Поцелуй победителя - Руткоски Мари - Страница 41

— Если Кестрель назвала это поместье, значит, так и есть.

— Согласен. — Рошар сделал глоток вина.

Арин поковырялся в тарелке.

— Ты когда-нибудь выигрывал у нее в карты? Или в «Пограничье»? В любую игру? Она не оставляет мне ни малейшего шанса!

— Я вижу, ты много времени проводишь с ней.

Рука Рошара, державшая чашку, застыла на полпути.

— Арин.

Укол ревности. Тщательно скрываемая обида.

— Кестрель меня, скажем так, не интересует. — Принц слегка изменился в лице.

Повисло молчание, и Арину вдруг пришло в голову, что, когда он поволок Рошара в лес, солдаты не попытались ему помешать совсем по другой причине.

— Женщины вообще не интересуют меня в этом смысле, — добавил принц.

Арин давно догадывался об этом, просто не осознавал до конца. Он поймал взгляд Рошара, который можно было бы назвать робким, будь на его месте кто-то другой. Но нет, черные, спокойные глаза принца выражали лишь добродушное любопытство. Арин почувствовал, как отношения между ними резко усложнились.

— Я знаю.

— Правда? — ухмыльнулся принц. — Может, хочешь убедиться?

Арин вспыхнул.

— Рошар… — Он не знал, что ответить.

Принц расхохотался и налил Арину вина.

— Пей, да побыстрее, мой милый гэррани. Как ты уже заметил, я кое-кого жду сегодня вечером, и, хотя тебе я почти всегда рад, со своим посетителем я предпочел бы остаться наедине.

Кестрель ждала Арина возле его палатки. Стояла пьянящая летняя ночь, слишком теплая для того, чтобы разводить костер. Лагерь был погружен во тьму. Арин не видел лица Кестрель, только силуэт.

— Я кое-что тебе принесла. — Она протянула руку и вложила какой-то круглый предмет в его ладонь.

Арин сразу догадался, что это. Он провел пальцами по упругой, слегка неровной поверхности.

— Апельсин.

— Я нашла дерево неподалеку от лагеря и набрала, сколько смогла. Большую часть раздала, но этот можем съесть вместе.

Арин перебросил фрукт из одной руки в другую в радостном изумлении.

— Я не знала, любишь ли ты апельсины, — призналась Кестрель.

— Люблю.

— Ты мне об этом когда-нибудь говорил? Может, я забыла?

— Нет, не говорил. Если честно… — он покатал апельсин на ладони, — я их просто обожаю.

Арин готов был поклясться, что она улыбнулась.

— Так чего же ты ждешь?

Он впился ногтями в кожуру и разорвал ее. Воздух наполнил цитрусовый аромат. Арин поделил фрукт и отдал половину Кестрель. Они уселись на траву возле палатки. На этот раз лагерь разбили на лугу недалеко от дороги. Арин провел рукой по гладким травинкам и положил в рот дольку, наслаждаясь сочным вкусом. Он уже много лет не ел апельсинов.

— Спасибо.

Ему показалось, что уголки губ Кестрель приподнялись. Арина охватило волнение. Он выплюнул косточку на ладонь. Может, этот момент тоже заронил семечко их новых отношений? Но Арин тут же велел себе перестать размышлять. Это всего лишь апельсин. Редкое удовольствие. Нужно есть и наслаждаться.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он мгновение спустя.

— Лучше. Раньше… я как будто бродила по неведомой стране, где даже не ощущаешь землю под ногами. Теперь я обрела хоть какую-то опору.

Арин услышал, как она отряхнула ладони. Кестрель пыталась подобрать слова, но не нашла подходящих и замолчала. Казалось, от нее волнами расходится печаль.

— Ты уверена, что все в порядке? — мягко спросил он.

Кестрель прерывисто вздохнула.

— Ты не обязана со всем справляться.

Она продолжала молчать.

— Я бы не смог, — сказал Арин.

Ее голос был едва слышен.

— А что бы ты сделал?

Арин подумал о том, каким разрушительным оказалось чувство потери. В детстве оно постоянно выбивало почву у него из-под ног. Он падал, а потом винил себя не только за то, что бездействовал, когда солдаты пришли в его дом, но и за то, как сильно об этом горевал. Пора научиться видеть места, где можно оступиться, и постараться избегать их. Нужно ступать осторожнее, Арин, разве ты не видишь, куда идешь? Мать, отец, сестра. Как назвать человека, который ежедневно с головой проваливается в омут горя и не хочет оттуда выбираться?

