Преступление победителя - Руткоски Мари - Страница 57

Теперь он увидел во всем совершенно иной смысл. Осознав свою ошибку, Арин уронил руку и сжал ее в кулак.

— Мне нужно ехать, — объявил он королеве. — Прямо сейчас.

Кестрель выглядела так, будто на нее вылили ведро крови.

В итоге она так и не попросила внести изменения в свадебный наряд. Главный инженер и без того исправила свою ставку. Кестрель не знала наверняка, слышал ли об этом император и что ей за это будет, она боялась снова ненароком расстроить его планы и тем самым привлечь к себе внимание.

Император хотел, чтобы Кестрель была в красном. Платье вышло тяжелым: плотная дорогая парча алого цвета в глубине блестящих складок казалась темно-красной, почти черной. В жестком корсете Кестрель едва дышала. Шлейф сейчас был свернут, но, когда Кестрель войдет в большой зал, он будет струиться за ней длинной рекой.

Новая портниха суетилась вокруг невесты принца:

— Не слишком туго? Или… вы бы хотели еще что-нибудь добавить? Может, пришить кристаллы на подол?

— Нет. — Это была последняя примерка перед свадьбой. До торжества оставалось чуть больше недели. Больше всего на свете Кестрель хотелось сжечь платье.

— О, да ведь вы еще не видели украшение. — Портниха принесла золотую проволоку и начала вплетать ее в волосы Кестрель, обвивая концы вокруг шеи и укладывая их в прохладные узоры на обнаженных плечах. Дышать стало еще труднее, в глазах защипало.

— Так намного лучше, да? Правда? — тоненько щебетала портниха. — Вы такая красавица!

Кестрель вдруг поняла, что эта девочка от страха готова лишиться чувств. Кестрель посмотрела на свое отражение: никакая она не красавица. Ее лицо казалось осунувшимся, бледным и потрясенным, глаза широко раскрыты. Она выглядела больной. Кестрель закрыла лицо руками, надавила пальцами на веки, потом снова открыла глаза. Она не знала, что уловила в ее взгляде портниха, но бедная девочка явно прочитала свой приговор. Замену Делии нашли в последний момент. Простая швея в одночасье превратилась в портниху императорской семьи. Бедняжка была напугана. И как ей не бояться гнева Кестрель? Недаром же предыдущая портниха мертва.

Кестрель отвернулась от зеркала. Она сошла со скамейки, стараясь не наступить на подол, сделала шаг к темноволосой девушке и мягко положила руку ей на плечо. Портниха замерла.

— Вам нравится? — прошептала она.

— Все замечательно, — ответила Кестрель.

Отец окончательно поправился. Он собирался уехать утром после свадьбы, чтобы продолжить кампанию на востоке. Генерал давно бы это сделал, если бы не приказ императора. Иногда Кестрель казалось, что он и так не пропустил бы ее день рождения и свадьбу. Но так она думала, только если генерала не было рядом. Когда отец стоял перед ней, Кестрель видела нетерпение в его глазах и понимала, что ошибалась.

Генерал пригласил дочь пройтись. Дул холодный ветер, такой сильный, что болели уши. Сначала Кестрель даже решила, что отец так и не заговорит, но наконец он все же произнес:

— Я не знаю, что подарить тебе на свадьбу.

— Мне все равно.

— Жаль… — Он прищурился, увидев, как над Весенним садом парит сокол. — Жаль, что у меня не осталось никаких вещей твоей матери. Я бы подарил их тебе и сказал, что специально ждал этого дня.

В день своего совершеннолетия Кестрель унаследовала все, что принадлежало ее матери. Отец не пожелал оставить себе ничего.

Несколько месяцев назад Кестрель нашла бы силы ответить, что все это совсем не важно. Легко, беспечно, остроумно. Но сейчас она начала понимать, как дорого они уже заплатили за то, что не говорили друг другу правды. Да, иногда дочери и отцу удавалось сделать шаг в сторону искренности, в чем-то они смогли достичь понимания. Доказательством служило то, что генерал теперь часто слушал игру дочери — пусть и не заходя в музыкальную комнату, но стоя за ширмой. В этом заключалась определенная честность, но все равно она была неполной, не истинной. Кестрель становилось больно при мысли о том, что в этом смысле она ничуть не лучше отца. Она тоже не умела говорить о том, что думает, хотя и хотела. Кестрель решила попытаться. Найти нужные слова оказалось непросто.

