В объятиях герцога - Берн Керриган - Страница 13

Она боялась только одного – смерти Коула. Она должна была спасти его от костлявой старухи с косой. Герцог был святым и грешным человеком, мерзавцем и героем, грубым и одновременно нежным любовником.

И теперь он нуждался в ее помощи, заботе, уходе. Имоджен откинула с высокого лба герцога влажную от пота прядку волос. Ее переполняли нежные чувства к нему.

– Ты будешь жить, Коул, – прошептала она. – Я все сделаю для того, чтобы ты выздоровел.

Тиф, эту опасную болезнь, в народе называли тюремной лихорадкой. Ею болели обычно заключенные и городская беднота. Она поражала тех, кто жил в нищете и пил гнилую воду. Инфекция распространялась быстро и превращалась в эпидемию. Имоджен заразилась тифом, когда жила в трущобах, но ей посчастливилось выздороветь.

Такие люди, как Тренвит, редко заражались тифом, поскольку жили в роскоши, были крепкими и хорошо питались. В каких же нечеловеческих условиях пришлось целый год жить Тренвиту?! Имоджен благодарила Бога за то, что его все-таки освободили и доставили в Англию, где сохранялся шанс на его спасение.

Вскоре явился Уильям со всем необходимым для ухода за пациентом, и Имоджен приступила к работе. Ей необходимо было обтереть тело герцога льдом, чтобы сбить температуру.

– Может быть, ему нужно справить нужду, медсестра Причард? – спросил Уильям. – Он не ходил на горшок с тех пор, как его привезли.

Имоджен нахмурилась.

– Нет, пока ничего не надо, – сказала она. – Я позвоню, если понадобится ваша помощь.

Отказавшись от услуг Уильяма, она дождалась, когда за ним закроется дверь, и сняла с Тренвита влажную от пота простыню.

Стараясь сохранять спокойствие и не впускать в душу отчаяние, девушка обмакнула мягкую тряпку в ледяную воду, выжала ее и вытерла высокий лоб герцога. Он вздрогнул от прикосновения холодной ткани, но потом повернул голову к Имоджен так, как будто ее действия приносили ему облегчение.

В памяти Имоджен запечатлелся прежний облик Тренвита. Это был невероятно красивый мужчина, его физические данные едва ли не достигали совершенства. Часто, по выходным, гуляя по Гайд-парку, она останавливалась у статуи Ахиллеса. Сходство этого древнегреческого героя и Тренвита было очевидным.

Теперь же тело герцога представляло собой жалкое зрелище. Он походил на скелет, обтянутый кожей. Голод превратил его в живую мумию. Имоджен обтерла шею Коула и верхнюю часть груди. Она обнаружила на ней еще не заживший рубец, который тянулся от ключицы к плечу. Его не было год назад.

Не было на его коже и странных отметин, похожих на следы впившейся в тело гальки. Что это могло быть? У Тренвита было многих других ран и порезов, которые еще не успели зажить.

Губы Тренвита высохли и потрескались, из его груди вырывались стоны. Он тяжело дышал и бредил. Имоджен не могла разобрать слов, которые он бормотал в полузабытьи. Однако вслушавшись в его речь, она услышала: «Марш… штыки… копайте…» – и похолодела.

Какие кошмарные видения недавнего прошлого терзали его?

Имоджен еще раз окунула тряпку в ледяную воду и протерла тело герцога. По его телу пробежала судорога, он застонал, а потом вдруг расслабился. Ледяная вода принесла его разгоряченному телу вожделенную прохладу.

– Прости, что беспокою тебя, Коул, – прошептала Имоджен, проверяя бинты на его бицепсе.

Герцогу нужно было сделать перевязку. Сняв бинты, Имоджен аккуратно смазала йодом шов и наложила чистую повязку.

– Я делаю все это потому, что хочу, чтобы ты остался жив. Я знаю, что причиняю тебе неудобства, но потерпи немного. Ты должен бороться за свою жизнь так, как борюсь за нее я.

– Джинни? – вдруг отчетливо услышала она и в ужасе замерла.

Так Имоджен звали только в «Голой киске». Она невольно огляделась по сторонам. В ее душе боролись страх и радость. Радость от того, что Тренвит говорит. Он узнал ее голос после года разлуки, после всех суровых испытаний, через которые прошел.

