Искаженное время (СИ) - "Deacon" - Страница 137

Если перенестись на несколько домов дальше и заглянуть в окно одного из них, то можно было увидеть, как кожа одной из самых богатых женщин этого города вновь начала сереть. Девушка изо всех сил пыталась совладать со своим недугом самостоятельно, но в итоге болезнь в очередной раз начала брать верх. С того времени, как Акана встретилась с Нефертари, она не пользовалась услугами своего «лекаря». С тех пор прошло четыре часа, и девушка уже начала подумывать о том, что она наконец справилась. Ин-теп отступил, сдался, но радость оказалась преждевременной. Теперь ее кожа начала сереть так быстро, что Акана буквально бегом бросилась в комнатушку своего раба, боясь, что каждый миг промедления может стать для нее последним. Но у дверей она все же заставила себя успокоиться. Первым делом она заметила поднос с нетронутой едой и кувшин, по-прежнему наполненный водой. Лесков демонстративно выставил это за дверь, не столь проявляя свою гордость, сколь желая не видеть искушения. Страх, что ему что-то подсыпят, не отпускал его, поэтому вода в доме Нефертари до сих пор вспоминалась Лескову, как самый вкусный напиток из всех, что ему доводилось пробовать. Какой к черту коньяк с каким-то там великим сроком выдержки, когда обычная вода может быть такой пряной.

Когда Акана зашла в комнату, Дмитрий стоял у окна. Он обернулся не сразу, прекрасно понимая, кто мог явиться к нему спустя пройденное время, но затем молча приблизился к своей гостье и посмотрел ей в глаза. Демон вновь отступил, позволяя Акане на какое-то время почувствовать себя в безопасности. Но то, как Дмитрий вел себя с ней, заставляло девушку злиться. В этот миг ей показалось, что она едва ли не ненавидит его. Ей захотелось немедленно сломать этого раба, который смеет смотреть на нее со снисхождением. И в тот же миг ее глаза окрасились черным. Ин-теп придавал ей сил, и Дмитрий сам не успел понять, как начал опускаться на колени. Вот только уже через миг Акана сама поняла, что тоже стоит на коленях, напротив своего раба. Несколько секунд оба растерянно смотрели друг на друга, а затем Акана не выдержала и внезапно тихо рассмеялась.

- Отец говорил про отражение, но я никак не ожидала, что мы будем похожи даже в упрямстве, - тихо произнесла она. – Всё слишком глупо. Я веду себя, как ребенок, не так ли? Ненавижу тебя настолько сильно, что пытаюсь подчинить своей воле. И подчиняюсь вместе с тобой.

Лесков едва заметно улыбнулся уголком губ.

- На твоем месте я бы больше заботился о том, как подчинить Ин-теп.

- Я забочусь, но мою ненависть к тебе никто не отменял, - Акана усмехнулась и поднялась с пола. То, что Дмитрий немедленно поднялся следом, вновь вызвало у нее улыбку.

- Точно, как отражение. Глядя на тебя, я вспомнила себя в детстве. Я очень боялась играть у священного водоема. Ты, наверное, не видел его, так как рабам не дозволено в нем купаться. Я помню, как сидела на берегу, и мне казалось, что в воде живет моя сестра. Когда она меня видела, то была либо испуганной, либо сердитой. И однажды одна из рабынь отца заметила мое поведение и сказала: а ты попробуй ей улыбнуться. Попробуй коснуться рукой ее руки. И с тех пор моя придуманная сестра была рада меня видеть. Больше мы не ругались и не боялись друг друга. Может, с тобой попробовать сделать то же самое? Начнем наше знакомство сначала. Например, прогуляемся по рынку. Купим еды и фруктовой воды, а затем пойдем к реке.

Лесков скептично слушал историю про отражение, однако слова о еде воспринял с куда большим воодушевлением. Голод был настолько сильным, что в последнее время Дмитрий начал ловить себя на мысли, что чаще думает о куске сочного жаренного мяса, нежели о побеге.

- Идем прямо сейчас, - с этими словами Акана первой вышла из комнаты. Лесков чуть помедлил, не желая показаться дворнягой, которой показали кусок колбасы, а затем неспешно направился следом за девушкой. Но выйти из дома сегодня им так и не удалось. Дорогу им преградил Эмафион, фигура которого появилась прямо перед ними.

