Другая жизнь (СИ) - "Haruka85" - Страница 37

— Ну и поздравишь по телефону. Совесть свою утешь, папка мне давно на тебя кивает. Только дома его нет, как обычно, квартира свободна, а добираться тут всего минут двадцать, если пешком.

— Тогда я вообще не понимаю, зачем мне туда идти?

— Посидим вдвоём, как в старые-добрые. Курицу пожарю со шкварками, твою любимую. И «Оливьешка», так и быть, с меня…

— Ну если «Оливьешка», тогда, конечно. И тортик прихватим «Киевский»… Для тебя, — Томашевский украдкой улыбнулся.

— Ты же не любишь, — Эрик всё никак не мог угомониться и говорил так возбуждённо, будто до сих пор не заметил, что Сергей уже согласился.

— Сказал же, для тебя! — Тома прикусил губу, чтобы не расплыться в глупой улыбке.

Нельзя утратить надежду. Можно гнать её в дверь, но если она решила войти в твой дом, то проберётся в окно, просочится сквозь самую узкую щёлку.

Такая она, надежда, — упорная.

Можно бежать от счастья, но когда оно догонит, невозможно сдержать улыбку.

Такое оно, счастье, — беспощадное.

====== “Свободные отношения” – Глава 2 ======

Эрик всегда был неравнодушен к Сергею. Да что уж там, теперь он готов был признать, что болезненно-остро полюбил Серёжу сразу, как только увидел пять лет назад. Как обухом по голове — возненавидел всей душой и всей душой полюбил.

Резкий и самоуверенный Эрик, который в поисках острых ощущений и новых партнёров исколесил едва ли не все клубы необъятной столицы, смущался и терял способность к связному разговору, как только в голову закрадывалась мысль признаться в своих чувствах Серёже. Тем более, что печальный опыт имелся.

Он не забыл тех событий летом после первого курса, они не потускнели, не спутались, не затёрлись в памяти… Кирилл, Вадим, Марик… Нет, всё-таки то, что произошло с Мариком, Эрик помнил весьма смутно — алкоголь и гормоны ударили в голову и остались в сознании, как обломки кораблекрушения, только чёрные клочья животной, низменной страсти, фрагменты декораций, жгучее наслаждение, жаркие стоны, горячее, податливое тело под ним, триумф победителя… Да, именно такие эмоции, совершенно точно, он испытывал, вваливаясь на переполненный танцпол с покровительственно приобнятым растерзанным мальчишкой.

Фанфары и овации! Эрик сам не понял, как очутился в дальней части зала, о существовании которой даже не догадывался. VIP-зона — это потом он выучил географию клуба, как свои пять пальцев, но тогда… Тогда ему было всё равно, что это и где. Главное — кто.

Тома, человек, который занимал его мысли всю эту неделю без перерывов на еду и сон. Пропавший, искать которого Эрик уже отчаялся. Стоило забыть о нём на каких-то полчаса — и вот он, собственной персоной, доступнее не бывает, — на коленях Вадима. Целует, жмётся, льнёт. Идеалист-Тамарочка. Предупредительнее любой шлюхи. Протрезвел Эрик одним махом.

«Тома, ты не мог!» — Тома не только мог, делал.

«Где ты был всё это время? Неужели с ним?»

«Так тебе действительно нравятся такие?!»

Эрик мог задавать себе подобные вопросы до бесконечности и задавал их изо дня в день, из года в год, сам же и отвечал, подбирая всё новые и новые варианты, пытаясь попутно понять, была ли та встреча подстроена, и, если да, то кем именно и для чего.

Сергею же не сказал ни слова ни в клубе, ни позже. Эрик не ожидал, что Тома придёт сам. Вообще не ожидал, что придёт. Более того, боялся, что теперь имеет шанс никогда больше его не увидеть. Поспешно впуская Томашевского в свою квартиру на следующее же утро, он успел подумать только о том, что готов больше никогда не задавать ни единого вопроса, упрятать все свои притязания на самом дне души, лишь бы сохранить возможность просто быть рядом. В конце концов, какая разница, где кроется правда. Тома так очевидно не хотел Эрика, а Эрик слишком хотел сохранить Тому. Молчать, быть другом, как будто и не было ничего — единственно верное решение.

