Волков лаз - Честертон Гилберт Кийт - Страница 5

• Предыдущая
• 5/6
• Следующая

Мистер Брэйн из индийской полиции пристально разглядывал новоявленный предмет и не сразу заговорил глухим, почти осипшим голосом:

— Ну и что? — сказал он. — Скорее всего это топор дровосека.

— Естественное умозаключение, — заметил Хорн Фишер. — Если вы встречаете в лесу кота, вы думаете, что это дикий кот, хоть он, возможно, только что нежился в гостиной на диване. И я, собственно, даже точно знаю, что это не топор дровосека. Это кухонный косарь для разделки мяса или чего-то там еще, который кто-то бросил в лесу. Я своими глазами видел его на кухне, когда раздобывал там мешки из-под картошки, чтобы преобразиться в средневекового отшельника.

— Тем не менее вещь не лишена интереса, — заметил князь, протягивая сей инструмент Фишеру, который взял его в руки и тщательно осматривал. — Колун мясника, проделавший мясниковую работу.

— Да, это в самом деле орудие преступления, — тихим голосом признал Фишер.

Брэйн не отрывал острого зачарованного взгляда от тускло-синего сияния стали.

— Не понимаю… — сказал он наконец. — Здесь же нет… здесь нет никаких следов.

— Он не пролил крови, — ответил Фишер. — И был, однако, орудием преступления. Преступник был на волосок от своей цели, когда орудовал им.

— Что вы имеете в виду?

— Его тут не было, когда он совершил преступление, — сказал Фишер. — Плох тот убийца, который не может убивать людей в свое отсутствие.

— Вам угодно загадки загадывать, — сказал Брэйн. — Если вы можете дать дельный совет, объяснитесь, пожалуйста, удовлетворительней.

— Дельный совет, какой я могу предложить, — задумчиво протянул Фишер, — это произвести некоторые розыски относительно местной топографии и топонимики. Говорят, у некоего мистера Приора был некогда хутор по соседству. Полагаю, кое-какие подробности из быта покойного Приора могли бы пролить свет на ужасное событие.

— И ничего более делового и остроумного, чем ваша эта топонимика, вы не можете предложить человеку, — с усмешкой сказал Брэйн, — желающему отомстить за своего друга?

— Да, — сказал Фишер. — И я доищусь до истины насчет этого лаза.

В ту непогожую ночь, едва сгустились сумерки, Леонард Крэйн кружил и кружил под сопровождавшим оттепель юго-западным ветром вдоль высокой длинной стены, замыкавшей небольшой лесок. Его подгоняла отчаянная тяга решить для себя самого загадку, бросавшую тень на его репутацию и грозившую даже его свободе. Полицейские чины, занятые теперь расследованием, его не арестовали, но он отлично знал, что, стоит ему дернуться, попытаться отсюда выбраться, его тотчас схватят. Беглые намеки Хорна Фишера, которые тот покуда отказывался развивать, подстрекнули художественный темперамент архитектора, и он решился прочесть иероглиф как угодно, хоть вверх тормашками, лишь бы докопаться до смысла; но сказать по правде, он не мог отыскать в стене ни малейшей щели. Профессиональное чутье ему подсказывало, что вся стена — единой кладки; и кроме обыкновенных ворот, ровно никакого света не проливавших на тайну, он ничего не находил хоть сколько-нибудь наводящего на мысль о тайнике и возможности побега.

Мечась по узенькой стежке между наветренной стеной и серо-призрачной излучиной деревьев, ловя взглядом отсветы гаснувшего заката, мигающие, как зарницы, меж грозовых летящих туч и постепенно уступавшие небо прозрачно-синему сиянию занимавшейся луны, он чувствовал, что голова у него начинает кружиться, покуда сам он кружит и кружит вдоль глухой и слепой преграды. У него ум зашел за разум, воображалось какое-то четвертое измерение, уже представлялось само лазом, лазейкой, дырой, куда проваливалось все и откуда все виделось под новым углом зрения и чувств, как сквозь магический кристалл, в новом свете, и в этих новых лучах, еще не открытых наукой, он различал тело Балмера, страшное, в кричащем пурпуре и жутком нимбе перемахивавшее над лесом через стену. И так же неотвязно мучила, донимала его мысль, что все это связано с мистером Приором. Ужасно было, отчего-то неприятно, что все всегда величают его именно мистером Приором, не иначе, и что приходится докапываться до корней происшествия в частной жизни этого покойного хуторянина. И ведь он знал уже, что расспросы местных жителей о семействе Приор ровным счетом ни к чему не привели.

Мистер Приор смутно виделся ему в цилиндре, со шкиперской бородой. Но у него не было лица.