- Отец! – воскликнула египтянка и с почтением низко поклонилась. Лесков нехотя поклонился следом, чувствуя, как в груди вновь вскипает злоба. Эмафиона он не видел с тех пор, как тот «наградил» его, и в этот миг ему до безумия захотелось, чтобы демон, находящийся в Акане, проснулся. С каким удовольствием он сейчас наблюдал бы за тем, как Ин-теп расправляется с ненавистным оракулом.

- Пришел новый день, - сухо произнес Эмафион, обращаясь к дочери, – а демон как владел тобой, так и продолжает владеть. Ты снова хочешь разочаровать своего отца?

- Сегодня я удерживала его дольше, - попыталась было защититься Акана. – В этот раз солнце поднялось гораздо выше.

- Нет, дитя моё, меня не интересуют передвижения солнца, пока ты не подчинила Ин-теп по-настоящему. А ты, по-моему, не хочешь ее подчинять. Теперь у тебя есть более интересные занятия. У тебя появилась новая вещь, которая сопровождает тебя повсюду, вызывая зависть у других господ. При этом ты позволяешь ему проявлять свой нрав. Рабы говорят, что твоя новая вещь смеет отказываться от еды и воды, а ты никак не приструнишь ее. Ты позволяешь ей такое поведение и тем самым унижаешь своего отца.

- Нет же, всё не так! – начала было Акана, но внезапно Эмафион с силой ударил ее по лицу. Вздрогнув, девушка прижала ладонь с ушибленному месту и почувствовала во рту медный привкус крови. Дмитрий не вмешивался. Он не пытался перехватить безобразную руку оракула, не собирался произносить устрашающую речь о том, что нельзя бить женщин. Лишь хладнокровно наблюдал. Теперь отношения в этой семейке становились ему понятнее, но, быть может, за столь сильным уважением к своему отцу девушка прятала ненависть? Ее глаза не увлажнились слезами, а вспыхнули яростью. Разумеется, лишь на мгновение, затем Акана вновь выглядела кроткой.

- Я люблю тебя, дитя, и хочу, чтобы ты понимала, что всё, что я делаю, это тебе во благо, - мягко сказал оракул, ласково погладив девушку по ушибленному месту. Его безобразный палец коснулся разбитой губы дочери, размазывая кровь. – Я хочу, чтобы ты старалась, Акана! Ты становишься зависимой не только от демона, но и от вещи, которую я приобрел для арены. Не для тебя. Вещь должна окупать себя. До боев осталось всего несколько дней, и за это время ты должна подчинить Ин-теп. Пусть вещь поможет тебе освободить ее наполовину, а затем ты будешь удерживать ее. Поняла?

- Отец, я не смогу, - еле слышно произнесла Акана. – Демон поглощает меня каждый раз, когда я...

Хлесткая пощечина заставила ее прерваться.

- Ты меня услышала, дитя, - тихо произнес оракул. – То, что ты стараешься, не оправдывает тебя. Если тебе будет спокойнее, вещь будет постоянно находиться при тебе. Будет спать у твоих ног, и ты в любое мгновение можешь ей воспользоваться. Теперь займись делом, Акана. Пока твой отец не начал сердиться. Ты же знаешь, я очень не люблю на тебя сердиться, ведь тогда случается нехорошее.

Лесков перевел взгляд на испуганное лицо Аканы, прикидывая, что творил с ней этот изверг. Хоть влияние отца и сильно на нее, но это лишь потому, что она считает его самым близким человеком, который якобы желает ей добра. А что если этот близкий человек станет другим? Впервые Дмитрий задумался над тем, чтобы поменять тактику и начать общаться с этой девицей совершенно другим тоном. Разумеется, не сразу. Она не глупа и заметит подвох. Но если постепенно...

Лесков с досадой попрощался с мыслью о прогулке по рынку и возможности хоть что-то пожевать, но сейчас его заботило следующее: нужно было сделать так, чтобы Акана пребывала в сознании, но при этом Ин-теп влиял на ее психику. Например, заставлял реагировать на жестокость жестокостью.

Акана велела Дмитрию вернуться в свою комнату и позвала его к себе спустя час. К своему удивлению Лесков заметил, что кровавая ссадина до сих пор красуется на губе девушки, словно Эмафион запретил ей исцелять раны. На миг он встретился с Аканой взглядом, и она поспешно отвернулась, словно стыдилась того, что Дмитрий стал свидетелем их ссоры с отцом. Наличие любого другого раба в комнате ни сколь не смутило бы египтянку, но перед этим человеком она слишком часто оказывалась слабой. Не хватало еще, чтобы отец бил ее у него на глазах.