Поцелуй победителя - Руткоски Мари - Страница 9

— Я занят.

— Нет-нет, — встрял Рошар. — Иди, поговори с ним. Мы закончили. Я сам изложу командующим свой план, и…

— Стой. Сарсин, кто этот посетитель?

— Гэрранский конюх. Он ухаживал за валорианскими лошадьми на станции у дороги, ведущей на север, в тундру.

— Его послание имеет какое-то отношение к готовящемуся валорианскому вторжению?

— Я спрашивала. Говорит, что нет.

— Может, он принес сведения о генерале, его войсках или императоре?

— Нет, как будто нет. Но…

Арин отвернулся.

— Пусть ждет.

Сарсин сделала вдох, будто собиралась возразить, но потом, похоже, передумала.

— Я поселю его в твоих старых покоях. Путь был неблизкий, он устал.

— Что ж, — сказал Рошар с улыбкой, сворачивая карту. — Значит, решено. Как там называется пляж? Леррален? Отправляемся завтра же на рассвете.

Арин не мог заснуть, поэтому встал и распахнул окно. В тишине летней ночи прошелестела крыльями сова-охотница. Конечно, по правилам военного искусства лучше будет отправить все восточное войско к Лерралену. Не следует делить силы, оставляя часть солдат охранять скалы. Пляж идеален для высадки армии. Начинать завоевание с широкой равнины очень удобно. Дакраны, плохо знакомые с территорией, которую им предстоит защищать, лишены преимущества перед валорианцами, и отбить атаку им будет непросто… Это играет на руку генералу Траяну. Возможно, Рошар прав.

Арин в любом случае не мог отменить его решение. Пока мало кто из гэррани успел полностью оправиться от действия яда, так что у них, по сути, не было войска, кроме дакранского. Повезло еще, что королева согласилась помочь. Впрочем, она умна. Должно быть, ей доложили, что Арин не послушал Заша, планируя важнейшее морское сражение, и командующий флотом теперь обижен. Арин был рад Рошару, но понимал, что прислали его лишь затем, чтобы поставить на место зарвавшегося гэррани.

Арин оперся на раму и прижался лбом к запястью. Зажигать лампу он не стал, и ночь окутала его. Может, валорианцы потому и тренируются обходиться без сна, чтобы добиться этого ощущения: будто ты и ночная тьма — одно целое. Прислушиваясь к шелесту деревьев, Арин представил, как валорианское войско высаживается на гэрранском побережье. Рука на раме окна напряглась. Нет, уснуть не удастся. Перед глазами стояли прибрежные скалы, белые, сверкающие. Кестрель не устояла бы перед их вызовом. Если бы план атаки продумывала дочь генерала, она бы, несомненно, оценила удобство Лерралена, однако скалы привели бы ее в восторг: идеальная ловушка! Малый отряд, подкравшись с севера, застанет врасплох защитников Гэррана, занятых обороной пляжа. Восточное войско будет растоптано, валорианцы захватят юг полуострова и по суше пойдут на столицу, гавань которой теперь слишком хорошо защищена для вторжения с моря. Кестрель поступила бы так, будь она на месте генерала. Арин решил бы действовать так, будь он на месте Кестрель. Его рука сама собой сжалась в кулак.

Он вспомнил ненавистный знак помолвки — золотую полосу на лбу невесты принца. Однажды зимним вечером Арин поймал Кестрель на крытой галерее дворца. Девушка стояла перед ним, прижавшись спиной к стеклу, покрытому морозными узорами. Арин чувствовал тепло ее стройного тела. Он поцеловал линию у нее на лбу, и на губах остался горький привкус косметического масла.

Как же трудно порой отличить правду от вымысла! В какие глупости он верил! Арин вспомнил последний вечер, когда чары наконец развеялись. Он тогда приплыл с востока, рискнул всем, чтобы пробраться во дворец. И что увидел? Смятение в ее глазах, недовольство. Кестрель нетерпеливо разглаживала юбки платья с пышными рукавами, стянутыми манжетами на запястье. Окруженная волнами темно-синего шелка, она сидела за фортепиано, всем своим видом демонстрируя равнодушие, наигрывая издевательски веселую мелодию. Когда же Арин отказался уходить, Кестрель пустила в ход жестокие, обидные слова.

