Время проснуться дракону - Ганькова Анна - Страница 17

Тогда Тай, не подходя к ним, направился к дому, бросив в сторону Ли:

– А ты оставайся здесь, в дом не смей заходить!

Но, не успел он дойти до крыльца, как из двери вывалился еще один мужик. Он был помоложе и бледный, но такой же всклокоченный, как и тот, над которым сейчас ворожил Корр.

Мужичок далеко не ушел – плюхнулся тут же на ступеньку, да там и остался сидеть, раскачиваясь из стороны в сторону и тихонько воя – жалобно так и протяжно. И только, горемычный, успел пристроиться на лестнице, как в проеме показался Вик с мутным взглядом – этот был не просто бледный, а прямо зеленый какой-то. Ни на кого, не обращая внимания, принц тихо-тихо по стеночки спустился и направился куда-то за дом.

« И правильно!» – решил Ли, оценив его состояние: «Негоже принцу блевать при всем честном сельском люде!»

Минуты ожидания тянулись долго. Во дворе ничего не менялось, если не считать лица мужика, постепенно приходившего к нормальному цвету. Видать, сказывалась ворожба Корра.

Бабища также голосила, девушки также тихо плакали и махали на нее фартуками, а народ, за забором, также волновался.

Устав ждать и решив, что про него все забыли, Лион потихонечку двинулся к крыльцу. Обойдя раскачивающегося мужичка на ступенях, он бочком протиснулся в дом… и почти сразу пожалел о своем опрометчивом поступке.

В сенях, тут же за порогом, на спине, раскидав руки, лежала молодая женщина, пригвожденная вилами к полу.

Крови было не много. Так, только возле зубьев, что впились ей в грудь, виднелись на белой рубахе небольшие пятнышки, особо не заметные среди соломинок и кусочков земли, осыпавшихся с неочищенных вил. Глаза убитой были широко открыты, их застывший взгляд, и выражение всего лица, говорили о крайнем ее изумлении в последний момент жизни.

От этой бескровной, но такой явной смерти совсем еще молодой женщины, от этих уже неживых, но еще удивленных глаз, Лиону тут же поплохело и захотелось поскорей уйти. И нет бы, ему вернуться обратно, но ноги сами понесли его дальше в дом.

А там…

Первое, что увидел Ли, ступив в комнату, была валяющаяся посреди нее разбитая глиняная статуэтка Светлого. И она, и кружевная салфетка, на которой та когда-то, стояла, и охапка бумажных цветов, служивших ей украшением – все было свалено в кучу и щедро полито чем-то красным.

Это же красное, размашистыми брызгами, было и на побеленных известью стенах, и на оконных занавесках, и на перекошенной скатерти стола.

«Как соком помидорным…» – почему-то именно эта мысль пришла в голову парня. Мозги, по ходу, начали уже отказывать и ни в какую не хотели признавать очевидного.

Из-за стола, полуприкрытые съехавшей скатеркой, высовывались чьи-то небольшие ножки в простых, с деревянными подошвами, башмачках.

Ли чуть продвинулся, что бы разглядеть получше. Но его взгляд наткнулся на маленькую девочку, может еще и грудную. Она, в ярком цветастом платьице, как брошенная тряпичная кукла, раскинув ножки и ручки, лежала чуть дальше кучи с оскверненной статуэткой Светлого… ее голова напомнила Ли о раздавленных ногой шершавых орехах…

Все перед глазами потемнело и поплыло, рот наполнился кисло-горькой слюной, а в животе вдруг взбунтовалась и полезла наверх обильная утренняя трапеза.

И ощупью, по стеночке, как давеча Вик, Ли двинулся на выход, уже не желая знать, что стряслось в этом доме… не желая смотреть, кто лежит там за столом… и даже не желая искать затерявшегося где-то Тая! В данный момент он уже вообще ничего не желал кроме одного – ему срочно надо было на воздух. На возду-ух!

Как прошел мимо убиенной женщины в сенях, как вышел за дверь, парень не помнил.

Приходить в себя он начал, когда в углу крыльца, где его выворачивало наизнанку, Ли посетила интереснейшая мысль – он оправдывал сие непотребство, твердя себе, что ему можно – он не принц!

А потом его подхватили сильные руки Тая, и под возглас: «Говорил же – не смей входить!», понесли к бочке с дождевой водой и стали умывать лицо, щедро поливая и на голову.

