Преступление победителя - Руткоски Мари - Страница 43

Кестрель заставила себя улыбнуться:

— Император считает, что я должна интересоваться всем, что касается жизни империи. А мой отец говорит, что с удовольствием работал с вами.

Женщина смутилась, ее некрасивое лицо зарумянилось от гордости.

— Вы ведь служили на востоке вместе с генералом? — продолжила Кестрель.

— Это было давно. — Радость в глазах Элинор померкла. Она поймала удивленный взгляд Кестрель и добавила: — Восток — дикая земля. Инженеры, госпожа, в каком-то смысле тоже военные, но я оказалась не готова к таким испытаниям. Дакраны хитры и изворотливы. Я умела лишь строить мосты с плотинами, но камыш у реки высокий. Там водятся тигры, прячутся варвары с отравленными арбалетными бортами. Ваш отец меня защищал. Благодаря ему я жива.

Если император наградил Элинор, не может ли статься, что она оказала ему услугу своей службой на востоке? Что, если Гэрран здесь ни при чем?

Рабыня с южных островов снова наполнила бокал своей госпожи. Кестрель внимательно следила за служанкой. Южные острова — местные жители называли их Кейн Сарату — были в числе первых территорий, захваченных империей. Эта девочка, должно быть, родилась уже в рабстве и не знала другой жизни. Может, рабыня даже не выучила язык своего народа и даже матери своей не видела.

Внезапно Кестрель стало все равно, касается ли эта тайна Гэррана. Хорошо, если бы вся империя вдруг превратилась в стол с пустыми тарелками, который недавно вообразила себе Кестрель. Вот бы опрокинуть мебель, перебить посуду…

Рабыня неловко помялась на месте. Кестрель вдруг поняла, что слишком пристально уставилась на нее.

— Вам налить еще, госпожа? — предложила девушка.

— Нет, благодарю.

Инженер продолжила разговор:

— Думаю, вы меня не помните. Вы были совсем крохой, когда мы виделись в последний раз, сразу после колонизации Гэррана.

Кестрель снова посмотрела на Элинор, на ее серьезное, умное лицо, и вдруг в голове всплыло смутное воспоминание: она, еще совсем дитя, стоит на коленях возле фонтана на вилле и разводит в воде красную краску, которую удалось стянуть из мастерской. За ужином Кестрель подслушала незнакомое слово, которое произносил отец, разговаривая со своей гостьей, — «раствор».

— Из-за вас я покрасила фонтан в розовый цвет, — призналась Кестрель.

— Правда?

— Я хотела в красный, но краски не хватило. — Она провела ногтем по узору на стенке бокала. — Чем вы тогда занимались в Гэрране? Вы там жили?

— Нет, приезжала на строительство акведуков. У гэррани был слишком примитивный водопровод.

— Вы не бывали там в последнее время?

— Нет, — сказала инженер, но Кестрель заметила, как она отвела взгляд. — Зачем бы мне туда ездить?

— Ну, не знаю. Может, мне просто хочется поговорить о Гэрране. Я скучаю по дому.

Элинор нахмурилась:

— Гэрран — всего лишь колония. Здесь ваш дом.

— Гэрран был колонией. Теперь это равноправная часть империи.

— Да, милостью императора.

Тихо и беспомощно, как человек, который тянет руку к пустому месту, где раньше лежала потерянная вещь, Кестрель объяснила:

— Я скучаю по птицам, что поют там в это время года. Они носят в клювах соломинки и вьют гнезда под крышами. Мне не хватает освещенных солнцем конных троп.

Инженер смотрела на Кестрель с неодобрением, но ей было все равно. Она обращалась к Арину, который оставил ее; к Джесс, которая не желала слушать; к Ронану, который скоро уедет на войну; к отцу, который когда-то тоже жил с ней в Гэрране. Кестрель обращалась к рабыне с южных островов, хотя та, наверное, родилась и выросла в столице, так что завоеватели не оставили ей даже возможности скучать по родине.

— На холме росла апельсиновая роща, — продолжила Кестрель. — Когда я была маленькой, я часто лежала там летом и смотрела на фрукты. Они висели на ветках, как праздничные фонарики. А потом я подросла и могла ходить уже на настоящие праздники. Мы с друзьями веселились так долго, что светлячки успевали лечь спать раньше нас.

— Как мило. — Голос Элинор прозвучал холодно.

— Гэрран прекрасен.

— Сама страна действительно неплоха. Но вот ее население — настоящая проблема.

Казалось, никто из собеседниц не заметил, какая огромная трещина разверзлась межу ними после этих слов.

— Попробуйте ягоды, госпожа, — предложила Элинор.

Когда генерал достаточно поправился, чтобы выйти из комнаты, император велел устроить праздник. В Весеннем саду показали представление: морское сражение на искусственном пруду. Придворные взяли две лодки, раскрасили их под цвет военных кораблей и пускали с них фейерверки.

— Тебе не нравится? — спросил император, когда генерал Траян не присоединился к бурным аплодисментам.

— Салюты только попусту расходуют порох.

— У Валории его полно. Врагам не выстоять против наших пушек. Наши склады ломятся от пороха.

— Любые запасы однажды закончатся.

— Он всегда становится таким, когда приезжает в столицу, — с улыбкой сказал император, обращаясь к Кестрель. — Твой отец умеет радоваться жизни только на поле битвы.

Кестрель хотела возразить, что отец был весел и когда они жили в Гэрране. Но, по правде говоря, генерал тогда редко приезжал домой, да и Кестрель никогда не спрашивала, счастлив ли он.

Генерал откинулся на спинку кованого стула: прогулка в сад явно успела его утомить. С каждым днем лекарям требовалось все меньше марли для раны, но все-таки она еще не до конца зажила.

— А где Верекс? — спросила Кестрель. Принц так много знал о медицине.

Император пожал плечами.

В небе разорвался фейерверк. Он осветил толпу, собравшуюся вокруг пруда. Золотые отблески засверкали на лице Риши, которая сидела рядом с принцем на другой стороне пруда.

Император тоже заметил парочку, и ему это явно не понравилось. А Кестрель уже начала понимать, что гнев его копится долго, прежде чем вырваться наружу. Как змея, которая кажется спящей, но на самом деле готова в любую секунду наброситься на того, кто окажется поблизости.

— Я слышал, ты ходила в гости к моему инженеру, — обратился император к будущей невестке.

В небе вспыхнул новый залп. Звук взрыва отозвался в груди Кестрель. Император сейчас смотрел на нее так же, как на сына: словно ему не нравилось то, что он видит.

— Я подумала, что смогу уговорить ее вернуться с отцом на восток, — объяснила Кестрель.

Еще один фейерверк осветил лицо императора ярким светом.

— Это решать мне, а не ей.

— Я просто подумала. В итоге я даже не упомянула об этом.

— Однако, насколько я знаю, разговор у вас вышел интересный.

В воздухе пахло серой. Дым от взрывов обжигал легкие. По тому, как угрожающе прозвучал голос императора, Кестрель поняла, что действительно подобралась слишком близко к какой-то тайне.

Она взглянула на отца, но тот смотрел прямо перед собой. Пьяный придворный в лодке выпрямился во весь рост, потерял равновесие и свалился за борт. По толпе прокатился хохот. Кестрель задержала дыхание. Треск фейерверков отзывался у нее внутри. Она ждала, что скажет император, и боялась, как бы отец не вспомнил, что не велел ей ходить к Элинор.

— Наверное, тебе скучно в столице, — вздохнул император. — Я слышал, ты скучаешь по Гэррану.

— А что в этом такого? — вдруг ответил за нее отец. — Кестрель там выросла.

Небо окрасилось в зеленый и красный. Император и генерал посмотрели друг на друга. Кестрель прекрасно знала это выражение на лице отца.

Страх начал таять, и Кестрель глубоко вдохнула. Весенний вечер был прохладным, но ей вдруг стало тепло. Защита отца, будто плащ, в который хочется поплотнее закутаться, легла на плечи Кестрель.

— Разумеется, — ласково произнес император, и его внимание вновь вернулось к лодкам, на которых уже зажигали новый фитиль.

Когда рана генерала зажила, император подарил ему золотые часы.

Кестрель стояла рядом с отцом на бледно-зеленой лужайке в Весеннем саду. Там расставили мишени для стрельбы из лука, по которым стреляли придворные. В небе клубились белые облака, напоминавшие взбитые сливки. Дул теплый, нежный ветерок. Служанки уже убрали зимнюю одежду Кестрель и достали из шкафов тонкие кружевные платья. Она представила Арина в Гэрране, в саду на крыше его дома. Какие там сейчас распускаются цветы?