Кандидат наук
(Повесть, отчасти сатирическая) - Троепольский Гавриил Николаевич - Страница 38
- Предыдущая
- 38/39
- Следующая
В таком состоянии он пробыл несколько дней. А потом, наоборот, спал мало, не более восьми часов в сутки, то есть только ночью. Днем же ему, оказалось, делать нечего. И он стал поэтому думать. И чем больше он рассуждал, тем сильнее земля качалась под ним и тем все более странные мысли он начал высказывать. Мысли чаще всего выходили в виде вопросов к супруге и выяснялись в итоге двухсторонней беседы. Иной раз он спросит:
— Иза! А как ты думаешь о происхождении слова «сметана»?
Видно, он долго думал над этим вопросом, но не решил.
— Сметана? А кто ж ее знает… — отвечала супруга.
— Вот видишь, какие у нас ограниченные знания.
— А на что мне знать? Сметану просто можно купить на базаре и без всякого происхождения.
— Так-то оно так, но знать надо. Все это наука и… жизнь.
— Да брось ты думать, — просила Изида Ерофеевна, замечая все более ненормальное поведение мужа. — Пожил бы в покое месячишко.
Карп Степаныч вздыхал и говорил:
— Мысли не остановишь. Человек в них не волен.
Проходило некоторое время, и Карп Степаныч снова обращался к супруге:
— Плохо ты сказала Егорову… Тогда-то… Помнишь?
— Это о броне, что ли?
— То-то вот и оно. — И снова вздыхал. Снова мучительно думал, сидя неподвижно и смотря в одну точку. Потом задавал вопросы снова: — А может быть, я бесполезно и старался с этими диссертациями-то?
— Да плюнь ты на все! Отдохни…
А Карп Степаныч все вздыхал и вздыхал. Вздыхал все печальнее и печальнее.
Изида Ерофеевна смотрела на мужа удивленно и думала: «Никогда с ним этого не было. Что-то неладное у него с мозгами».
За завтраком, во время еды, он вдруг переставал жевать и спрашивал с набитым ртом:
— А может быть, мне бросить всю эту науку и…
— И заняться каким-нибудь делом, — пыталась завершить мысль супруга.
— Так-то оно так, но… — И Карп Степаныч что-то не договаривал, замолкая и вновь жуя.
После еды сидел, молчал и думал о своем положении. И чем больше думал, тем все более ненормальные возникали вопросы. Однажды он спросил:
— Иза! А как ты думаешь: почему меня не назначили председателем колхоза?
— Не знаю, милый, не знаю.
— Вот и я не знаю. Хорошо это или плохо — что не назначили?
— Не знаю, Карик, не знаю.
Раньше Карп Степаныч не раздумывал над тем, что хорошо и что плохо: впереди была ясная цель — диссертация, а все остальное расценивалось с точки зрения пригодности или непригодности для этой цели. Теперь, оказалось, цель потеряна. И появились ненормальные для него мысли.
Он как-то проснулся среди ночи, сел на кровати, потрогал Изиду Ерофеевну и спросил;
— Ты тут?
— Тут.
— Разбудил я тебя?
— Разбудил, — спросонья отвечала жена. — А что?
— Возник вопрос: в партию меня могут принять? Или не могут?
— Вряд ли… Не знаю, Карик.
— Может, подать заявление? А? Раскаяться во всем… признать ошибки… И сказать, что меня надо послать не в науку, а… Куда бы это меня послать?
Супруга не отвечала, так как тоже не знала, куда его надо послать. Она просто засыпала. В мучительном раздумье засыпал и Карп Степаныч.
Так прошло недели две. Карп Степаныч совсем замолчал. Никуда не выходил. Он забился, как осенняя муха в щель, и даже не пытался смотреть на мир божий.
Однажды пришел неунывающий Святохин, Он решил навестить товарища и утешить. Пришел, позвонил, стоя у двери, на лестнице. В это время Изиды Ерофеевны дома не было (ушла на базар), поэтому Карп Степаныч сам лично вышел в прихожую и спросил через дверь:
— Кто?
— Будьте любезны открыть, Святохин. Святохин я.
— Вам кого?
— Да вас же, вас! Карпа Степаныча Карлюка!
— Его нет дома, — четко ответил Карп Степаныч и решительно отошел от двери. На повторные звонки он не вышел.