И вот только после этого мир вокруг перестал плыть в елозящей темноте, а проступил, как ему и положено, четкими яркими гранями. Оглядевшись вокруг, Ли понял, что пробыл в доме не одну минутку, как ему показалось, а гораздо дольше, и за это время во дворе произошли кое-какие изменения.

Баба больше не голосила, а мирно спала тут же на травке.

Девушки куда-то делись.

А толстый мужик был уже совсем не краснолиц, а вполне нормален с виду, если не считать его нервного подергивания себя за бороду.

Рядом с ним сидел тот, что выл на крыльце, когда Ли так неосмотрительно решил увидеть все произошедшее своими глазами, и еще один – из тех, что дом от любопытных односельчан охранял.

А самих любопытных за забором стало значительно меньше.

Возле сидевших под яблонями мужичков так же находился Корр и вернувшийся из-за дома Вик. А Тай, оставив его, Ли, отряхиваться от воды, также двинул к ним.

«Что делать? Да не че!» – бочком, бочком, Лион поплелся туда же.

Когда он подошел и, от греха подальше – чтоб не прогнали, пристроился за яблоней, бывший красномордый рассказывал, как дело было:

– Это ж доча моя старшая, Розанка, тут живет… жила, покою Светлый им дай! – мужичек оторвал руку от своей уж выдранной почти бороды и сделал Божественное круговертие. – С мужем и внуками моими. Хорошо жили – за восемь зим троих деток родили. Стог, муж-то ейный, не пил, руки не распускал, да и работал хорошо – несколько зим уж как свою черепишную мастерскую имел, а в ней человек пять наемных работников. Достаток у них в семье – дом полная чаша! Коровы две, овец десяток, свинка пол луны, как опоросилась – жить бы и жить в радости, детей поднимать… а оно, во-оно, что получилось… мать-то совсем от горю рехнулась! – кивнул он на толстую бабу, спавшую под соседней яблоней. И вздохнул тяжко так, безысходно.

– А с чего вы взяли, что это ваш зять такое зверство сотворил? И где он сам-то сейчас, и внук ваш? – задал ему вопрос Тай.

– Да это я сказал… – вступил в разговор тот из мужчин, что забор охранял. – Я сосед ихний, Дубном меня кличуть… – он мотнул головой, показывая на такой же добротный и ухоженный домик, сразу за забором палисада, и продолжил степенно:

– Седня ж солнце жарит, прям по-летнему, вот и решил я домой на полуденную трапезу сходить – поесть спокойно, да отдохнуть. Опосля вышел из дому, чтоб к реке, значить, к ямам идтить – работники ж у меня там, а успел-то только с крыльца спуститься, как вижу – Стог, с мальчонкой своим подмышкой, из ихнего дома выскакивает. Сам-то в одном исподнем и весь в кровище, а мальчонка-то молчит, кулем обвис в отцовских руках, глазенки только и таращит. Я уж потом смекнул, как в ихнем доме побывал, что от страха дитё ни живо не мертво было. А в тот момент я еще ничего не видал, думал, случилось че, помощь предлагать стал. А Стог уставился на меня, как будто я не по-людски говорю, а лягушкой квакаю, и побег вдруг в сторону леса. Аж босые пятки засверкали! Ну, я к ним-то в хату и кинулся, а там… ну, вы сами видали! Мне по началу тож плохенько было… – он сочувственно посмотрел, на бледного еще Вика. – А потом к родителям Розанкиным побег, да к Жниву – брату старшому Стогову.

Тут тот мужичок, что поначалу на ступенях отсиживался, в разговор вклинился:

– Че говоришь-то, а? Стог у нас всегда смирный был – мухи не обидит! И Розанку свою, и девок малых – ужасть, как любил! Он бы на них, ни в жисть бы руку-то не поднял!

– Да я, че видел, то и говорю – не в себе братец твой был… – стал оправдываться сосед.

– Так, все ясно, что ничего не ясно! Надо вашего Стога найти! – закончил разговор Тай и стал подниматься с земли.

А тут и девушки пришли и каких-то бабок в черном привели. Сами уж не плачут, хмурые и озабоченные только.

– Начнем мы, наверно… день-то жаркий. Вот плакальщицы пришли – они знають, что и как делать-то надоть. А маманька наша долго еще проспит? – обратилась та из девушек, что постарше была, сначала ко всем, а с последним вопросом к Ворону. Знать не сама баба-то затихла, а усыпил он ее. А младшая от этих слов сестрицы опять по-тихому в рев пустилась.