Проклятие победителя - Руткоски Мари - Страница 7

— Кестрель, — с укором сказала Джесс, — ты меня не слушаешь.

Кестрель моргнула. Черноволосая рабыня затянула пояс на талии своей госпожи, и расшитая цветами юбка приобрела форму колокольчика.

— Разве ты его еще не мерила? — удивилась Кестрель.

— Да нет же! — Джесс выхватила пояс из рук гэррани и бросила его в гору шелков, скопившуюся на диване. — Ну вот, тебе не нравится!

— Неправда, — возразила Кестрель, но подруга уже принялась стягивать с себя платье. Рабыня бросилась помогать ей с пуговицами, опасаясь, что они оторвутся. Розовое платье упало в руки Кестрель.

— А ты в чем пойдешь? — вздохнула Джесс, оставшись в нижней юбке. — Пикник у леди Фарис — главное событие летнего сезона. Все должны выглядеть сногсшибательно.

— Для леди Кестрель это не составит труда, — произнес стройный, красиво одетый молодой человек, который стоял, прислонившись к косяку. Девушки заметили его только сейчас. Брат Джесс посмотрел на Кестрель с улыбкой.

Кестрель усмехнулась Ронану в ответ, показав, что уловила в его словах модный нынче пустой флирт и не придала им никакого значения. Но, в конце концов, именно за этим она и приехала. Примерка платьев, ни к чему не обязывающие комплименты — Кестрель хотелось забить голову пустяками так, чтобы невозможно было думать о серьезном.

Ронан пересек комнату, сбросил платья на пол и уселся рядом с Кестрель. Черноволосая рабыня, замученная капризами госпожи, наклонилась, чтобы подобрать роскошные наряды.

Внезапно Кестрель охватило желание сказать какую-нибудь колкость, неважно кому. Тем временем из коридора послышалась музыка, поэтому Кестрель не успела поставить всех присутствующих в неловкое положение.

— Ноктюрн «Сенест», — выдохнула она, тут же узнав мелодию.

Ронан откинул белокурую голову на спинку дивана, украшенную резьбой. Расслабленно вытянув ноги, он окинул Кестрель взглядом.

— Я специально приказал Олену — так зовут раба-музыканта — сыграть эту пьесу. Я знаю, как ты ее любишь.

Кестрель прислушалась. Гэррани играл старательно, однако ноты звучали как-то странно. Когда начался трудный пассаж, Кестрель напряглась. Разумеется, то, что она услышала, было далеко от идеала.

— Давайте я сыграю, — предложила Кестрель.

Брат с сестрой переглянулись.

— В другой раз, — ответил Ронан. — Родители дома.

— Они не заметят.

— Ты слишком талантлива. — Он накрыл ее пальцы своими. — Заметят.

Кестрель убрала руку. Ничуть не смутившись, Ронан подобрал с дивана ленточку и пропустил ее между пальцев.

— Итак, — вновь заговорил он, — что за слухи ходят о том, сколько ты потратила на аукционе? Все только об этом и говорят.

— Точнее, говорили, — перебила Джесс, — пока кузены Тренекс не вызвали друг друга на дуэль.

— Они погибли? — ахнула Кестрель.

Император запретил дуэли, но искоренить старый обычай оказалось не так-то просто. Служители закона, как правило, закрывали на все глаза, если дуэлянты оставались живы. Впрочем, даже в случае смерти одного из участников наказание сводилось к денежному штрафу.

— Нет, — затараторила Джесс, — но кровь все-таки пролилась.

— Расскажи!

Джесс, вдохнув, приготовилась обрушить поток сплетен, но Ронан осуждающе ткнул Кестрель в бок указательным пальцем, обмотанным лентой.

— Ты, — заявил он, — нарочно меняешь тему. Нет уж! Раскрой нам тайну пятидесяти клиньев.

— Нет никакой тайны.

Кестрель решила, что даст самое разумное объяснение, которое, однако же, не имело ничего общего с правдой. А почему она поступила так на самом деле? В чем была настоящая причина? Жалость, наверное. Странное чувство духовного родства.

Или, может, банальное, постыдное стремление обладать?

— Этот раб обучен кузнечному делу, — объяснила Кестрель. — А у отца целый отряд стражников. Нам давно нужен был оружейник.