Святохин встретил Чернохарова, покрутил пальцем около лба и сказал:
— Карлюк-то того… Не выдержал.
— Да ну? — забеспокоился. Чернохаров. — Надо сходить к нему.
А Карп Степаныч все думал, и думал, и думал. И молчал. Только один раз он спросил у Изиды Ерофеевны, перед тем как задремать в кресле:
— Я человек или не человек?
— Что с тобой? — И жена заплакала. Карп Степаныч неожиданно закричал на всю квартиру:
— Ты отвечать будешь или не будешь?!
— Конечно, человек. Настоящий человек. Все как у человека, — сказала Изида Ерофеевна и подумала: «Врача!»
Ее ответ немного успокоил горячую работу мозга ученого мужа, и Карп Степаныч задремал.
Изида Ерофеевна отправилась за врачом.
Так, стараясь понять свое положение, Карлюк сошел с ума. В отдаленных тайниках мозга — где-то в самой- самой глубине! — попытался было проснуться человек. И Карп Степаныч сошел с ума — не выдержал.
В том, что он попал в сумасшедший дом, ничего страшного не было: он не был там буйным. Вел себя тихо и прилично. Только иногда он становился на четвереньки, изображая, видимо, лошадь, и медленно топтался из угла в угол, потом останавливался посреди комнаты и тихо, четко произносил длинное научное название своей темы.
И — все. Был в свое время кандидат — Карлюк Карп Степаныч, но в нем не было человека. Потом попробовал проснуться в нем человек — не стало кандидата, Карлюка Карпа Степаныча. Так и не могли они жить вдвоем: либо один, либо другой.
Все это очень печально… Очень! Трудная обстановка получилась в науке.
Эпилог
Прошло четыре года. Много произошло разных изменений в жизни, много ликвидировано ненужных учреждений и комиссий. Много полезного сделано и в сельскохозяйственной науке. Диссертации теперь защищают совсем по другим правилам, а не по тем, что составил Карлюк.
Кстати, о Карлюке. Был слух, что он выздоровел и уехал в неизвестном направлении. Давно уж нет Межоблкормлошбюро, а Карпа Степаныча все помнят, даже анекдоты о нем рассказывают. Долго он будет жить в памяти современников.
Жизнь идет.
Ефим Тарасович Чернохаров работает все в том же институте, так же читает лекции, но уже по другим конспектам. Он теперь признает единственно правильной системой только систему Мальцева; он и опыты ставит только с приемами из системы Мальцева, не сравнивая их с приемами из Вильямса. Он так же продолжает борьбу с Герасимом Ильичом Масловским. И если Масловский говорит, что новая система земледелия на черноземах должна слагаться из народного опыта и из таких приемов, которые полезны в данной местности, то Чернохаров называет Масловского «оппортунистом в науке». Так-таки и народилось новое слово-ярлык! Но нет уж той львиной силы у Чернохарова. Он стал раздражительным и еще более угрюмым. На экзаменах теперь смотрит студенту не в лицо, а на носки ботинок. Аудитория его становится все малочисленней. Что-то будет!
Столбоверстов тычет перстом в Герасима Ильича Масловского и басовито бубнит:
— Соглашатель в науке! Он ищет безобидной серединочки.
Говоря о Столбоверстове, необходимо сделать предварительное сообщение о новом научном достижении: открыли флюгероиды! Мы не можем пройти мимо этого вопроса, весьма интересного, требующего самого пристального внимания исследователей, Поэтому попытаемся дать краткое и абсолютно научное изложение этого вопроса.
Флюгероиды — особая порода людей. К этой породе, по последней классификации, отнесен и Столбоверстов. Среда пока не оказывает никакого влияния на изменчивость этого вида. Хотя подобная консервативная устойчивость и противоречит некоторым правилам, установкам и постановлениям, но… в жизни бывает. Флюгероиды, как показали исследования, чрезвычайно живучи, выносливы и весьма устойчивы против неблагоприятных условий погоды. В этом аспекте и наши исследования, вероятно, должны быть продолжены более компетентными лицами, Этот вопрос предстоит изучить, углубить и обобщить. О, работы тут еще много! Потребуются коллективные усилия многих ученых.
- Предыдущая
- 38/39
- Следующая