Горький квест. Том 3 - Маринина Александра Борисовна - Страница 17

Нигде ей, Наташе, нет места, ни там, ни здесь.

Она бездумно слонялась по квартире, не зная, куда себя приткнуть. Маринка исчезла сразу после собрания, наверное, опять вынашивает очередной план и пытается его осуществить. Она вообще в последнее время отстранилась от подруги, вчера на чтение пьесы не пришла, а ведь было так здорово! Конечно, хорошо, что она не жужжит над ухом, мешая читать и заставляя все время оценивать ее внешний вид и участвовать в глупых надоевших разговорах о том, как она «сделает американца», но почему-то немного обидно. И странно. И еще Наташе очень не понравилось, что Маринка проголосовала на собрании за исключение Евдокии из комсомола. Да, игра, да, все понарошку, да, правила, но… Как-то это нечестно. Нечисто. Настоящая Маринка никогда не думала так, как думала «комсомолка Марина». Ведь Сергей воздержался, а Тим и вовсе рискнул проголосовать «против», а она… Зачем? Наташа голосовала «за», потому что так было написано в ее шпаргалке, ей по роли положено, таково правило. Была бы ее воля, она ни за что не подняла бы руку, постаралась бы спасти Евдокию от позора. Маринка могла хотя бы попытаться, как это сделал Сергей. Но она и не попыталась.

А что было бы, интересно, если бы Наташа сделала не так, как написано в шпаргалке?

Она открыла свою тетрадь на первой странице, нашла телефон Назара Захаровича, позвонила. Длинные гудки, никто не подходит. Скорее всего, сидит, как обычно, у Ричарда, обсуждают собрание. Кому бы еще позвонить? Галине Александровне? Начало шестого, у нее лекция, и там, как обычно, Артем. Удобно ли зайти посреди занятия? Наверное, нет. Вилен? Если у Ричарда собрались, но он тоже наверняка там. И Семен. Надежда Павловна занята, готовит ужин, ей не до разговоров. Остаются артисты.

У Ирины телефон был занят, а вот Старуха ответила на звонок сразу.

– Конечно, деточка, заходи, поговорим, – тут же разрешила Полина Викторовна. – А хочешь – выйдем пройдемся, пока дождь не начался.

Наташа бросила взгляд на небо за окном. Да, серенькое, низкое, но темных набухших водой туч пока не видно. С чего Старуха взяла, что будет дождь?

– Я головой чувствую, – засмеялась Полина. – Вернее, затылком. Примерно за час до дождя или снегопада начинает ужасно ломить затылок. Так что, пойдем?

С советской обувью Наташа так и не подружилась, несмотря на привезенные с собой стельки, и первая мысль о прогулке вызвала у нее отторжение, но уже через секунду она вспомнила о теннисных тапочках, в которых ходила в первый день отборочного тура. Впоследствии она ни разу больше их не надевала, хотела, чтобы Сергей видел ее в туфельках, но сейчас эти тапочки могут оказаться весьма кстати.

– Кофточку возьми, – строго сказала Полина Викторовна, – на улице заметно похолодало.

Кофточку… Вот же!.. В нормальной жизни Наташа накинула бы яркую ветровку поверх футболки, а тут приходится напяливать на себя какую-то идиотскую старушечью кофточку, которая совсем не катит с деревянными жесткими джинсами. Если б хотя бы длинный кардиган, а то кофточка, короткая, чуть ниже талии, на мелких безликих пуговках, и сидит плохо, а выглядит еще хуже. Да ладно, сейчас главное – разобраться с собственными мыслями.

Они прошли по пустой улице, на которой стоял их дом, завернули за угол и оказались в оживленной части поселка.

– Так о чем ты хотела поговорить?

– Я хотела спросить, что было бы, если бы я сегодня на собрании не проголосовала за исключение Евдокии. Ведь я могла проголосовать «против»? Или хотя бы воздержаться могла? Или это против правил?

– Это против правил, – усмехнулась Полина Викторовна. – Но ты, конечно, могла. Запретить тебе невозможно.

– И что было бы?

– Евдокию все равно исключили бы, потому что «за» подано большинство голосов. Ирочка, Артем и твоя подружка Марина. Сергей воздержался, «против» были бы вы с Тимуром, то есть меньшинство. Так что твой подвиг никого не спас бы. Евдокию исключат, а у тебя будут проблемы.

