Звание Баба-яга. Ученица ведьмы - Чиркова Вера - Страница 9

Черт, вчера вечером, когда во мне не было эмоций и не шевелились пальцы, так замечательно работала голова, а сегодня она тяжелая и тупо ноет, впрочем, как и все тело.

Еще бы не ныть, если оно намертво перетянуто веревками и некоторые так впились в кожу, что под ними все занемело. Интересно, куда меня можно столько времени тащить? Теперь смутно припоминается, что и во сне давили на меня веревки и мир мягко качался, словно я ехала в электричке.

– М-му… – мычу потише, но очень жалостно.

Покачивание, как будто в ответ, становится более резким и отрывистым, словно вагон запрыгал на непрерывных стыках. Похоже, мой личный транспорт прибавил ходу. И это, конечно, имеет какое-то значение, вот только головная боль становится все нестерпимее.

Точно так же, как в тот единственный раз, когда я умудрилась напиться. Мои родители никогда не зависели от стадной привычки пить спиртное по любому поводу. Хотя что-то в красивых бутылках в серванте всегда стояло, только меня тогда это еще абсолютно не интересовало.

А вот прошлым летом на дне рождения у Ленки, что живет в крайнем доме на другом конце хутора, я первый раз попробовала водку. И вроде не ведусь никогда на подначки, а тут как черт вселился. А все Ленка, неизвестно с чего вдруг пригласившая нас со Светкой и Олеськой, хотя и не особо мы дружили с ней до этого.

Несколько раз, похихикивая, прошлась на тему правильных малолеток, которые крепче «фанты» ничего во рту не держали, ну я и обозлилась. Доказывать начала, вот и додоказывалась… До сих пор без содрогания даже на пиво смотреть не могу. Хорошо, что к тому времени Олеська уже отцу втихаря позвонила. Он и примчался на тракторенке.

Выматерил по-черному матушку именинницы, загрузил нас кучей в кузов и развез по домам. Тетка меня целую ночь поила какой-то гадостью и иначе, как пьянью подзаборной, не величала. Только когда я немного оклемалась и начала засыпать, она ушла по делам, с тихим вздохом бросив на пороге странную фразу – вроде того, что не по рангу ей такая должность.

Тогда я так поняла – тетка жалеет, что забрала меня из интерната, а вот теперь начинаю сомневаться, о том ли вообще была речь.

Вагон трясти перестало, заскрипело и зашуршало что-то невидимое, обдало лицо свежим воздухом… и тут меня уронили. Очень грубо уронили, на что-то твердое, хотя вроде и невысоко. Я возмущенно взвыла от боли, жалея о невозможности от души выругать подлого монстра, обращающегося с девушкой как с мешком овса, но он опередил меня, зашипев так свирепо, что я невольно стиснула губы.

Кто знает, что там у него на уме? Лучше не сердить, может, дольше проживу.

Плеснула где-то совсем рядом вода, и твердь подо мной качнулась, а потом плавно куда-то двинулась. Это я сполна ощутила всей своей хворой головой и желудком, в котором заволновались и без того неспокойные булочки. Вот только этого не хватало, когда рот завязан…

Мое плавсредство все так же мягко двигалось в неизвестность, а я, стараясь думать о чем-то постороннем, терпела, пока могла терпеть. А потом, когда уже поняла, что через несколько секунд будет поздно, заскулила, задергала всем телом. Освободи же мне рот, идиот, иначе я задохнусь!!!

Холодное и мокрое скользнуло по щеке, и одновременно с предупреждающим шипением монстра под ухом щелкнула клешня, перерезая повязку. В тот же миг содержимое моего желудка фонтаном вырвалось наружу. И еще поток обиженных слез, хотя я думала, что давно разучилась плакать. Заучив, как телефон МЧС, что над чужими слезами в нашем мире могут лишь посмеяться, и то в лучшем случае.

Холодная вода лилась на лицо, попадая под одежду, а страшная клешня очень осторожно убирала следы моей слабости. «Это хорошо, значит, жрать пока не будет», – сообразила ноющая голова, а природная находчивость уже подсказывала – нужно попробовать воспользоваться его добрым расположением, вдруг прокатит.

