Преступление победителя - Руткоски Мари - Страница 62

Арин спрятался в чулане с углем возле печей, которые грели воду для всего дворца. Он попросил слугу-гэррани найти Тенсена и привести его сюда. Тем временем Арин решил, что постарается как можно сильнее измазаться в саже, чтобы его невозможно было узнать. Но, пробыв здесь всего несколько минут при свете одной-единственной лампы, закрепленной почти под потолком, как можно дальше от кучи угля, Арин понял: достаточно того, что он ходит взад-вперед и дышит. На нем и так уже осела угольная пыль. Арин потер шрам — на пальцах осталась сажа. Пыль с привкусом гари попала даже в рот. Он закашлялся, подавившись, а потом вдруг горько рассмеялся.

Дверь открылась, и в чулан вошел Тенсен. Он был в ярости.

— Бог глупости, должно быть, окончательно решил прибрать тебя к рукам. О чем ты вообще думал? Зачем явился в столицу?

Арин едва мог поверить в происходящее. Его охватила безумная легкость. Наверное, так чувствует себя конь-тяжеловоз, которого наконец распрягли и отпустили пастись в поле. Арин сделал вдох, готовясь все объяснить.

— Не будем тратить время, — отмахнулся Тенсен. — Я и так уже знаю.

Арин нахмурился:

— Откуда?

— Слуги рассказали. Арин, какой же ты дурак!

— Да. — Он снова издал смешок, похожий на кашель. — Так и есть.

— Тебе еще повезло, что не все во дворце пока что знают о твоем возвращении — и что слуги умеют молчать. Но только пока. Вообще, во дворце как-то подозрительно тихо, жуть берет. Мне это не нравится, но хорошо, что ты до сих пор здесь. Ты выслушаешь, что я узнал, отправишься прямиком в Гэрран и больше не попытаешься вернуться. — Тенсен схватил его за плечо. — Поклянись. Именами всех богов.

Арин поклялся. Он был только рад дать такое обещание. Тенсен убрал руку.

— Мирный договор оказался ловушкой. Нас вызвали сюда, чтобы отвлечь и убедить в том, что нам действительно дали свободу и воспринимают всерьез, раз даже пригласили ко двору. Но император хочет вернуть Гэрран. Земли ему нужны, а вот люди — мешают.

Арин, побледнев, выслушал рассказ о том, как империя отравила воду, поступающую на полуостров. Угольная пыль забивала легкие, делая дыхание губернатора тяжелым и хриплым.

— Тебе придется перекрыть воду в городе. Отправь всех на окрестные фермы, если потребуется. Поторопись. Уже темно, может, тебе удастся добраться до гавани, не попавшись никому на глаза.

— Едем вместе.

Министр покачал головой.

— Сарсин больна… Все больны. Тенсен, мне понадобится твоя помощь.

— Здесь я принесу больше пользы.

— Слишком опасно. За тобой наверняка пристально следят. Пусть Делия передает нам новости. Или пусть твой Мотылек выучит узелковый шифр.

Тенсен переменился в лице:

— Ни Делия, ни Мотылек нам уже не помогут. Их миссия окончена.

— Как и твоя.

— Возможно, я еще получу важные сведения. Вдруг я что-то упустил? — Лицо старика смягчилось. — Помнишь, я спрашивал, что выберешь, Гэрран или собственные интересы? Ты ответил, что родина для тебя важнее. Разве я не принял этот выбор? Что ж, пришла пора тебе принять мой. — Тенсен поднял руку и погладил Арина по щеке. На пальцах старика осталась сажа. — Мальчик мой. Ты немного потерялся, да?

Арин желал поспорить, потом хотел согласиться, а в итоге готов был сказать, что наконец нашел верный путь.

— Я тебя не подвел.

— Я такого и не говорил.

— Я добился союза с востоком. И еще, Тенсен, изобрел кое-что совершенно новое! Это поможет остановить империю. Император считает себя неуязвимым, но он…

— Лучше не говори мне больше ничего.

Арин весь похолодел. Это были слова человека, который готовится к пытке.

— Поехали со мной.

— Нет. Я должен узнать, что будет дальше.

— Это же не сказка, Тенсен!