Нельзя сказать, что Арин научился думать о ней с безразличием. Он содрогался от стыда, вспоминая, какие задавал вопросы: «Что ты сделала ради мирного договора? Этот договор освободил мой народ. Спас мне жизнь. Что ты предложила императору взамен? Ты согласилась выйти за принца из-за меня? Может, ты заключила с императором сделку?» Язвительные ответы Кестрель до сих пор эхом отзывались у Арина в голове.

Он поблагодарил бога везения за то, что удержался и не спросил, не она ли Мотылек. Еще одна глупая фантазия. Арин все время приписывал Кестрель качества, которые хотел в ней видеть. Тенсен ведь раскрыл Арину личность шпионки: это была Риша, восточная принцесса, живущая заложницей при дворе императора. Но он усомнился в словах своего верного, честного помощника.

Арин выпрямился. Плечи ныли от долгого пребывания в одной позе. Арин сел на широкий подоконник, прислонившись спиной к раме. Быть на границе между домом и улицей — приятное равновесие. Мысли потихоньку прояснялись. Все было не зря. И то, что произошло между ним и Кестрель, многому его научило. Арин понял, как она мыслит, нашел ее слабость — любовь к хитростям. Увидел, как сильно дочь генерала похожа на отца.

Сколько людей потребуется, чтобы сбросить разведчиков со скал на западном побережье? Впрочем, вероятно, он чересчур увлекся хитрыми ходами. Возможно, Арин, так же как Кестрель, слишком любит авантюру.

Запела первая утренняя пташка.

Когда-то гэрранская богиня игр была смертной. Арин хорошо знал эту сказку. Азартная женщина выиграла в карты бессмертие, и начался настоящий хаос. Богам совсем не нравилось терять драгоценности: кто проиграл перчатки, в которых можно было потрогать цвет и звук, кто — кольцо, в котором был заключен иной мир. Бог ночи лишился любимой кошки. Когда новая богиня выиграла солнце, терпение богов лопнуло, и к ней отправили бога войны. Но споры бессмертных никогда не решаются просто. Так что легенда о боге войны и богине игр растянулась на множество историй и содержала немало моментов, которые не годились для детских ушей…

Арин закрыл окно, взял меч из прекрасной прочной стали, принадлежавший прежде отцу. Почти десять лет клинок провисел на стене, словно труп, выставленный на всеобщее обозрение. Теперь Арин с удовольствием взял оружие в руки. На секунду показалось, что он сжимает не рукоять, а руку отца. Потом наваждение растаяло.

Арин поспешил в конюшню: времени оставалось мало, близилось утро. Он оседлал Ланса, коня Кестрель, который теперь достался ему. Жеребец был сильным, умным и быстрым. В серых утренних сумерках Арин выехал из дома. По дороге ему пришло в голову, что командующий любой армией должен молиться не только богу войны, но и богине игр. Чтобы победить, нужно уметь делать правильные ставки. Земля мелькала под копытами Ланса, а в голове у Арина промелькнула мысль о незнакомце, который пришел к нему с посланием. «Потом», — решил он и пришпорил коня.

Арин припал к земле, поросшей редкой травой. Ветер пронзительно свистел в ушах, бросая пыль в лицо, выбивая слезы из глаз. Арин кое-как проморгался и подполз к краю скалы. От резкого движения несколько комочков земли полетело вниз. Сердце забилось гулко и часто. Арин представил, как вершина утеса обваливается, а вместе с ней падает и он сам. Быстро, как уже не раз в этот день, он уперся локтями в землю и приподнялся, чтобы посмотреть, что происходит у подножия утеса. Море шумело и пенилось далеко внизу, разбиваясь о скалы. Ни кораблей, ни валорианцев. Ничего. Арин отполз от края, перекатился на спину, посмотрел на небо, потом перевел взгляд на ждущих в укрытии гэррани и покачал головой.

Эти люди были из Этреи, удаленного от столицы поместья, которое он сам помог освободить во время Зимнего восстания. Вода из акведуков сюда не поступала, жители брали воду из колодцев и потому остались здоровы. Они едва ли походили на прирожденных бойцов, но Арин решил, что это лучше, чем ничего. Он приехал в деревню и попросил о помощи. Двадцать человек, мужчин и женщин, согласились поехать с ним. К безмолвному побережью и голым скалам.