Имоджен встала и отошла от постели. Однако Тренвит начал беспокойно метаться, вертя головой в разные стороны. Он как будто искал знакомое лицо и не находил. Из его груди вырвались всхлипы. Тренвит был в отчаянье. Его искалеченная рука без кисти свесилась с кровати.

Звуки, которые издавал Тренвит, разрывали Имоджен сердце.

– Джинни, – позвал он снова, на этот раз громче, и она не могла не ответить ему.

– Я здесь, Коул, – сказала Имоджен и снова присела на краешек кровати. – Я здесь. Ты помнишь меня?

Она взяла из хрустальной вазочки кусочек льда и положила его в рот раненого. Тренвит пососал лед, и это принесло ему облегчение.

Имоджен снова взялась за тряпку и окунула ее в тазик с холодной водой.

– Джинни. – Герцог зарыл правую руку в складки ее юбки, и Имоджен удивилась, что у него на это хватило сил. – Все вокруг было объято огнем, Джинни, – простонал он. – И я решил, что нахожусь в аду.

– Я знаю, – прошептала она, снова убирая с пылающего лба упавшую прядь непослушных влажных волос.

Имоджен, конечно же, ничего не поняла из его слов, но хотела успокоить Коула, вселить в него уверенность в том, что она сочувствует ему всем сердцем.

– Но там был снег. Снег… – снова заговорил Коул. – Ад – это не огонь, Джинни, это лед.

– Тс, – произнесла она, видя, как сильно он разволновался. К ее горлу подкатил комок, и она боялась, что расплачется. Она не знала, что сказать, чем утешить раненого. – Успокойся, теперь ты в безопасности.

Имоджен засомневалась в правильности своих действий. Если ужасные переживания герцога были как-то связаны с холодом, со льдом, то обтирания были для него сейчас сродни пытки. Но как еще она могла сбить высокую температуру?

– Прости, – прошептала она, чувствуя, что на ее глаза набегают слезы.

И все же она продолжила обтирать его тело, перейдя к ногам. Тренвит застонал и снова произнес ее имя. Затем у него перехватило дыхание, и мышцы напряглись.

Имоджен беспомощно наблюдала, как его посиневшее тело бьется в конвульсиях. Если бы он не был так слаб, то в эту минуту, пожалуй, мог бы пнуть ее ногой. Слава богу, у герцога не было сыпи на теле. Когда Имоджен болела тифом, ее постоянно мучило ощущение мурашек, бегающих по всему телу, словно докучливые муравьи. Это было очень неприятное чувство. Ей казалось, что муравьи медленно пожирают ее плоть.

Тренвиту повезло, он был избавлен от столь неприятных ощущений.

Тихо напевая, Имоджен положила ему на нижнюю губу кусочек льда. Он начал таять, и в рот герцога закапала вода. Похоже, раненому это понравилось. Он вздохнул с облегчением, и девушка поднесла к его губам еще один кусочек.

– Ты мне снилась, – прошептал Тренвит. – Мне снилась кровь. И ты.

– Ты тоже снился мне, – призналась Имоджен, положив ладонь на его лоб.

Лоб горел огнем, температура не спадала.

– Проклятье, – пробормотала она и встала.

– Нет, не уходи… – слабым голосом запротестовал Тренвит и с удивительной силой уцепился за ее юбку.

– Тише, Коул, тише, – попыталась она успокоить пациента, разжимая его пальцы.

Когда Коул произносил ее имя, его голос звучал нежно, и у Имоджен таяло сердце. Сама она понижала голос до интимного шепота, когда называла его по имени. Вообще-то ей следовало обращаться к герцогу «ваша светлость», но учитывая сложившиеся обстоятельства, фамильярность была простительным грехом.

– Я сделаю перевязку, – продолжала Имоджен, – а потом ты поешь немного бульона и выпьешь чая.

Девушка уселась на край кровати у ног раненого, положила его левую руку себе на колени и взяла ножницы, чтобы разрезать бинты на культе. Но как только ножницы коснулись его кожи, Тренвит сильно дернулся и застонал. Если бы у Имоджен была плохая реакция, Тренвит поранился бы.

Тогда она решила размотать бинты на культе. Сделать это было не так-то просто, потому что Тренвит сильно вздрагивал и дергался при малейшем давлении на рану.

Имоджен всегда считала себя опытной медсестрой, которую трудно вывести из равновесия видом ран. Однако она ахнула от ужаса, когда увидела изувеченное запястье Тренвита.