– Фуссо… – немного отдышавшись, шепчу очень тихо, – развяжи меня… не могу больше… все затекло…

Сердитое шипение заставило смолкнуть и замереть в ожидании. Однако через полминуты лопнула, освободив затекшие руки, одна веревка, еще через полминуты я поняла, что свободны и ноги. Попыталась немного поерзать, чтобы сбросить остальные путы, и в тот же миг тяжелая клешня предупреждающе придавила меня сверху.

«Ладно, не все сразу», – мысленно соглашаюсь с его веским доводом, и так получила несколько поблажек.

Минут через десять я наконец дерзнула приподнять от мокрой доски голову и попытаться опасливо осмотреться. Темноту, окружавшую нас, разбавлял лишь странный отблеск, играющий на невидимой до этого воде в метре от плотика. Мы двигались строго параллельно этой светлой полосе, но куда – знал один Фуссо. Я же могла только предполагать, и эти догадки пока к особому оптимизму не располагали.

Но одна робкая мысль невероятно грела душу: по-моему, монстр меня выкрал, больше ни одного правдоподобного объяснения этому плаванию во мгле мой больной мозг не находит. Хотя и непонятно пока для чего, но надеюсь, у меня будет время подумать над этим, когда голова немного придет в норму.

Фуссо неслышно плыл где-то сзади, подталкивая мой плотик… очень маленький плотик. Причем сидящий в воде так низко, что пальцы окунулись в мокрый холод в тот же миг, как я протянула руку, чтобы проверить свои ощущения.

Мокрая клешня немедленно шлепнула по пальцам, давая понять, что Фуссо непрерывно за мной наблюдает. Значит, он прекрасно видит в темноте… хорошо плавает… рубит деревья, как газонокосилка – траву… и еще имеет кучу разных талантов…

Ой, что-то мне нехорошо становится от этих размышлений. Боюсь даже предположить, вот только ничего, кроме версии, что я являюсь ключом к свободе для этого необычайно способного монстра, у меня пока не возникает.

Похоже, попала ты, Катька, из огня да в полымя во всех смыслах.

Тут я внезапно заметила, что отблески на воде уже исчезли и вокруг нас сомкнулась глухая тьма. А в следующую секунду плотик рванул вперед и вниз с сумасшедшей скоростью. Нас в то же мгновение непременно разметало бы бешеным водопадом в разные стороны, кабы не веревки, которыми я оказалась накрепко привязана к доскам.

Но все это я осознала позднее, когда с облегчением почувствовала, что жуткий полет в кромешной темноте уже закончился, а мой плотик куда-то целеустремленно направляется, ловко лавируя между огромных камней.

Не сразу дошел до меня тот простой факт, что поблескивающие мокрыми боками камни я почему-то вижу, но когда все же дошел и я догадалась поднять голову…

«Нет слов!» – вмиг задохнулась я от восторга и горечи, обнаружив в синем небе две прекрасные луны, величественно плывущие в окружении целого роя крупных звезд. Одну – почти такую же, как дома, а вторую – поменьше и ярко-голубую, подтвердившую своей безразличной красотой мои самые жуткие подозрения: я поняла, как бесконечно далек этот мир от моего родного.

Фуссо ловко втолкнул нас с плотиком на огромный мокрый прибрежный камень и защелкал клешнями, перерезая веревки. Потом некоторое время усердно измельчал в труху доски и обрывки веревок и отправлял в свободное плавание. Я при всем желании помочь ему не могла – морщась от боли и глотая невольные слезы, старательно разминала и растирала затекшие мышцы. Догадываясь, что дальше мне придется идти пешком.

Как выяснилось, я не угадала. Покончив с верным плотиком, Фуссо взобрался на камень и красноречиво постукал себя по спине клешней. Я неверяще уставилась на рельефно выступающий хребет, проходящий посредине панциря, и на какие-то шипы, устремленные в стороны, и отрицательно замотала головой. Не сяду я на это, мне еще собственная шкура дорога! Да и джинсы – хоть и прорезанные, но других-то нет. Монстр сердито зашипел и рванул с моих плеч непонятно когда оказавшийся там рюкзачок. Я, конечно, сообразила, что спорить бесполезно, хотя и ощущала невероятное раздражение, наблюдая, как ловко расстегивает монстр застежки чужой сумки. Но когда вместо моих вещичек Фуссо извлек меховое одеяло, испытала жестокое потрясение.