Ордена, став местом представительства интересов любого звена иерархии. Обычно в «Правой Голове» заседали главы или их заместители каждой ступени в иерархии и даже те, кто не входил в эту лестницу. В эту «голову» входил: Гранд–Паладин, магистр рыцарей, совет Академиона, состоявший из архимага со своим заместителем – главой магического круга и старшего профессора, директория ремесленников, состоявшая из трёх самых умелых мастеров. Но под этой «головой», было ещё и «вторичное крыло», чьё мнение и просьбы всегда отводились на второе место. В нём присутствовали: крестьянский трибун, глашатай замка, ставший представителем прислуги в Ордене, лорд–коммандер стражи Цитадели и староста неофитов. Обычно слово представителей этих звеньев Ордена отводились на второй план, порой даже не присушиваясь к их мнению, выносились новые указы, ибо считалось, как можно слушать молодняк и тех, кто вообще не входит в структуру иерархии и следовать их слову.

Именно во время заседания двух «голов» выносилось большинство решений, от помощи пострадавшему от бури крестьянскому подворью, до перераспределения всех приоритетов и ресурсов между звеньями Ордена, тем самым позволяя действовать всей организации более эффективно. Сначала перед левой «головой» заслушивалось мнение и требования правой «головы», а потом, приходя к решению, удовлетворявших подавляющее большинство принимался «специальный указ двуглавого совета», становившийся, по сути, законом для Ордена, равно почитаемый с «Великим Кодексом».

Но главным лицом и управленцем во всём Ордене был Регент, назначаемый «двуглавым советом». Именно Регент вёл все дела с правительство и империи и национальными правительствами провинций. Регент издавал собственные указы и наравне управлял Орденом наравне с «советом».

Его слово закон. В его руках вся власть в Ордене, которая только могла быть. Перед регентом все были равны, несмотря на своё положение в Ордене. Каждый член Ордена или звено были строго подчинены Регенту, даже «двуглавый совет» был во многих сферах и аспектах подчинён главе структуры. И только «Великое Собрание» могло оспорить и отменить любое решение Регента. «Великое Собрание» созывалось восьмью иерархами, во время решений самых важных проблем и вопросов, способных определить жизнь Ордена. В состав «Великого Собрания» входили на равных все представители «Двуглавого Совета», с пятью представителями от каждого звена Ордена. И решения «Великого Собрания никто не имел права оспорить никто, даже Регент, разве что «Великий Капитулярий», ставший местом собрания всех членов Ордена и предопределявший само существование великой структуры.

Таков был славный Орден в годы своего пика могущества, когда его свет сиял ярче всего… в последние годы…

Глава четвёртая. Пришествие

Тот же день. Закат.

Вокруг царила полная гармония. Мягкий шум прибоя ласково игрался с шелестом сухого песка на пляже. Цветовое разнообразие этого места просто врывалось в разум, будто здесь сотворена некая магическая иллюзия, от которой солнце не слепит глаз, а все гаммы и оттенки стали мягче и приятней. Но вдруг вопрос, заданный грубым мужским голосом, разорвал лёгкую вуаль звуковой гармонии: