Преступление победителя - Руткоски Мари - Страница 29

Проиграть — немыслимо. Но если она выиграет… Можно отправить Арина домой. Так будет лучше. Ему опасно оставаться в столице, да и ей станет легче, если он уедет.

— Кестрель. — Арин коснулся ее запястья, потом его пальцы скользнули дальше, под обшлаг рукава. От этого прикосновения сердце забилось быстрее. — В последний раз, — попросил он.

Кестрель разжала пальцы, словно больше не имела над ними власти, и вложила свою руку в его. Внезапно Кестрель показалось, будто в пустую комнату ее сознания разноцветной толпой разом ворвались все желания, которые она так отчаянно и долго старалась не впускать.

— Хорошо, — прошептала она.

Глаза Арина блеснули в темноте. Его ладонь стала горячей.

— Тогда поклянись.

— Валорианка всегда держит слово.

— Идем. — Он потянул Кестрель к переулку, ведущему вниз.

— Сейчас?

— А ты предпочитаешь встретиться во дворце? Даже не знаю, где лучше, в твоих покоях или в моих.

Кестрель выпустила его руку и потерла ладонь, словно пытаясь стереть следы его пальцев. Арин заметил это и изменился в лице.

— Сыграем как-нибудь потом, — произнесла Кестрель и вдруг поняла, что согласилась не только потому, что он — достойный противник, и даже не потому, что хотела спасти его, отправив домой. Несмотря на все убедительные причины, в глубине ее души теплилась предательская надежда на то, что она проиграет. — Потом, — повторила она.

— Нет, сейчас.

— И что, мы будем бродить по улицам, высматривая, не валяется ли где-нибудь набор костяшек?

— Не беспокойся, — усмехнулся Арин. — Я знаю отличное место.

Арин всерьез засомневался, что лихорадка прошла. Казалось, будто он бредит. Происходило что-то непонятное. Он вел Кестрель по узким переулкам. Она не успевала, и он попытался идти медленнее… Но уже через несколько секунд снова прибавил шагу.

Арин с трудом отличал реальность от собственных домыслов. Где правда? Он был уверен, что заметил в глазах Кестрель отвращение, когда она впервые взглянула на него. Но потом Арин получше присмотрелся к ее лицу в свете фонаря и увидел на нем лишь печаль. Или ему показалось? «Ты видишь то, что хочешь видеть», — сказал недавно Тенсен.

Когда Арин сжал в руке воротник ее краденой — подаренной? выигранной? — шинели, между ними как будто пробежала искра. Разве нет? Но потом Кестрель застыла, точно окаменела. Как тогда, на галерее, когда Арин только приехал. Может, он сам все придумал. Или эта искра означала что-то другое.

Арин не соврал, когда сказал, что доверяет ей. Но в этом было нечто болезненное, лишенное здравого смысла. Арин знал, что не должен вот так доверять Кестрель. Это глупо. По правде говоря, он и сам не понимал, чем вызвано такое чувство: у него ведь почти не осталось надежды. В своем упрямом доверии Арин напоминал нищего, который в силу привычки даже засыпает с протянутой рукой.

Арин взглянул на Кестрель. Та опасливо осматривалась, с подозрением глядя на полные нечистот канавы, неровный оранжевый свет факелов в окнах игорных домов, щербатые ступеньки, покрытые опасной коркой льда.

Кестрель поймала его взгляд и невольно поправила шарф на голове, словно пытаясь скрыть лицо от чужака. Как будто Арин еще не знал, кто она такая, и есть шанс обмануть его, спрятавшись за непривычным нарядом.

О, это платье! Арин застыл на месте. В одежде служанки Кестрель выглядела совсем иначе. Сияющие локоны спрятаны, лицо открыто, на лбу нет этой проклятой золотой метки.

Арина вдруг охватил странный задор. Голова приятно закружилась. Легкие распирало от восторга. У него родилась странная идея, фантазия, безумный плод воображения. Арин представил, что Кестрель и есть тот самый Мотылек, шпион Тенсена. О да, как же иначе! Это все объясняло!

Пораженный своей способностью к самообману Арин продолжил сочинять свою сказку. Намеки Тенсена на то, что Мотылек — это Риша, были пустой болтовней. Министр не сказал ничего определенного. А Кестрель и впрямь может передавать ему ценные сведения, верно? Ее обожает двор. Она дочь генерала. Приближенная императора. Невеста принца. Если бы Кестрель действительно оказалась осведомителем Тенсена, он ни за что бы не рассказал Арину.