Лунный свет креп и ширился, ветер разогнал тучи и сам улегся, улегся спать, а Крэйн снова вышел к искусственному озерцу перед домом. Почему-то оно выглядело сейчас особенно искусственным и деланным; сцена смотрелась классическим пейзажем с примесью Ватто: бледный от луны эллинский фасад и тем же серебром облитая весьма языческая и голая мраморная нимфа посредине вод. К немалому своему удивлению, подле статуи он обнаружил еще одну фигуру, почти столь же неподвижную; тот же серебряный карандаш обвел наморщенный лоб и напряженное лицо Хорна Фишера, все еще в одежде отшельника и в явных поисках отшельнического одиночества. Тем не менее он поднял взгляд на Леонарда Крэйна и улыбнулся так, будто только его и ждал.

— Послушайте, — сказал Крэйн, останавливаясь перед ним. — Можете вы мне что-нибудь рассказать про это дело?

— Скоро мне придется всем про него рассказать, — ответил Фишер. — Но вам, пожалуй, я заранее кое-что открою. Только для начала, может быть, и вы мне кое-что расскажете? Что на самом деле произошло, когда вы сегодня утром встретились с Балмером? Вы бросили свой меч, но вы же не убили его.

— Я не убил его, потому что я бросил свой меч, — ответил Крэйн. — Нарочно бросил. Иначе я за себя не отвечал.

Он помолчал и тихо продолжал дальше:

— Покойный лорд Балмер был господин радушный, весьма радушный. Он охотно привечал людей ниже себя и мог пригласить своего адвоката и своего архитектора гостить и развлекаться у него в доме сколько душе угодно. Но была в нем и другая сторона, которую они обнаруживали, едва пытались стать с ним на равную ногу. Когда я ему сказал, что мы обручились с его сестрой, с ним началось такое, чего я не могу и не хочу описывать. Он словно вдруг буйно помешался. Но дело, думаю, куда печальнее и проще. Есть такая штука — хамство джентльмена. И ничего отвратительнее я не знаю.

— Воображаю, — сказал Фишер. — Повадки благородных Тюдоров эпохи Ренессанса.

— Как странно, что вы это говорите, — продолжал Крэйн. — Потому что, покуда мы эдак с ним беседовали, мне вдруг почудилось, что мы повторяем какую-то сцену из прошлого и я действительно лесной разбойник Робин Гуд, а он воистину во всем своем великолепии вышагнул из рамы старинного семейного портрета. То есть это был хозяин, захватчик, который ни Бога не боится, ни людей не стыдится. Я, разумеется, бросил ему вызов и ушел.

— То-то и оно, — кивнул Фишер. — Предок был захватчик, и сам он захватчик. Вот и вся недолга. Все сходится.

— С чем сходится? — Тут Крэйн вдруг сорвался на крик: — Ничего не понимаю! Сами вы говорили, что секрет упрятан в этом лазе, в дыре какой-то, но никакой дыры в стене я не нашел.

— Ее и нет, — сказал Фишер. — В том-то и закавыка.

И, минуту поразмыслив, он прибавил:

— Если только не иметь в виду дыру в стене, разъединяющей эпохи. Ну ладно, я вам все скажу, если угодно, но это, пожалуй, будет непонятно без введения. Вы должны принять в расчет, какие подтасовки подсовывает большинству современных людей, неведомо для них самих, собственное сознание. Неподалеку в пригороде стоит, к примеру, кабак под вывеской «Святой Георгий и дракон». И вот, положим, я бы стал говорить, что на самом деле это вовсе «Король Георг и драгун». И многие, многие бы мне поверили, ничуть не усомнясь, смутно ощущая, что это вполне возможно, оттого что так прозаично. Нечто романтическое, легендарное мигом обращается недавним и будничным. И почему-то это кажется правдоподобным, хоть ничуть не подкрепляется доводами разума. Кое-кто найдется, конечно, кто вспомнит святого Георгия французских баллад и старых итальянских мастеров; но большинство и на секунду не задумается. Они подавят свой скептицизм из неприязни к скептицизму. Современное сознание не любит подчиняться авторитетам, но запросто сглатывает все, никаким авторитетом не подкрепленное. В точности так было и в данном случае. Когда кому-то взбрело на ум утверждать, что Парк Приора не имеет никакого отношения к приорам и монастырям, а назван так попросту по имени вполне современного человека, некоего мистера Приора, никто и не подумал подвергнуть эту версию проверке. Никто из повторявших эту версию не задался вопросом, да существовал ли когда-нибудь мистер Приор и почему же никто о нем не слыхивал, никто его не видел. А на самом деле тут было монастырское, приорское владение, разделившее судьбу большинства таких владений; то есть знатный вельможа просто захватил его грубой силой и превратил в свой собственный частный дом; он и на худшее был способен, как вы услышите дальше. Но я веду к тому, как срабатывает подтасовка; точно так же она сработала и в следующей части нашей истории. Этот околоток значится под именем Волковлаз на лучших картах, составленных учеными мужами, и те без тени улыбки, вскользь, упоминают, что неграмотные, старомодные местные жители произносят Волховклаз. Но произносится-то верно. Пишется неправильно.

• Предыдущая
• 5/6
• Следующая