— А если я сама попрошу у тебя подарок?

— Смотря какой, — осторожно ответил генерал.

— Останься. Не уезжай на восток.

— Кестрель…

— Хотя бы на неделю, — продолжила умолять она. — Или на день. Побудь еще здесь после свадьбы.

Генерал по-прежнему смотрел в небо, но хищная птица уже улетела.

— Прошу тебя.

Отец наконец повернулся к ней.

— Хорошо, — согласился он. — Останусь на один день.

При дворе продолжались приемы и праздники. Прошел весенний турнир. Каждый день устраивался маскарад, бал или пир.

Кестрель не раз ловила взгляд Тенсена с другого конца комнаты, но всегда отворачивалась. Он явно хотел поговорить. Кестрель знала: министру нужны новые сведения. Он станет уговаривать ее пойти на риск, даже не зная, будет ли от этого польза. Но Кестрель уже приняла решение. Она выйдет замуж и будет править империей. Так ей удастся изменить мир к лучшему.

Собственные попытки играть в шпионку теперь казались Кестрель совсем глупыми. Она вела себя, словно ребенок, который не хочет взрослеть. Хуже того, в моменты, когда она была особенно честна с собой, оставалась лишь голая правда. Кестрель понимала, что согласилась работать на Тенсена лишь затем, чтобы что-то доказать Арину… Пусть даже сама запретила говорить ему об этом.

Все было настолько бессмысленно, что одна мысль об этом причиняла боль. Когда Кестрель начала совершать поступки, в которых нет смысла?

За два дня до концерта и четыре до свадьбы Верекс подошел к отцу после скачек, на которых победила императорская лошадь. Император стоял спиной к Кестрель и не видел, что она совсем близко.

— Меня беспокоит, что гэрранский губернатор так и не вернулся к свадьбе, — сказал Верекс. Он незаметно посмотрел на Кестрель поверх плеча императора.

Тот рассмеялся.

— Получается, от Гэррана будет только один представитель, — продолжил принц. — Выглядит странно. Может, вызвать губернатора в столицу? — Он встретился взглядом с Кестрель, будто спрашивая, чего она хочет. Кестрель покачала головой.

— Ах, эти гэррани! — Император снова издал смешок. — Поверь, никому нет до них дела. Я, признаться, и думать забыл.

Когда Арин добрался до столицы и сошел с корабля в порту, он постарался взять себя в руки. В пути он безостановочно метался по палубе и проклинал слабый ветер. Даже морская болезнь на этот раз его не мучила. Он был слишком занят лихорадочным бегом собственных мыслей. Арин весь извелся, страдал от бессонницы и, вполне вероятно, сошел с ума.

Иногда ему удавалось подумать о чем-то, кроме Кестрель. Последняя встреча с кузиной оставила тяжелое впечатление. Арин остановился в Гэрране по дороге в столицу, чтобы увидеться с Сарсин и пополнить запасы. Вместе с ним пришли корабли дакранских союзников, которые встали на якорь в гавани, чтобы защищать город. Арин пришел в ужас от того, как изменилась Сарсин. Она совсем исхудала, как и другие жители Гэррана. Арину не хотелось снова бросать ее… Но пришлось. Он был одержим стремлением поговорить с Кестрель.

Он должен узнать правду. На корабле Арин тысячу раз прокрутил в памяти все, что знал — или полагал, что знает, или надеялся. Когда казалось, что он все передумал, его мысли мчались обратно и начинали путь сначала, и так без конца.

Но, когда Арин сошел на каменистый столичный берег, он стал крайне осторожен. Помыться с дороги Арин не мог: тогда его слишком легко могли узнать. Шрам особенно усложнял задачу. Волосы Арина довольно сильно отросли, поэтому грязные пряди неплохо скрывали лоб, но вот шрам на щеке был очень заметен. Арин прошел через Теснину, склонив голову как можно ниже, в надежде, что в грязном оборванце никто не узнает губернатора целой провинции.