Все сходится. Даже ее теперешний вид становится понятным. Одежда служанки. Шинель с чужого плеча. Глаза, полные тайн. Да, Кестрель отлично подошла бы на роль шпиона. И если еще вспомнить испорченное платье, о котором говорила Делия: порванные швы, рвота на рукаве, испачканный подол.

Разве Кестрель не согласилась бы на риск? Но ради чего? Ради Гэррана? Ради Арина?

О боги безумия и лжи! Арин совсем свихнулся. Он громко рассмеялся.

Кестрель тоже остановилась, удивленная неожиданным весельем Арина.

— Арин, — спросила она, — что-то не так?

— Да нет, ничего. — Он покачал головой. Улыбка не сходила с его губ. — Или все. Не знаю.

— Да что такое?

— Так, шутка. Глупости, выдумки. Забудь.

Кестрель побоялась спрашивать дальше, не желая больше слышать этот полубезумный смех.

Они пошли дальше. Над головами мелькали похожие на флажки деревянные вывески различных заведений. Кестрель остановилась, когда поняла, куда ведет ее Арин. На противоположной стороне улицы виднелась таверна со сломанной рукой на вывеске — это отсюда вывалился перепивший аристократ и едва не узнал Кестрель, несмотря на маскировку.

— Я туда не пойду.

— Недостаточно роскошно? — Глаза Арина по-прежнему насмешливо поблескивали.

— Кто-нибудь меня узнает.

— Да брось.

— Неужели в простой одежде я вообще не похожа на себя? — Кестрель стало стыдно за неуверенность в собственном голосе.

— Если откажешься, я решу, что ты загордилась и считаешь, что зайти в «Сломанную руку» ниже твоего достоинства. Или ты боишься проиграть? Что ж, это я понять могу.

Кестрель нахмурилась и решительно направилась к таверне.

Внутри было светло и ужасно шумно. В воздухе клубился густой табачный дым, пахло сальными свечами, выпивкой и потом. Кестрель решительно нырнула в толпу.

— Ты что, знаешь, куда идти? — прошептал ей на ухо Арин, идя следом.

Кестрель не обратила внимания на его слова. Возле стойки дышать стало легче, но вдруг она увидела несколько подвыпивших придворных, которые громко разговаривали. Кестрель знала одного из них. Это был высокопоставленный сенатор, который сидел рядом с императором на утреннем приеме в Зимнем саду. Кестрель опустила голову, испугавшись, что ее узнают.

Но было слишком поздно. Взгляд чиновника уже упал на нее… и скользнул дальше. Он не увидел Кестрель — точнее, не увидел ничего, что заслуживало внимания. Один из его товарищей засмеялся над шуткой, и сенатор повернулся к ним. Компания потребовала налить им еще. В сторону Кестрель никто не посмотрел.

— Почему ты остановилась? — пробормотал Арин.

Сердце гулко стучало в груди. Кестрель так резко повернулась к Арину, что толкнула его. Он поймал ее за плечо.

— Я ухожу, — решила она.

— Но ты обещала. Всего одна партия.

— Не здесь. Не сейчас.

Пальцы Арина сжались.

— Значит, ты сдаешься. Я победил.

От его прикосновения сердце забилось еще быстрее. Пульс отдавался в ушах. Снова этот выбор между искушением и… чем-то еще. В то же время что-то внутри натянулось, окаменело, требуя согласиться и обвиняя в трусости. У искушения появился союзник.

— Я никогда не сдаюсь, — ответила Кестрель.

Арин улыбнулся. Они пробрались в угол, где стояло несколько столиков — увы, занятых. Кестрель подошла к самому дальнему, за которым сидели двое валорианских купцов.

— Уступите нам место, — велела она, бросив на стол украденный кошелек начальника порта. Торговцы посмотрели на деньги, потом на Кестрель и решили, что вполне готовы продолжить пить стоя. Они забрали кошелек и ушли.

— Примитивно, но действенно, — похвалил Арин.

Кестрель уселась за стол спиной к придворным. Арин по-прежнему стоял. Она думала, что он снова ищет повод ее поддразнить. Странное, недоброе веселье, охватившее его на улице, все еще поблескивало в глазах. Но он выглядел усталым, словно бегун после пробежки. Мысли, заставившие его рассмеяться, как будто исчезли… Или, по крайней мере, отступили.