Когда мы встретимся снова - Пирс Лесли - Страница 24

— Не думаю, что жена доктора и муж той женщины, которых я убила, удовлетворятся другим приговором для меня, кроме пожизненного заключения, — вздохнула Сюзанна. Теперь у нее было время подумать о них и их детях, и, хотя она, в общем, не сожалела о том, что сделала, она все-таки испытывала чувство вины перед детьми.

— Фу, — презрительно фыркнула Джулия. — Когда им скажут о том, что их супруги развлекались вместе на стороне, они уже не будут в такой обиде на тебя.

— Я не смогу этого сделать! — воскликнула Сюзанна.

— Тогда точно можешь считать себя чокнутой, если не сделаешь этого. Подумай, ты будешь отомщена целиком и полностью. Ты расквиталась с людьми, которые позволили Аннабель умереть, ты лишила их сочувствия и симпатии людей, и, более того, всего через несколько лет ты выйдешь отсюда.

Когда ее арестовали, Сюзанна была совершенно уверена в том, что хочет остаток жизни провести в тюрьме, но уже после девяти дней пребывания здесь эта уверенность пошатнулась. Отказавшись от услуг Бет, она лишилась помощи адвоката и сейчас, услышав слова Джулии, испытала такое чувство, словно внезапно обнаружила у себя на спине парашют, когда ее самолет камнем падал на землю.

— Ты уверена? — спросила она.

— Еще бы, — отозвалась Джулия. — Так что прекращай валять дурака и скажи об этом своему адвокату, когда он придет к тебе в следующий раз. Напирай на то, как много всего пришлось пережить. Расскажи эту слезливую басню о своем отце, вообще обо всем, что сможешь вспомнить и придумать. И не успеешь оглянуться, как выйдешь отсюда.

Сюзанна повеселела.

— Как ты думаешь, мне могут дать очки, пока я нахожусь тут? — неуверенно спросила она. — Я плохо вижу, так что не могу читать.

— Могут, если ты попросишься на прием к врачу, — сказала Джулия. — А когда будешь сидеть у него, начни рассказывать ему о себе. Он любопытный козел, и ему нравится считать себя психиатром. Скажи ему, что ты пала духом, что у тебя депрессия, и он даст тебе какие-нибудь таблетки. Иногда такие штуки не помешают, чтобы снять напряжение.

Когда вечером погасили свет, Сюзанна почувствовала себя лучше. Она догадалась, что, должно быть, Джулия передала кое-что из ее рассказа остальным заключенным, потому что во время чая несколько женщин ободряюще улыбнулись ей и даже заняли вечером место у телевизора. И, хотя при том шуме, который стоял вокруг, сосредоточиться на телепередаче было совершенно невозможно, все-таки это было лучше, чем ощущать себя изгоем.

Днем Джулия поинтересовалась отцом Аннабель, и сейчас, когда Сюзанна лежала на своей койке, надеясь сегодня ночью наконец-то заснуть, она мысленно вернулась к этому вопросу. Слишком многое случилось с тех пор, как она в буквальном смысле вычеркнула Лайама из своей жизни.

И вот теперь, ночью, его лицо возникло перед ней, как живое: его темные глаза с морщинками вокруг них от смеха, его курносый нос, вьющиеся каштановые волосы, ниспадающие до бронзовых плеч, когда он работал в саду. Ее отец называл Лайама «бродягой», что в его понимании было еще хуже цыгана. Но Лайам отнюдь не был бродягой, он был хорошо образован и даже учился в колледже. Просто его вольнолюбивая натура заставляла его переезжать из города в город, он спал в своем старом автофургоне, подрабатывая садовником или чернорабочим.

* * *

Лайам постучался в двери их дома в самом начале марта 1985 года. Он рассказал, что занимался рубкой деревьев у одного из их соседей, и те сказали ему, что у них тоже есть мертвые, засохшие деревья, которые необходимо срубить.

Сюзанна всегда с радостью встречала новое лицо в доме. Она приветливо вела себя даже с агитаторами во время выборов в местные органы власти, потому что любая компания была лучше собственной. Сюзанна была прикована к своему дому вот уже девятнадцать лет, не видя никого, кроме районной сестры-сиделки и случайного соседа. Самым большим событием недели для нее становился поход в супермаркет. Иногда ей казалось, что от удручающей монотонности такой жизни она сойдет с ума.

