И рассыплется в пыль, Цикл: Охотник (СИ) - "Люук Найтгест" - Страница 168

❃ ❃ ❃

В Сотминре творился настоящий ад: во множестве стран и городов разом проводились жертвоприношения, и жрецы не успевали всюду, физически не могли оказаться в нескольких местах одновременно, пусть и прикладывали все свои силы к этому. Господин жрецов открывал один портал за другим, отправляя своих людей ко множественным местам силы, отдавая приказы строго и быстро. Внешне лишённый эмоций, прорицатель дрожал от гнева и отчаяния. Если они не смогут предотвратить ещё несколько жертвоприношений, границы миров лопнут, разорвутся, и настанет хаос, Равновесие нарушится окончательно. А он не мог себе это позволить. Почему он упустил это из вида? Когда потерял бдительность и слишком расслабился? Что затмило его взор? Неужели же этот несносный мальчишка, юный Артемис, сбил его с толку своими выходками?

Охотник. Жрец горько зажмурился, горло его стиснул тяжкий вздох. Мальчишка, ради которого он едва не разбился в лепёшку, лишь бы только он оказался в родном мире, лишь бы всё пошло именно так, как надо. И всё равно он промахнулся, допустил ошибку, едва не пустил всё под откос. Как исправилась ситуация? Кто приложил ко всему этому руку? С одной стороны, жрец догадывался, понимая, что, возможно, Сириус захотел помочь юноше, но его одного было слишком мало, чтобы повлиять на обоих упрямцев. А с другой стороны, кто воздействовал на Гилберта, кто умудрился вправить ему мозги? Оба были слишком ретивы, чтобы договориться, но и тут Повелитель жрецов имел собственные догадки. Быть может, он был прав, что всё же направил Адель к Ортам почти сотню лет назад. А теперь всё снова летело в бездну.

Когда он уже приготовился сам шагнуть в портал, сердце его вдруг испуганно дрогнуло, а внутри что-то оборвалось, и тяжкая пустота с невыносимой тоской навалились на душу. Чувство невозместимой потери пронзило всё его существо. Он уже испытывал подобное однажды и наивно надеялся, что более не столкнётся с этим. Сперва с губ жреца сорвался сип, затем сдавленный и гортанный стон, секунду спустя сменившийся страшным криком. Ни Гилберт, ни Охотник не знали, как на самом деле любил Серый принц собственного внука. Быть может для них всё и выглядело не так, как они желали, но суть у этих порывов была одна. Давным-давно, убив Господина чернокнижников, Повелитель жрецов поклялся себе, что сможет восстановить собственную династию, что будет оберегать семейство Акио до последнего вздоха. Как чудесные цветы в зимнем саду, многие из них распустились благодаря ему, благодаря ему выросли и обрели жизнь там, где, казалось бы, это было невозможно. Да, порой он срывал усохшие листья, подрезал колючки, а иногда и отрывал от них сорняки, причиняя тем самым боль, но в этом всём была его особая забота. Как любить столь большую семью и не подвергать её опасности, будучи целью многих интриг? Прояви слабость и уже не вдохнёшь через секунду, пронзённый предательским мечом. Об этом Артемис знал, как никто другой. И всё же был у него среди всех цветов и самый любимый. Едва только увидев его, жрец думал, что у худосочного мальчишки нет ни единого шанса на выживание, но как искренне он молил его о возвращении! Как мог он отказать ему? На секунду прорицатель даже подумал, что он сможет стать хоть ненадолго счастливым, если возьмётся воспитывать этого неугомонного лисёнка. Но у юного Акио оказались острые зубы и когти. Отказать себе в удовольствии опекать юношу издалека Повелитель жрецов не смог, и порой скрывался в тенях, молча наблюдая за тем, как этот балагур ставит на уши чернокнижников. Никто не знал об этом, но всё равно, всё равно, Артемис Первый упустил его.

Новый крик вырвался из груди мужчины. Если жизнь его внука оборвалась, значит и с Сириусом что-то случилось. Но что могло статься со столь могущественным духом? Наплевав на Равновесие, Акио перенастроил портал и рванулся в Чёрный замок, надеясь, что ещё не поздно, что успеет. Он чувствовал: творится что-то кошмарное и великолепное одновременно. Невыносимый страх колол его душу, пока он бегом преодолевал внутренний двор замка. Здесь пахло кровью и смертью. Чернокнижники в полной тишине переносили тела, не поднимая голов. А затем произошло это.

