Проклятие победителя - Руткоски Мари - Страница 21

Кестрель отвернула овальное зеркальце к стене и уставилась на его перламутровую заднюю сторону. Хватит об этом думать. Она не из тех, кто следит за каждым шагом собственных рабов и сплетничает о них за неимением более интересных тем для разговора.

Ближе к вечеру Арин пришел в музыкальную комнату и попросил отпустить его в город. Кестрель проявила редкостное великодушие. Она вручила ему кольцо с печаткой и разрешила гулять сколько захочет при условии, что он вернется до отбоя. Арин как будто хотел еще ненадолго задержаться, но Кестрель села за фортепиано, всем своим видом показывая, что он может идти. Но играть она начала только тогда, когда убедилась, что Арин ушел — не только из комнаты, но и из дома — и успел отойти подальше.

Когда Плут увидел Арина, то поприветствовал его по-гэррански, прижав ладонь к щеке. Арин улыбнулся и повторил жест. Они с Плутом познакомились много лет назад. Арин был тогда совсем мальчишкой и только что перешел к своему второму господину. Они работали в каменоломне за пределами города. Арин помнил, как серая каменная пыль превращала всех в стариков, придавая волосам серебристый оттенок и высушивая кожу. И только Плут, будто всем назло, неизменно оставался энергичным и жизнерадостным, так что рабы тут же признали его своим лидером.

— Дела идут прекрасно, — заявил Плут. — Почти в каждом доме у нас есть свои люди среди гэррани, и теперь благодаря тебе у них есть оружие.

— Сегодня ночью я сброшу новую партию, но не знаю, удастся ли сделать еще, — предупредил Арин. — Пока никто ничего не заметил, потому что я всегда вовремя выполняю заказы управляющего, но если кто-нибудь решит проверить, то сразу увидит, что часть железа и стали куда-то пропала.

— Тогда хватит. Ты нам нужен, так что не стоит рисковать. Я лучше подошлю воров на городской склад, пока не назначили нового капитана стражи.

До войны Плут сам служил в городской страже. Когда он впервые увидел двенадцатилетнего Арина, то обозвал его щенком с большими лапами и сказал: «Ничего, подрастешь». Каждый вечер после отбоя он учил Арина драться. Благодаря ему тоска Арина немного отступила. Правда, он вновь захандрил, когда Плут, который никогда не стеснялся льстить и пресмыкаться, покинул каменоломни всего через два года работы. Но то, чему он научил Арина, навсегда осталось с ним.

— На склад лучше пробраться уже после назначения нового капитана, — посоветовал Арин. — Если пропажу заметят, мы выставим его редкостным болваном.

— Хорошая идея. А тем временем продолжай держать меня в курсе. Нам нужно не упустить шанс, когда он подвернется. Все зависит от тебя.

Здесь Арину следовало бы упомянуть, что Кестрель начала о чем-то догадываться. Нужно было рассказать, что она сочла смерть капитана подозрительной, пусть и не могла знать о том, что умереть ему помогли три раба, два из которых крепко держали капитана, в то время как третий готовил меч. Арин должен был предупредить своего предводителя. Но он промолчал.

Арин старался держаться подальше от виллы. В присутствии Кестрель слишком легко совершить ошибку.

Однажды в кузницу пришла Лира. Арин решил, что госпоже снова нужна свита, поэтому его охватила смесь страха и нетерпения.

— Тебя зовет Энай, — сказала Лира.

Арин положил молот на наковальню.

— Зачем? — С Энай он разговаривал редко и по возможности старался ее избегать. Раба пугал ее пронзительный взгляд.

— Ей очень плохо.

Арин немного подумал, затем кивнул и последовал за Лирой.

Когда они вошли в домик, из спальни раздавалось лишь сопение спящего человека. Потом Энай закашлялась во сне. Судя по звуку, в легких у нее скопилась жидкость.

Кашель прекратился, сменившись хриплым дыханием.

— Нужно позвать лекаря, — сказал Арин.

— За ним поехала леди Кестрель. Она очень расстроена. Надеюсь, скоро вернется. — Запнувшись на секунду, Лира добавила: — Я бы осталась, но мне пора возвращаться на виллу. — Арин почувствовал, как она едва заметно прикоснулась к его руке, прежде чем уйти.

