Бомба профессора Штурмвельта
(Фантастика Серебряного века. Том VII) - Блюм Арлен Викторович - Страница 45

— Это будет книга… о ружье.

Я едва не утратил своего душевного равновесия, но… неожиданная догадка озарила мой ум. Улыбнувшись тонко, как человек, собирающийся сострить, я спросил:

— О ружьях будущего, дорогой сэр? Что-нибудь вроде скорострельного электрического ружья тридцатого века, не правда ли?

Но У. почему-то не понял моей шутки и даже как будто обиделся.

— Речь идет не о ружье будущего, а о современном ружье. Не понимаю, собственно, почему…

Надо было спасти положение. Я решил это сделать посредством новой остроты.

— Ружье, пожалуй, и обыкновенное, — сказал я, подмигивая ему глазом, — но владелец его окажется, конечно, жителем Луны или подводного царства?

Писатель, признанный тонким юмористом, стоял сейчас передо мной, заложив руку за борт сюртука с холодным изумлением и вопросом на лице. Положение становилось неловким. Я решил отказаться от шутки и спросил серьезно, почтительно и задушевно:

— Вот вы советуете мне напечатать сообщенный вами эпизод в нашем журнале. Но отчего вы сами не опишете этот… замечательный случай в одном из ваших блестящих рассказов?

Мистер У. посмотрел на меня пристально и необыкновенно выразительно:

— Я не за-ни-маюсь беллетристикой, — отчеканил он.

Если известный писатель, романами которого зачитывается весь мир, заявляет вам, что он не занимается беллетристикой, — то это достаточно ясное указание, что интервью кончено. Я откланялся глубоко и низко…

Редактор, пробегая мое интервью, был поражен. У. увлекается охотой? Вот неожиданность! Целый эпизод из его охотничьих похождений, нигде еще не напечатанный — великолепно-с! Тайга, якуты, лисица, восхитительно-с!

Он положил рукопись на стол.

— Вы счастливец! — проговорил он с завистью. — Какая жалость, что я сам не говорю по-английски… Ну, рассказывайте, каков он? Как он устроился в Европейской гостинице?

— Он остановился не в гостинице, а у своих родных, — поправил я его с рассеянной снисходительностью.

Редактор стал задумчив. Он перелистал мою рукопись, заглянул зачем-то в свою записную книжку, потом посмотрел на меня. Я начал положительно убеждаться, что зависть способна преобразить самого добродушного человека. Вдруг он спросил:

— А как фамилия тех родственников, у которых У. остановился?

— Грин, — отвечал я равнодушно.

Редактор начал хохотать и смеялся минуты три, внушая мне опасение за состояние своего здоровья. Наконец, я услышал:

— Вы были, мой ангел, не у писателя У., а у известного охотника и спортсмена по фамилии…

Зачем вам, читатель, знать его фамилию? Она отличалась от фамилии великого писателя всего на три буквы, да и то две из них в английском языке не произносятся…

И. де Рок-Казбеков

НОЕВ КОВЧЕГ

Странный край эта Малая Азия! На побережье Черного моря — в Гаграх, Сухуме, Батуме — почти никогда снег не выпадает, а рядом, южнее, в областях Карской и Эрзерумской, его хотя отбавляй. Жестокие морозы и сильные метели. Бури проходят с такой силой, что крыши сдирает с саклей. Прямо, надо сказать, самый удивительный климат.

Авиатор поручик Д. с наступлением зимы должен был поставить свой ньюпор в ангар впредь до более благоприятного времени.

Стоянка здесь, в углу Закавказья, была тогда, в мирное время, скучная. Офицерский кружок развлекался, чем мог, а всего больше разговаривали.

Однажды капитан Казанцев возьми, да и скажи авиатору:

— Вот вы, Петр Дмитриевич, хорошо летаете. Что вам стоит взлететь на Арарат и посмотреть, где Ноев ковчег находится!

— Вы шутите, — ответил авиатор. — А я как раз уже давно собирался посетить Арарат и именно с той целью, о которой вы говорите.

— То есть поискать первый корабль прародителей?