И всё-таки Эрик не удержался, попытался снова войти в эту реку. Прошлогодний корпоратив пришёлся как нельзя кстати. Дела у фирмы круто шли в гору, праздновали с размахом в дорогом ресторане одного из столичных отелей. И дата козырная — тридцатое декабря. Праздник набирал обороты, вот-вот рискуя перейти за грань фешенебельной пьянки, а Эрик, звезда коллектива, только-только заступивший на должность заместитель директора по маркетингу, совершенно выключился из всеобщего веселья, забыл о напитках и деликатесах, о собеседницах и собеседниках, что взяли его в оборот и никак не желали понять: никого из них сейчас не слышат, не замечают и не желают знать. Чувства обострились до предела в тот вечер. Эрик видел только Тому: его лицо, его фигуру, его исполненные изящества жесты, его чувственные движения на танцполе. Эрик слышал только его голос, но не разбирал слов, Эрик слышал его смех, Эрик поймал его взгляд…

«Хочу тебя!» — пронеслось в голове, и губы послушно прошептали следом.

Он был услышан. Ошибся, или действительно прочёл согласие в замутнённых поволокой дурмана глазах. Тома был опьянён смесью веселья и шампанского. Эрику бы смутиться, отступить — нечестно брать то, что отдают против здравого смысла, да только знал он: стоит выпустить эту безвольную кисть из рук, и истает момент без следа и возврата.

Сколько их было-перебыло за долгие годы — глупостей: девочек, мальчиков, желанных и не очень, красивых и не очень, умелых и не совсем… Эрик мог похвастаться таким опытом, который не каждому снился, но в ту ночь предпочёл забыть все свои дни и ночи с нелюбимыми, ненужными, неузнанными ради одного единственного раза с ним, с Серёжей — самым лучшим, самым красивым, единственно любимым, необходимым и оттого восхитительно вожделенным. Да, старше, да, умнее, опытнее и оттого ещё прекраснее в своей застенчивости.

Да что там, Эрик сам не испытывал подобной неловкости, наверное, с первого своего случайного секса по малолетству. Столько сиюминутных прихотей с тех пор удовлетворено, столько фантазий исчерпано, и не подумал бы, что оробеет перед Томашевским — снова перед внутренним взором Эрика воскрес облик идеалиста-Серёжи. Он оказался именно таким, каким должно: восхитительным, похожим на тающий во рту воздушный торт — прав был подлец-Костик. Эрик — идеальная чашка кофе, мягкого, с интригующей горчинкой, каждый глоток чуточку иного, но неизменно насыщенного, горячего и бодрящего. Сладость и горечь, нежность и крепость, любовь и жизнь, единство и гармония.

Проклятье всем, кто когда-либо пытался растащить по кусочкам это произведение искусства!

«Мой, Тома, мой. Отныне и навсегда ты только мой», — Эрик помнил в мельчайших деталях своё пробуждение после первой ночи, проведённой вместе в пятизвёздочном пентхаусе.

Даже интерьер оказался идеален. Жаль, подушка затерялась где-то на полу, и одеяла оказалось достаточно только на то, чтобы Серёжа завернулся в излюбленный кокон. Мелочи! А от счастья, что тот самый кокон сладко посапывает прямо под боком в одной на двоих постели, на одной с ним подушке, — от восторга мурашки разбегались по телу.

Наблюдать за смешением чувств на лице Сергея в тот искренний и беззащитный момент, что следует сразу за пробуждением, было бы забавно, если бы не было так горько от ощущения, будто тот, подобно страусу, вот-вот спрячет голову в песок. Серёжа — теперь уже его Серёжа молчал. Серёжа ускользал — то самое слово. Исчезал вместе с секундами времени, утекал, словно песок сквозь пальцы.

Остановить любой ценой. Доказывать этому упрямцу снова и снова, что теперь он не сам по себе парень, а его, Эрика Рау, парень. Отпустить сейчас — снова непростительная глупость, покорять, если нужно, ещё и ещё… Да не этим ли был занят Эрик последние годы?

«Пять лет я гнался за тобой, Томашевский! Каждый день из этих пяти лет я положил на то, чтобы доказать тебе, что я лучше, чем ты обо мне думаешь, лучше, чем был вчера, и теперь уже не остановлюсь! Я добился того, о чем не мог и мечтать, не только благодаря тебе, но и ради тебя! Ради того, чтобы однажды ты понял, я достоин тебя, Тома! Теперь ты мой! Не молчи же, скажи, что я твой!»