Не желая будить Энай, Арин осмотрелся. В домике было уютно и чисто. Половицы не скрипели. Все вокруг говорило о том, что его обитательница живет неплохо. В углу стояли тапочки, у очага лежали сухие дрова. Арин провел рукой вдоль полки над камином. Его пальцы наткнулись на фарфоровую шкатулку. Внутри лежала маленькая косичка светло-русых волос с рыжеватым отливом, связанная в колечко золотой лентой. Арин знал, что поступает неправильно, но все же не удержался и погладил косичку пальцем.

— Это не твое, — произнес чей-то голос.

Арин отдернул руку и повернулся. Кровь прилила к щекам. С кровати, видневшейся через дверной проем, на него смотрела Энай.

— Простите, я не хотел. — Он закрыл шкатулку.

— Сомневаюсь, — пробормотала женщина и поманила его к себе.

Арин медленно приблизился. Он подозревал, что впереди неприятный разговор.

— Ты много времени проводишь с Кестрель, — проговорила старая няня.

Арин пожал плечами.

— Я делаю что прикажут.

Энай посмотрела ему в глаза. Раб сдался первым и отвел взгляд.

— Обещай, что не причинишь ей вреда, — потребовала она.

Нарушить обещание, данное умирающему, — большой грех.

Поэтому Арин ушел не ответив.

После смерти Энай Кестрель сидела у себя в комнате и вспоминала, как няня учила ее рисовать дерево, дуя в трубочку и разгоняя чернила по бумаге. Перед мысленным взором стоял чистый лист. Ее легкие напряглись до боли, и сейчас она словно наяву увидела, как растекаются чернильные ветви. Вот так и горе расползалось по телу, врастая в нее корнями.

Когда-то у нее была мать. Ее не стало. Потом появилась новая мать. Но теперь не стало и ее.

Солнце вставало и заходило, но Кестрель не замечала хода времени. Она отказывалась от еды, которую приносили рабы. Она не читала писем. К фортепиано даже близко не подходила, ведь именно Энай не давала ей забросить инструмент после смерти матери. В ушах звучал голос няни: «Какая красивая мелодия, Кестрель! Сыграй еще». Это воспоминание все крутилось у нее в голове, повторяясь как рефрен. Оно то отзывалось гулким эхом, то затихало, то возвращалось с новой силой. А потом перед глазами возникало осунувшееся лицо няни, капли крови на платке, и Кестрель понимала, что во всем виновата сама. Это она упустила момент, когда нужно было вызвать лекаря. Из-за нее Энай умерла.

Приближался вечер. Кестрель сидела одна в своей утренней столовой, невидящим взором уставившись в окно, за которым бушевала непогода. Вдруг она услышала быстрые шаги.

— Хватит плакать. — Голос Арина прозвучал почти грубо.

Кестрель прижала пальцы к щеке. По ним действительно катились слезы.

— Тебе сюда нельзя, — хрипло произнесла она. В утреннюю столовую мужчин не пускали.

— Мне плевать. — Он резко потянул Кестрель за руки, заставляя ее встать. Пораженная этим, она подняла взгляд. Зрачки Арина расширились. Он был в ярости.

— Хватит! Не притворяйтесь, что скорбите о ней. Она вам даже не родня.

Его пальцы железными тисками сжимали запястье Кестрель. Она вырвалась. Эти жестокие слова снова довели ее до слез.

— Я любила ее, — прошептала Кестрель.

— Вы любили ее лишь за то, что она вам во всем потакала.

— Неправда.

— А она вас не любила. Она бы никогда вас не полюбила. Где ее семья, а, Кестрель?

Кестрель не знала. Она всегда боялась спрашивать.

— Где ее дочь? Где внуки? Если она вас и любила, то лишь потому, что ей не оставили выбора. У нее больше никого не было.

— Убирайся отсюда, — велела ему Кестрель, но он и так уже ушел.

Стемнело. Небо за окном стало изумрудным. Приближался первый зеленый шторм. Порывы ветра обрушились на виллу. Арин неправ. Он просто давно искал случай ей отомстить. За то, что она купила его. За то, что распоряжалась им. И теперь подходящий случай представился — вот и все.