И рассыплется в пыль, Цикл: Охотник (СИ) - "Люук Найтгест" - Страница 115

— Выпьем вместе, но чуть позже.

И тогда-то и зазвенели часы, возвещая о приходе нового года. Галдёж поднялся страшный. Найтгест хотел было рыкнуть, чтобы все замолчали, но Артемис запечатал его губы поцелуем, прижимаясь к нему тесно и волнующе. А когда звон часов утих, он с заразительным лёгким смехом растворился в толпе, унеся обретённый алкоголь. Найтгест не был бы собой, если бы не попытался найти его посреди этой пёстрой толпы, полагая, что Акио затеял ещё какое-то развлечение, а потому направился следом за ним. Каково же было его удивление, когда он вышел к более-менее свободной площадке возле накрытых столов, где собралось несколько людей. Среди них Найтгест узнал собственного брата, Люука, Лоренцо и, что хуже всего, братьев Мирроров. От вида последних он испытал жгучий и мучительный стыд, сердце его рухнуло в пятки, а сам мужчина побледнел. Рурука бросил на него острый, как нож, взгляд, и поджал губы.

— Здравствуйте, Господин, — подчёркнуто официально и сухо бросил старший Миррор, держась чуть перед собственным братом, слегка загораживая его от Найтгеста.

Теперь уже Гилберт чувствовал на себе несколько обвинительных взглядов и жалел, что вообще решил подойти к Артемису, что согласился и дал добро на проведение этого праздника. И, более того, судя по физиономии Охотника, он уже был в курсе произошедшего инцидента и теперь ждал объяснений, хоть и не был так негативно настроен, как Пассиса или Рурука. Роккэн вообще не смотрел в сторону Господина чернокнижников, особенно увлечённо рассматривая порхающие под потолком магические снежинки. В противовес другим собравшимся, младший Миррор был укутан в тяжёлый дорожный плащ, несмотря на то, что в замке было достаточно тепло, да и не выглядела эта накидка такой уж праздничной. Недоумение Гилберта росло в геометрической прогрессии, однако он заставил себя улыбнуться и протянуть руку летописцу для рукопожатия:

— Я… даже не знаю, что сказать. Счастлив вас видеть.

— Надо думать, — с сарказмом выдохнул Пассиса, сверля его злющим взглядом.

Рурука опустил взгляд на протянутую ладонь и деланно медленно и крепко пожал её, стиснув пальцы так, что на секунду вампиру стало даже больно, но он не стал возвращать эту злость. Когда же его отпустили, мужчина протянул руку художнику, как можно более мягко улыбнувшись:

— Роккэн?

Юноша осторожно глянул на него, затем на ладонь, а потом едко и горько улыбнулся и резко протянул ему собственную руку, но пожатия Гилберт не почувствовал и опустил взгляд. Ледяные мурашки пронеслись по его спине и душе, волосы на загривке приподнялись: рука юноши была обрублена по кисть, и эта изуродованная конечность как нельзя более ярко напоминала о том, что вампир сотворил в порыве гнева. Гилберт отшатнулся, сделал один шаг назад и вскинул ошарашенный взгляд сначала на Роккэна, затем на его брата, на Пассису и на Артемиса. Впервые за много лет он был напуган и не знал, что сказать в собственную защиту, а признать собственную вину опять не поворачивался язык. Хотя бы потому, что теперь она была не иллюзорной или выдуманной, а явной и бросалась в глаза, оставила на чужих судьбах огненный отпечаток горя.

— Я… — проблеял чернокнижник, понимая, что готов провалиться сквозь пол со стыда и удавиться на ближайшем суку. — Я не…

— Мы приехали не ругаться, — ледяным тоном прервал его бессвязное мычание Рурука, поглядев на него так, что желание стремительно покончить с собой только возрастало. — Мы приехали к Артемису и Пассисе отдохнуть и повеселиться. Советуем тебе заняться тем же.

