Вербы пробуждаются зимой
(Роман) - Бораненков Николай Егорович - Страница 56

С кресла начальника управления соблазнительница- мечта вознесла Дворнягина на пост командующего всеми сухопутными войсками. Он стоит на вышке Н-ского полигона, украшенной хвоей, и руководит большим тактическим учением. «Танки, вперед! Огонь из всех калибров! В атаку!..» — командует он и тут же устыжается: «Фу, какой бред! Что это я? Пора и совесть иметь. Отделением не командовал, а в полководцы пру. Мне вполне хватит и генерал-майора. Присвоили бы это звание. А то чем черт не шутит, когда бог спит. Найдется какой-нибудь скептик, посеет сомнение: а на что ему звание генерала? Канцелярскому работнику и полковника хватит. И вот тебе палка в колесах. Прощай, мечта!»

Ко всему прочему надо добавить, что Дворнягин не только мечтал о генеральском чине, но и постепенно приноравливался к нему. Прежде всего он сшил себе генеральские сапоги и подложил под подошву для скрипа сухой бересты. Вслед затем он купил на базаре две шкурки серого каракуля. Одну на папаху, другую на генеральскую бекешу. Это на тот случай, если на складе произойдет какая-либо заминка с выдачей готового. Шить пока ни то, ни другое Дворнягин не стал. Он все же слегка сомневался: а вдруг да и не присвоят генерала? Но все было заранее раскроено и готово к немедленному пошиву. Дома в сундучке лежали у него помимо этого и новенькие генеральские погоны. Купить их Дворнягину стоило больших мучений. В секции вещей военного быта Центрального военторга всегда кто-либо крутился из покупателей. Одни что-то выбирали, другие кого-то ждали, а третьи глазели на хорошенькую продавщицу. И Дворнягину никак не удавалось выбрать подходящий момент. Он опасался, что кто-нибудь из знакомых офицеров может застать его за столь необычной покупкой, и тогда не оберешься стыда.

Пять раз кидался он к опустевшему на минуту прилавку, держа наготове деньги, чтоб сгрести погоны и затеряться в толпе. И все пять раз ему кто-либо мешал. То в дверях мелькнет чье-то знакомое лицо, то вдруг покажется, что поодаль стоит человек и наблюдает за ним, то подойдет молоденький лейтенант и, купив банку ваксы, начинает расточать комплименты продавщице.

Наконец настал момент, когда подступы к прилавку опустели. Дворнягин рванулся к нему, ткнул пальцем в стекло.

— Мне генера… вот генеральские прошу.

— Простите, я не расслышала.

Дворнягин оглянулся по сторонам, торопясь, прошептал:

— Генеральские. Генера-а…

Девушка потянула ящик на себя.

— Две звездочки или одну?

— Да одну же. Одну, — чуть не простонал Дворнягин. — Прошу вас.

Девушка посмотрела большими серыми глазами и улыбнулась:

— Я вижу, вы в первый раз. Волнуетесь. Понимаю. Такая радость. Вас можно поздравить, товарищ генерал.

— Гм-м, да. Конечно, — пробормотал Дворнягин и выругался в душе: «Чтоб тебя с поздравлением. Болтает. Удержу нет».

— С вас… — девушка назвала сумму и, получив деньги, начала завертывать погоны в бумагу.

Дворнягин оглянулся. Прямо к прилавку широкой, развалистой походкой шел старший инспектор Меньшиков. Еще минута, и он все увидит. Какой ужас! Дворнягина кинуло в жар. Он заметался возле прилавка, не зная, куда деть себя, а продавщица, как на грех, нисколько не торопится. Она оторвала клок бумаги, разгладила ее, положила погоны на середину, потом на край, опять на середину и уж только после этого завернула и подала. Тут бы ей промолчать, ведь миссия ее исчерпана. Так нет же. Словно кто дернул ее за язык, и она во весь голос пропела:

— Пожалуйста, товарищ генерал. Носите на здоровье.

Как встретился с Меньшиковым и выбирался из военторга, Дворнягин не помнил. Образумился он только дома и долго гадал: «Знает о покупке генеральских погон полковник Меньшиков или нет?» А потом снилось, будто о купленных погонах стало известно офицерам управления и все, как над чудаком, смеялись.

«Ну и пусть смеются. Леший с ними, — успокаивал себя утром Дворнягин. — Главное, вырваться в генералы, а там мы еще посмотрим, кто посмеется над кем».