Она все равно пригласила бы Лайама в дом, даже если бы в саду не оказалось засохших деревьев, которые надо было убрать, хотя бы потому, что надеялась просто задержать его ненадолго и поболтать с ним. Но она обрадовалась тому, что у нее появился повод, поскольку ни за что не хотела бы, чтобы парень догадался, насколько она нуждалась в компании.

Он уселся за стол в кухне, пил чай и разговаривал с ее матерью. Сюзанна была тронута тем, что он терпеливо и с пониманием отнесся к затрудненной речи женщины, что он инстинктивно догадался, что ее ум не утратил своей остроты и что ей необходимо общение с новыми людьми.

Она помнила, как стояла, прижавшись спиной к теплой печке, наблюдая, как Лайам говорит о садоводстве. Тогда ей было тридцать четыре, и она решила, что он примерно одного с ней возраста. Он был высоким и стройным и, судя по тому, как поношенные джинсы обтягивали его бедра, обладал хорошо развитой мускулатурой. И, хотя он был красив какой-то грубоватой, животной красотой, в тот первый день ее пленила страсть, с какой он рассуждал о садоводстве.

Сад и природа были едва ли не единственными темами, не считая темы домашнего хозяйства, о которых Сюзанна могла рассуждать достаточно уверенно и со знанием дела. Она понимала, что с ней скучно, что выглядит старомодно, потому что одежда, которую она себе покупала, должна была быть прежде всего практичной, но до того дня ее это, в общем-то, не волновало.

— Покажи Лайаму деревья, — с трудом вымолвила мать. — У отца вечно ни на что не хватает времени.

— Мне показалось, или я действительно уловил нотку горечи в словах вашей матери? — поинтересовался Лайам, когда они бок о бок шагали по саду. — Извините, если я выгляжу назойливым.

Сюзанна подумала еще, что у него очень развита интуиция, раз он сумел подметить такую тонкость, особенно если учесть, с каким трудом разговаривала ее мать. И она вовсе не сочла это назойливостью, скорее заботой.

— Да, полагаю, вы правы, — согласилась она. — Мой отец не слишком балует нас своим обществом, однако справедливости ради стоит заметить, что он уже не в том возрасте, чтобы рубить деревья.

Сюзанна никогда не считала своего отца стариком, для нее он неизменно оставался таким, каким она помнила его с самого детства: стройным, с прямой спиной, и, хотя волосы у него поседели, это лишь придавало ему благородства. Он отошел от дел только в семидесятилетнем возрасте, сейчас ему исполнилось уже семьдесят шесть, но он почти каждый день отправлялся играть в гольф или на охоту. Не говоря уже о том, чтобы встречаться с Гердой.

— Получается, что вы с утра до вечера ухаживаете за своей матерью? — спросил Лайам, с любопытством глядя на Сюзанну.

— Да, — ответила она. — Мне было шестнадцать, когда с ней случился удар, и отец попросил меня ухаживать за ней.

— Что же это за жизнь для молодой женщины! — с ужасом воскликнул он. — У вашего отца должны водиться какие-никакие деньжата, чтобы жить в таком роскошном доме. Неужели он не может нанять для нее сиделку?

— Ему и так есть на что тратить свои деньги, — беспечно откликнулась Сюзанна. Ей не хотелось, чтобы он заметил в ее голосе горечь. — Мне следует винить только себя, я давно должна была воспротивиться этому.

Она показала ему засохшие деревья, и они немного поговорили о предстоящей работе и о том, что нужно посадить на их месте.

— Там, возле дома, можно посадить магнолию, а у реки — иву, это будет красиво, — предложил он. — Или ваш отец станет возражать против того, чтобы потратить деньги на деревья?

В его голосе прозвучала нотка восхитительной дерзости, даже нахальства, и Сюзанна поняла, что он уже узнал об их семействе намного больше того, что ему рассказали.

— Я позабочусь, чтобы он раскошелился, — ответила она твердо. — Так что скажите мне, сколько это будет стоить, с учетом подрезки ветвей и уборки вокруг. Я стараюсь изо всех сил, чтобы присматривать за всем, но для меня одной это слишком много.