Хронист отвернулся к брату, бережно поправил перекосившийся плащ и, протянув руку, приласкал по щеке, отчего Роккэн блаженно зажмурился и улыбнулся. Гилберт судорожно сглотнул и стыдливо опустил взгляд, чувствуя, как пылают щёки. Так отвратительно он себя уже давно не чувствовал, а потому совет Руруки теперь казался крайне сильным укором, а не прощением. Почувствовав прикосновение к плечу, Гилберт неохотно поглядел на любовника. Тот едва заметно, но очень грустно улыбнулся и сильнее сжал пальцы.

— Вам было бы неплохо поговорить, — мысленно обратился он к чернокнижнику, взяв его под руку и прижавшись щекой к плечу мужчины. — Думаю, ты можешь сделать что-нибудь, чтобы загладить свою вину.

— Когда-то я уже попытался извиниться и загладить вину, — мрачно отшутился Найтгест, а затем тяжко вздохнул и кивнул, показывая, что согласен с мыслью Охотника.

Он внимательно и осторожно глянул на Мирроров, которые что-то весело и без какого-либо презрения болтали Пассисе, активно перебивая друг друга и рассказывая о том, что у них происходило за всё это время. И вновь это были весёлые мальчишки, совершенно не способные серьёзно относиться к чему-либо, а не отмеченные горем повзрослевшие юноши. Господин чернокнижников стыдливо потупился, не находя в себе силы и слова, чтобы описать собственный горечь и позор.

❃ ❃ ❃

Сто пятьдесят лет назад закончился конфликт чернокнижников и болотников, длившийся до того целый век, потрепавший и страну, и фракции. Это была вялотекущая война: то болотники отгрызали у тёмных магов шахты и земли, то те огрызались и загоняли их глубже в их владения. Иногда происходили массовые стычки, доводя мирных жителей и иных наблюдателей до белого каления. В пылу сражений не редко страдали те, кто к этому не имел ни малейшего отношения, и Совет старейшин не переставал напоминать враждующим, что те не должны вовлекать в свои дела кого–то ещё. После того, как мирный договор на полтора столетия был подписан, многие вздохнули с облегчением, устав тревожно ожидать вести о том, что очередное селение смяло из–за произошедшей схватки. Конечно, никакой речи о крепком и долговечном союзе не шло, однако же это дало возможность обеим сторонам передохнуть и набраться силами, пока другие участники политической игры не решили воспользоваться временной слабостью. Одним из ветеранов этой войны был Гиозо Орт, последний из немногих выживших представителей этого древнего семейства чернокнижников. Многие тысячелетия династия Ортов славилась своим исключительным умением наживать имущество, выцарапывать выгоду отовсюду, где только её можно было бы найти. Даже в самой мелкой и невыгодной сделке они находили странные и весомые преимущества. Неудивительно, что многие её представители становились дипломатами, которых правящая семья весьма ценила. Ко всему прочему, они были не последними магами, и в войне участвовали не из долга или клятвы, а потому что вполне могли себе это позволить и даже находили в этом особое удовольствие. В своё время один из лордов Орт крупно провинился перед Господином чернокнижников, умудрившись ненадолго, но всё же отдать свою семью в подчинение элементалистам. Скандал стоял несколько лет, шли разбирательства, в ходе которых Орты получили позорный медальон предателей — предупреждение, выдающееся всем, кто вдруг умудрился проштрафиться и при этом не погибнуть. Подобные медальоны не были безделушками или бесполезной бижутерией, несли на себе отпечаток воли Повелителя, напоминая семейству о том, что на них лежит тенью вина и долг. Эти амулеты хранились, как зеница ока, и в случае, если кто-то со стороны вдруг получал их, династия находилась под угрозой. Владелец медальона вполне мог потребовать казнь всех живых представителей семьи, изгнание или крупную контрибуцию. А потому за их сохранностью следили особенно строго, а о наличии подобных вещей старались не распространяться, чтобы не стать жертвами внутрифракционных интриг, ведь провинившись во второй раз, они действительно рисковали собственными жизнями. Орты всеми силами старались загладить собственную вину, а потому безропотно выполняли все требования Господина чернокнижников, постепенно начиная действовать на опережение: стоило только кому-то из дипломатов заметить, что с обеспечением армии беда, как тут же присылали добровольный денежный дар; видели недостаток сил — отправляли собственных рекрутов и тварей для поддержания фракции. Словом, делали всё возможное, чтобы не навлечь на себя господский гнев.