— Уверен? А по-моему, отличная история. О мальчике, который вырос, превратился в сильного мужчину и спас свой народ. Мне всегда она нравилась. Однажды я даже играл эту роль в королевском театре. У этой сказки счастливый конец. — Тенсен прикоснулся к груди, прямо над сердцем. Арину показалось, что он услышал какое-то шуршание. В глазах Тенсена мелькнуло сомнение — и пропало. Старик уронил руку, и Арин вскоре забыл про тихий шелест. Однако позже он вспомнил странный взгляд министра и, полагая, что Тенсен сомневался в своем решении остаться, проклинал себя за то, что не нашел нужных слов, не уговорил старика уехать.

— Ну все, ступай. Пора, — сказал Тенсен. — Ты так похож на моего внука. Не хочу горевать еще и о твоей смерти.

Он снял с пальца золотое кольцо и протянул его Арину.

— На этот раз не возвращай, ладно? — улыбнулся министр.

Арин сжал его руку и прижался губами к сухой ладони старика. Потом он взял кольцо и попрощался.

Отец ушел. Он не пожелал остаться на ужин, хотя Кестрель и предлагала поесть в ее покоях. Генерал не жаловался на усталость и только недавно зажившую рану, но к двери прошагал медленно. На секунду Кестрель показалось, что он прижал руку к животу в том месте, куда его ранили.

Когда отец ушел, ей стало стыдно. Ведь на самом деле Кестрель надеялась, что все дело в усталости и недолеченной ране. Это бы объяснило, почему генерал не захотел остаться, хотя сказал, что верит ей.

Пришло время ужина, но Кестрель не могла проглотить ни кусочка. Она распахнула окно. Ветер был по-летнему теплый и нежный. Он принес с собой ароматы гор: значит, дул в сторону открытого моря.

В покои заглянули служанки. Они спросили, не желает ли госпожа переодеться перед сном. Кестрель принялась теребить рукав из синего шелка, под которым спрятала мертвого мотылька. Подумав, она отказалась. Кестрель хотела отослать служанок, но боялась одиночества. Поэтому девушки остались, тихо сплетничая о чем-то в уголке. Была уже ночь. Кестрель все сидела, не в силах унять страх. Отдал ли Тенсен письмо Арину? Успел ли тот выбраться из дворца?

Уже потом Кестрель увидела, как все ее ошибки, совершенные за один день, выстраиваются в кривую, столь уродливую линию, что трудно разобрать, какая из них стала первой.

Но зато Кестрель прекрасно знала последний промах. Она совершила его в ту секунду, когда вышла из своих покоев и отправилась к Тенсену, чтобы узнать, нашел ли он Арина и передал ли письмо.

В коридорах не слышно было ни звука. Жара стояла почти летняя, по спине у Кестрель прокатилась капелька пота, но отчего-то ей казалось, что на улице идет снег. От тишины звенело в ушах. Кожу покалывало от страха, будто в нее впивались снежинки. Каменные стены дворца все еще дышали холодом.

Дверь в покои Тенсена обычно была плотно закрыта, однако сейчас оставалась узкая щелочка. На мгновение Кестрель представила, что министр дожидается ее. Но в глубине души она уже знала, что это не так, и догадалась, что означает эта щель. Однако Кестрель все еще отказывалась верить. И тогда разум отвернулся и отрекся от своей хозяйки, которая так желала навлечь на себя рок.

Кестрель подняла руку и постучала. Костяшки пальцев выбили прерывистую, неуверенную дробь по поверхности дерева. Дверь открыл император. Капитан стражи, стоявший у него за плечом, протянул руку и втащил Кестрель внутрь.

Поначалу Кестрель ничего не видела. Она пыталась вывернуться из захвата, прерывисто и испуганно дыша. Капитан и император были высокого роста, и Кестрель не могла разглядеть ничего, кроме дорогих тканей их одежд. Но потом раздался голос генерала:

— Прошу вас.

Капитан разжал руки. Кестрель наконец увидела отца. Он стоял в дальнем углу комнаты. По другую сторону от него, на полу, в темной луже крови лежал Тенсен. Его зеленые глаза остекленели, тело уже закоченело. На рукаве генерала осталась небольшая кровавая полоса: судя по всему, он вытер кинжал о рубашку, прежде чем вернуть его в ножны.

Кестрель встретилась взглядом с отцом. Его глаза были холодными и пустыми, как у мертвеца. Она с трудом разжала обветренные губы, но настолько оцепенела, что ничего не смогла сказать и поэтому закричала. Капитан зажал ей рот ладонью. Генерал отвел взгляд. Кестрель замерла.