Теперь Арин вспомнил, когда начал себя ненавидеть, откуда взялась его постоянная злость. Он стал размышлять, насколько противоположные значения может иметь одно и то же слово, например «клин». Он объединяет птиц, но в то же время может расколоть бревно пополам. Он подумал о том, как печаль соединяет противоречивые чувства. Прошлое и настоящее. Любовь и ненависть. И в то же время печаль клином вонзается в душу, деля ее на две части.

Арин хотел поделиться своими мыслями, но не посмел. Он испугался, что гнев, который вызывала мысль об отце Кестрель, все испортит. Внезапно Арин засомневался: стоит ли отвечать на ее вопрос, если… он может ненароком подменить ее боль и потерю своей? Арин вгляделся в смутные очертания ее лица. Вопрос Кестрель по-настоящему поставил его в тупик.

Но внезапно все прояснилось, будто глаза наконец привыкли к темноте. Арин увидел, как она стискивает зубы, сжимает кулаки, впиваясь ногтями в ладонь. Он прекрасно знал Кестрель.

— Мне кажется, ты очень стараешься быть сильной. Но это не обязательно.

— Он хотел видеть меня такой.

Ее слова так разозлили Арина, что он предпочел промолчать.

— С тех пор как я догнала вас, я все пытаюсь тебе кое-что сказать, — произнесла Кестрель.

А он бегал от нее, всем своим видом показывая, что хочет ее отъезда. Арину стало стыдно. Он не знал, куда девать руки, апельсиновые корки упали в грязь под ногами.

— Прости. Я вел себя ужасно.

— Ты просто испугался. А я ведь даже не угрожала тебе пауками.

Как же это было в ее стиле: как только дело доходило до серьезных вещей, она тут же переводила все в шутку.

— Пожалуйста, расскажи мне, — попросил Арин.

— Я вспомнила кое-что еще о своем последнем дне в императорском дворце. Но сразу не сказала. Побоялась расстроить тебя.

— Все равно говори.

— Ты тогда пришел ко мне в музыкальный зал.

— Да. — Арин помнил, как прижал ладонь к двери, открыл ее и увидел, как Кестрель вмиг побледнела.

— Мой отец подслушал наш разговор. Он прятался в потайной комнате, построенной, чтобы шпионить. За полками и фальшивой стенкой есть окошко.

Арин вмиг все осознал. У него перед глазами пронеслись все моменты того рокового дня. Кестрель подняла руку, словно пытаясь отогнать видение, когда Арин возник на пороге. А он не понял и шагнул внутрь. Она велела ему уходить, но Арин подошел ближе.

— Я пыталась предупредить тебя, — добавила Кестрель. — Но ничего не вышло.

Арин вспомнил, как она потянулась за пером. Все стало ясно: Кестрель собиралась написать то, чего не могла сказать вслух. Но Арин вырвал перо у нее из рук и бросил на пол. Должно быть, так чувствует себя человек, которому вонзили нож под ребро. Кестрель заговорила быстрее. Ее голос дрожал.

— Он пришел не шпионить. Просто слушал, как я играю. Мы совсем не умели общаться друг с другом. А так было проще — как будто существовала некая тайна. Он приходил и слушал, притворяясь, будто на самом деле его там нет. Но я с удовольствием для него играла. А потом ты открыл дверь комнаты, и я… Я помню, что почувствовала. Все жестокие слова, что я тебе тогда наговорила, неправда. Прости.

— Не говори так. Не извиняйся передо мной. Это я тебя подвел.

— Нет. Я не готова была положиться на тебя и поэтому не доверила тебе ничего, что могло бы уничтожить меня — или, наоборот, спасти. Поэтому я прошу у тебя прощения. Я вела себя так жестоко не только потому, что хотела оградить тебя от гнева отца. Я пыталась защитить и себя. Мысль о том, что он обо всем узнает, была невыносима. Но что бы случилось, если бы я не попыталась предупредить тебя незаметно? Я могла признаться во всем открыто, и пусть бы он услышал. Да, я согласилась выйти за принца, чтобы спасти тебя. Да, я шпионила на Тенсена. Да, я любила тебя. — Повисло молчание. Вдалеке замелькали светлячки. — Почему я этого не сказала? Хотела бы я знать, как бы все повернулось тогда…