— Почему же нет? Я твердо уверен, что ковчег существует и посейчас. А раз он существует, его можно найти, — убежденным тоном произнес летчик.

Поручика Д. знали за человека религиозного, притом начитанного в священном писании. Поэтому к его предложению взлететь на Арарат все отнеслись серьезно.

А он, между тем, продолжал говорить веско и авторитетно:

— По-видимому, после потопа, бывшего тысячи лет тому назад, климат Малой Азии стал резко меняться в сторону понижения температуры. Когда ковчег остановился на горе Арарат и семейство Ноя вышло из него, климат на горе был сносный. Теперь же мы видим, что вершина ее, как корона, сияет снегами. Думаю, что оставленный ковчег впоследствии обмерз, покрылся снегом. Мороз же сохраняет даже органические тела необыкновенно долго. Как только выберется хорошая погода, непременно взлечу осмотреть гору, и увидите — привезу вам обломок ковчега!

Летчик говорил совершенно серьезно; мысль о шутке с его стороны никому не могла прийти в голову.

Присутствующие принялись его отговаривать. Лететь зимой на гору с вечными снегами было чистейшим безумием. Но летчик оставался непреклонен.

— Полечу!

Арарат считается священным во всем крае. Армяне, турки и курды одинаково чтут его, как место, где по повелению Бога, остановился прародитель человеческого рода. Они твердо уверены, что ковчег Ноя сейчас находится на горе под вечными снегами, как уверены и в том, что видеть его можно только тем, на ком лежит милость Аллаха.

До ковчега, говорит местная легенда, смертному нельзя добраться. Восхождение на гору требует не менее трех суток. Следовательно, ночью путник должен отдыхать. А в это время неведомые духи, охраняющие ковчег, переносят его вниз, к подножию горы. И проснувшись, путник видит себя на том же месте, откуда он двинулся на гору. Один любознательный мулла решил во что бы то ни стало взобраться на Арарат с целью осмотреть священный корабль. Три раза поднимался он, благодаря настойчивости, до половины горы, — и все три раза, после сна, оказывался у того места, откуда начинал подъем. Он решился подняться в четвертый раз. Тогда в сонном видении явился ему Азраил, ангел смерти, и, грозно сверкнув очами, спросил: «Желаешь ли ты, сын земли, проникнуть в ложе спасения рода человеческого, охраняемое небесными силами? Ты увидишь его, но поплатишься за это жизнью!..» — «О, небесный посланник, — воскликнул испуганный мулла, падая ниц пред ангелом, — разреши мне лучше увидеть мою семью». — «Да будет по-твоему», — сказал Азраил. И отважный мулла проснулся дома на своей постели. Он вознес хвалу Аллаху, хранителю всего сущего, и подниматься на Арарат более не решался[14].

Однако, наш летчик не думал следовать его примеру. Твердое намерение лететь не покидало его.

В одно прекрасное утро, когда солнце, сияя на небесной лазури, отражалось на свежем снегу миллионами скачущих цветных огоньков, поручик Д. решился подняться. Слегка морозило. Аэроплан, выведенный из сарая, выделялся на белой скатерти, как допотопное чудовище.

Запорхал мотор, пчелой зажужжал пропеллер; аэроплан плавно отделился от земли и стрелой понесся в голубую высь, как бы поднимаясь по хрустальной горе.

Скоро он стал казаться величиной с ласточку, несущуюся к сияющим склонам сахарной головы Арарата. В полевые бинокли офицеры некоторое время различали не только аэроплан, но и фигуру авиатора.

Летчик обещал возвратиться через шесть часов, если все будет благополучно. Назначенный срок истек, а летчик не возвращался.

К вечеру, как на грех, разразилась метель. Снег, правда, теплый, крутился в воздухе столбами, в ушах выло.

Разложили костры, чтобы указать авиатору путь для спуска. Он не появлялся. Тогда капитан Кульчицкий не выдержал и, взяв с собою конный отряд, пустился отыскивать следы авиатора, не задумавшись перейти границу, чтобы подняться к подошве Арарата.

Отряд блуждал всю ночь. С полуночи буря утихла. Отряд немножко отдохнул, а с первыми проблесками зари уже стоял у подошвы горы.