— Распорядитель торгов так и сказал, — подтвердила Джесс, надевая новое платье. — Как раз то, чего не хватало в поместье Кестрель.

Ронан в удивлении приподнял брови.

— Допустим, но за пятьдесят клиньев?

— Какое мне дело до денег? — Кестрель очень хотелось поскорее закончить этот разговор. — У меня их полно. — Она прикоснулась к рукаву рубашки Ронана и сжала шелковую ткань двумя пальцами. — А за это сколько ты отдал?

Ронану, изысканная одежда которого стоила никак не меньше пятидесяти клиньев, нечего было возразить.

— Раб прослужит дольше твоей рубашки. — Кестрель разжала пальцы. — Значит, это выгодная покупка.

— Верно, — признал Ронан с несколько разочарованным видом, то ли из-за того, что она убрала руку, то ли потому, что разгадка оказалась слишком прозаичной. Кестрель предпочла бы второй вариант: она хотела, чтобы про купленного раба забыла и она сама, и все остальные тоже.

— Кстати об одежде, — перевела тему Джесс. — Мы так и не выбрали, что мне надеть.

— Может, это? — Пользуясь случаем, Кестрель встала с дивана, подошла к шкафу и вытащила оттуда бледно-сиреневое платье, край которого заметила еще издалека. Кестрель приподняла рукав и отпустила, любуясь блеском струящейся ткани, отливающей серебром. — Очень красивое.

— Кестрель, ты с ума сошла? — Джесс в недоумении уставилась на подругу.

Ронан рассмеялся, и Кестрель поняла, что он воспринял ее слова как шутку.

— Не знаю, откуда у меня вообще это платье, — продолжила Джесс. — Такие цвета сейчас никто не носит. Посмотри, оно почти серое!

Кестрель повернулась к подруге с испуганным лицом: перед ее мысленным взором стояли глаза раба, злые и прекрасные.

Раб достал из огня брусок раскаленного докрасна металла и положил на наковальню. Не разжимая клещи, он взялся за молот, расплющивая и выравнивая заготовку. Потом, пока металл не остыл, кузнец пристроил деталь на рог наковальни и принялся гнуть подкову. Вот и сам он должен стать таким же податливым, как кусок железа. Быть готовым принять любую форму, какую потребуют новые господа, лишь тогда удастся достигнуть цели.

Закончив работу, раб ссыпал подковы в деревянный ящик. Взяв одну в руки, Коваль провел пальцем по отверстиям под гвозди. В каком-то смысле подкова — совершенное приспособление. Надежное и почти незаметное на лошадином копыте.

Раб отнес подковы на конюшню. Молодая госпожа была там и возилась с одним из боевых жеребцов. Хотя девушка вернулась домой в карете, она, похоже, собиралась еще прокатиться верхом по поместью: на ней были сапоги. Раб держался в стороне, укладывая подковы на полку рядом с другим снаряжением. Госпожа сама подошла к нему, ведя коня в поводу. Несколько секунд она стояла в нерешительности, хотя никаких видимых причин для этого не было.

— Похоже, Ланс потерял подкову, — произнесла она наконец по-гэррански. — Посмотри, пожалуйста.

Госпожа говорила вежливо, но «пожалуйста» прозвучало фальшиво. Это была ложь, приказ, замаскированный под просьбу. Точно ровный слой яркой краски на стенах темницы.

Кроме того, девушка слишком хорошо говорила по-гэррански, будто на родном языке. Это и сбивало с толку. Раб сосредоточился на единственном валорианском слове.

— Ланс, — повторил он, словно пробуя имя на вкус.

— Это такое оружие, — объяснила госпожа. — Вроде копья.

— Я знаю, — ответил раб и тут же об этом пожалел: здешние обитатели, тем более генерал и его дочь, не должны знать, что он прекрасно понимает по-валориански.

Но госпожа, сосредоточенно поглаживая лошадиную гриву, не обратила внимания. В конце концов, какое ей дело до того, что говорит раб? Конь прижался к девушке, как огромный котенок, просящий ласки.

— Когда я придумывала коню имя, то была совсем маленькой девочкой, — пробормотала она.

Раб посмотрел на госпожу.

— Вы и сейчас молоды.

— Тогда я была настолько наивна, что мечтала об отцовском одобрении, — ответила она с затаенной грустью.

Раб пожал плечами. Он понял, что девушка поделилась секретом, но решил этого не показывать.