С не меньшим задором рвался к генеральскому чину и Афоня Зобов. В кабинете у себя он постелил от стола до двери ковровую дорожку и через каждый час работы прохаживался по ней. На прием к себе он никого сразу не впускал, а отвечал, что занят, и заставлял обождать, зайти попозже. Но и впустив человека, долго не приступал к беседе. Просматривал бумаги, протирал очки, звонил куда-нибудь по телефону и только после этого кивал:

— Ну-с… Слушаю вас.

Каждый вошедший без слов понимал, что от прежнего простачка Зобова не осталось и следа. Он как бы преобразился, и ждал, как и его приятель Дворнягин, очередного звания.

…Весть для них обоих пришла тихо и неожиданно. Вначале о ней сообщали шепотом на лестничных площадках и в коридорах. Потом немного погромче уже в кабинетах и, наконец, заговорили во весь голос:

— А слыхали?

— Что?

— Дураков-то наших…

— Да ну?

— Приказ уже подписан. Спета песенка их.

Дворнягин пришел с работы злой и печальный. Приказ об увольнении из армии ошеломил его. Ждал повышения в должности, звания генерала и вот… Как же все случилось? Что послужило причиной к увольнению? Формально, конечно, причины есть. Нет высшего военного образования, не был на фронте. Но ведь есть среднее гражданское образование, пятнадцатилетний опыт штабной работы, наконец, способности. Любую бумагу готовил с налету. Сколько благодарностей получил! И нате вам…

Дворнягин пошел к Зобову, наедине поговорить с ним, утешиться. Но расстроился еще хуже. Оказалось, что Зобов отделался легким испугом. Его только отругали, а из армии не уволили и даже с работы не сняли.

Зобов утешал Дворнягина:

— Что поделаешь, старик. Злой рок. Это тебе Бугров свинью подложил.

— Бугров?

— Точно, старик. Один человек мне по секрету сказал, что он жалобу на тебя написал. Ну, каша и заварилась.

Теперь, когда Дворнягин знал, кто добивался его увольнения, он обрушил всю злость на Бугрова, а заодно и Ярцева. Всю дорогу до Малаховки поносил он их бранными словами да и на даче разбушевался.

— Шакалы! Ямокопатели! Мало я им солил, — шагая по комнате, бормотал он. — За Можай бы загнать!

— Лукьяша, что с тобой? — увидев мужа разгневанным, спросила Нарцисса. — Ты зол, как тигр.

— Будешь злым.

— Но что же случилось? Ты можешь толком сказать?

— Из армии уволили. Вот что.

— Тебя? Из армии?

— Ну, а кого же? Стал бы я портить нервы за других.

Нарцисса повисла на шее у мужа.

— Миленький, так это же очень здорово, что тебя уволили.

Дворнягин раздраженно отстранил жену.

— Здорово, здорово, свинья целует борова. А пенсия где? Без пенсии уволен я.

— Без пенсии? Как же так? Другим же дают.

Дворнягин тяжело опустился в мягкое кресло, вздохнул.

— Другим-то дают, а мне вот года не дали до пенсии дослужить.

Нарцисса откинула полу цветного халата, села на подлокотник рядом с мужем, обняла его правой рукой.

— Не горюй. Проживем. Я буду работать, а ты по хозяйству. Дядюшка опять вон в госпиталь лег. Дача без присмотра.

— «Дача». Мне деньги надо.

— И деньги будут.

— Откуда?

— Пристройку твою продадим, а мою комнату на всякий случай оставим.

— Пристройку? — повеселев, глянул Дворнягин. — А что? Это идея. Твою продать нельзя. Казенная. А моя — частная собственность. Только где покупатель?..

Нарцисса прижалась к мужу щекой.

— Я уже и покупателя нашла. Вернее, он меня нашел.

— Кто же?

— Да твой сосед, поп Василий. Вчера, как в Москву ездила, гляжу, возле пристройки похаживает. То с одной стороны зайдет, то с другой, а потом ко мне: «Не уговорили бы вы своего мужа сие жилье мне продать?»

У Дворнягина загорелись глаза.

— Ну и что же он? Что еще говорил?

— Больших денег, говорит, у меня нет, но тысчонок сорок дать бы мог.

Дворнягин улыбнулся.

«Тысчонок сорок. Э, нет, святейший. Больно прытко скачешь. Я еще с тобой поторгуюсь. Тряхну твою мошну. А будут денежки — и работа будет. Только куда бы это получше устроиться? Специальности-то нет никакой. А что, если пойти финансовым агентом? Я здорово когда-то выколачивал налоги».