Замок взорвался сотнями воплей и криков, стонов, метаний. Чёрный дракон, давший ему начало, возмущённо взревел где-то в глубине под землёй, но Господину чернокнижников было плевать.

— Что ты со мной делаешь, Акио? — почти нежно выдохнул Гилберт и тускло улыбнулся, выпрямляясь и вновь прижимая холодные пальцы к своим губам, точно пытался отогреть их своим дыханием. — За такое, знаешь ли, могут и изгнать, если узнают когда-нибудь.

— Что ты делаешь? — ледяной голос, раздавшийся от двери, не заставил чернокнижника вздрогнуть. Он лишь бросил на вошедшего жреца безразличный взгляд. — Гилберт, прекрати это немедленно!

— Я даю твоему наследнику шанс. Всем нам даю новый шанс, — негромко произнёс он, разбирая белоснежные пряди, заляпанные кровью, и растерянно глядя на её следы на собственных пальцах.

— Он может не запомнить всего этого, — упавшим голосом произнёс Серый принц, холод пробежал по его неестественно прямой спине. Он сразу понял, что сотворил его ученик. Сделанного было не воротить. Он опоздал. — Сколько?

— О чём ты?

— Сколько лет ты собрался вернуть? — рявкнул жрец.

— Около трёхсот, — почти одними губами ответил чернокнижник, стараясь не слушать затухающие вопли чернокнижников.

— Ты обрёк тысячи душ на заключение в Пустоте. Ради этого… этой… Ради него? — выдохнул Артемис старший, оглянулся по сторонам, всматриваясь в тени. — Нет. Не говори мне, что ты выплатил ещё и собственную жизнь.

— Часть. Таковы условия сделки, — тускло улыбнулся вампир, а затем осторожно обнял любовника и прижал к своей груди, придерживая его безвольную голову. — Пожалуйста, Артемис, оставь нас. Я хочу запомнить его. У тебя тоже, пожалуй, есть дела.

— Увидимся триста лет назад, — шепнул жрец и торопливо вышел из комнаты.

Чернокнижник молчал. Он уже забыл, что это такое — боль. В далёком и беззаботном детстве на его руках умерла сестра. Теперь он держал труп единственного любимого человека и не мог справиться с рвущимся наружу воплем. «Что я сделал не так?» — вопрошал он, крепко стискивая Артемиса в объятиях и моля всех известных богов только об одном — ещё раз взглянуть в янтарные глаза Акио.

— Я явлюсь за тобой, обещаю, — срывающимся голосом прошептал Гилберт, чувствуя, как тает реальность.

Пустота сыто заворчала и захлопнулась за его спиной, украв несколько сотен лет из долгой жизни истинного вампира. Краски размывались, а он всё прижимал к себе возлюбленного, едва заметно покачиваясь из стороны в сторону. Что ему стоило остановить безумца и не дать ему сорваться в погоню? Почему он не смог его спасти? Почему наследие вылезло именно сейчас, когда он только испытал истинное счастье?

— Я буду защищать тебя, Артемис, — затухающим голосом пообещал чернокнижник, крепко жмурясь, не желая смотреть, как тает тело в его объятиях. Руки его сомкнулись на воздухе, а затем бессильно опали на постель. — Клянусь, лис, ты не познаешь боль.

Силы оставили чернокнижника, и он уронил голову на окровавленную постель, ещё хранившую память об их неугасимой страсти и жестокой любви. Он из последних сил вглядывался в призрачный силуэт, что отправлялся назад во времени, сжимал одеяло в слабеющих пальцах.

С моей преступной головы

Я гордо снял венец терновый,

Я всё былое бросил в прах:

Мой рай, мой ад в твоих очах.

Люблю тебя нездешней страстью,

Как полюбить не можешь ты:

Всем упоением, всей властью

Бессмертной мысли и мечты.

Клянусь я первым днём творенья,

Клянусь его последним днём,

Клянусь позором преступленья

И вечной правды торжеством.

Я опущусь на дно морское,

Я полечу за облака,

Я дам тебе всё, всё земное —

Люби меня!..