– Какие?

– Такие же, как у Евдокии примерно. Сначала тебя вызовут на заседание комитета комсомола института и будут песочить в хвост и в гриву, обвинять во всех смертных грехах, и в итоге окажется, что ты даже хуже, чем Евдокия, раз покрываешь предателя Родины. Тебе вынесут выговор с занесением в учетную карточку и тут же назначат собрание, на котором объявят обо всех твоих прегрешениях и выберут нового комсорга. Ты попадешь на карандаш в райкоме комсомола, ты испортишь себе репутацию, и все это в конечном итоге отразится на твоем распределении. Можешь считать, что тебе сильно повезет, если на курсовом или общеинститутском комсомольском собрании не будут заслушивать твое персональное дело. Будешь стоять, как сегодня Евдокия стояла, а тебя будут поливать помоями. Хочешь?

– Не хочу.

– Тогда голосуй как положено.

– А что такое распределение?

– Тебя государство пять лет бесплатно учило в вузе, за это ты должна отдать долг, отработать три года по полученной специальности там, куда тебя направят, то есть распределят. Это может быть вполне приличное место в твоем родном городе, а может оказаться и должность в жуткой дыре за тысячи километров от дома.

– А если я не захочу туда ехать?

– Деточка, забудь слово «хочу», если мы говорим о тех временах, – засмеялась актриса. – Это сейчас вы имеете возможность хотеть или не хотеть. При советской власти люди были должны и обязаны, других глаголов не существовало. Если ты на комиссии по распределению посмеешь сказать, что не хочешь ехать, к примеру, в деревню за Урал, тебе сначала прочтут лекцию о том, как советская власть тебе все дала бесплатно и ты обязана отработать, а если ты не хочешь отрабатывать и отдавать долг государству, то ты недостойна называться советским человеком, а потом направят в такую же деревню, только еще дальше. Но могут сделать и по-другому.

– Как? – с любопытством спросила Наташа.

– Видишь ли, они так хитро все придумали, чтобы комиссия по распределению была до госэкзаменов. И если ты на комиссии повела себя неправильно, у них были все возможности завалить тебя на госах. Тогда ты получаешь не диплом, а справку о прохождении обучения в данном вузе. Диплом есть гарантия государства, что ты овладела знаниями и навыками, достаточными для работы по специальности. Нет диплома – нет гарантий. Без диплома ты – никто. Зато можешь не ехать куда тебя посылают, будешь искать работу самостоятельно. Только кто тебя возьмет, если диплома нет? Остается путь в уборщицы или в дворники. Устраивает такой вариант?

Наташа в ужасе помотала головой.

– Тогда голосуй как положено.

Полина Викторовна внезапно остановилась, зажмурилась и принялась массировать пальцами затылок.

– Вам плохо? – испугалась Наташа.

– Ничего, пройдет.

Актриса подняла голову, посмотрела на небо.

– Сейчас начнется, минут через пять. Спазм ужасный. Давай возвращаться.

Наташа послушно развернулась, они зашагали по направлению к дому.

– Может, к доктору зайдете? – предложила Наташа, когда они подошли к подъезду.

Ей очень не понравилось сильно побледневшее, с отливом в синеву, лицо Полины Викторовны.

– Пожалуй, – согласилась актриса. – Пусть укольчик сделает.

Ливень обрушился на поселок, как только за ними закрылась дверь подъезда.

– Успели, – удовлетворенно заметила Полина и нажала кнопку звонка на двери временного медпункта на первом этаже.

Доктор открыл сразу же, Наташа вошла следом за актрисой и, к своему огромному удивлению, увидела Маринку. Подруга сидела на смотровой кушетке, одна нога забинтована от щиколотки до бедра.

– Нога так болит, встать не могу, – проныла Маринка. – Эдуард Константинович эластичный бинт наложил, сказал, что растяжение. Вот сижу, жду, когда боль немножко успокоится, а то до квартиры не дойти, больно ужасно.

– Это опасно? – с тревогой спросила Наташа.

– Да нет, просто сильная боль. Пройдет.

Наташа оглянулась на доктора и Полину. Актриса уже сидела, закатав рукав и приготовив руку для инъекции, Эдуард Константинович набирал в шприц препарат из ампулы.