Горизонтальная война – снимая маски (СИ) - "Есения" - Страница 36

— Да, — спокойно ответил Рома, отчего у Саши упала челюсть.

— Ты идиот или притворяешься? — набросилась она снова на брата.

— Заткнись, — резко бросил он, смотря на меня. — Мелания сама догадалась. Кто я такой, чтобы продолжать держать её в неведении?..

— Это была твоя идея, — дошло до меня. — Это ты придумал?

— Всё верно. Ты уже говорила, что Глеб Домогаров расстроил два твоих брака и отваживал ухажёров. Вот я и подумал — почему бы не создать образ такого мужчины, который будет не по зубам Глебу и понравится тебе?

Это мой Ад.

Его слова хлестали больнее плети. Человек, которого я любила, боготворила и желала снова увидеть, создал идеальный театр одного актёра.

— Кто он? — с трудом выдавила я. — Кто он такой, чёрт возьми?! — мой крик разнёсся по комнате.

— Профессиональный актёр и психолог, — ответил Рома, зажимая рот Саше.

— Актёр, — я покачнулась, изо всех сил цепляясь за диван. — Актёр...

— Мел! — Саша укусила Рому за палец и крикнула: — Не верь этому идиоту, всё не так!

— Ты слишком надоедлива сестра, — усмехнулся он. — Не вмешивайся. Это не твоё дело.

— Ты так сильно меня ненавидишь? — прошептала я.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Да.

И снова мне хочется умереть и не чувствовать пустоту.

— Почему?

— Потому что ты принадлежишь семье, которая уничтожила моих любимых родителей и младшего брата. Лишила меня всего, даже надежды на будущее.

— Мел, нет, — расплакалась Саша. — Не верь этому остолопу... не надо, девочка...

— Я... простите, мне надо побыть одной, — уронила я и, отодрав себя от дивана, пошла наверх.

«Актёр, — билось в ушах. — Психолог».

Ненависть. Меня всю жизнь окружала одна только ненависть, и единственный луч света стал мне недоступен.

Провалявшись на кровати до самого вечера, я, наконец, смогла определиться с тем, что мне нужно. В первую очередь и безусловно это — дочь. Во-вторую — свобода. Как бы мне ни хотелось признавать, но Рома был прав. Чтобы бороться с матерью я должна быть на одной с ней ступеньке, но одна только мысль, что мне придётся взять фамилию Домогаровой вызывала рвотный рефлекс. К тому же, как отреагируют на такой финт Глеб и Борис? Почему Виктор разводится с Ларисой, и когда мать вернётся в Россию? Не может же она всю жизнь прятаться заграницей, да и не станет. Вероятно, она ждёт результатов моих поисков.

А ещё мне надо наказать Глеба. Оставлять всё как есть и позволить ему избежать наказания за мои страдания я просто не могла. Душу жгла сильнейшая ненависть. Я готова была собственноручно убить его, и это-то больше всего и пугало. Что если я не смогу сдержаться и причиню ему физический вред? Тогда я стану такой же, как он. Но и доказательств плена и изнасилования у меня не было, кроме результатов обследований. К тому же, он всегда пользовался контрацептивами.

Все, кто служит в его доме, никогда не станут свидетельствовать в суде, потому что в этом случае их жизнь будет подвергнута опасности...

— Мелания, — в дверь аккуратно постучали. — Ты ещё спишь?

— Нет. Погоди минуту.

Натянув футболку, я влезла быстро в джинсы и открыла дверь. Лицо Саши опухло и глаза были красные. Плакала, что ли?

— Что ты хотела? — вздохнула я, пропуская её в комнату и на всякий случай оглядывая коридор.

— Его здесь нет, — тихо сказала она, опуская голову. — Мел, прости, он врёт, на самом деле...

— Мне всё равно, — равнодушно ответила я.

— А?

— Я говорю, что мне всё равно, — терпеливо повторила я. — Ты можешь просить за него сколько угодно, но мне достаточно того, что я слышала.

— Но подожди! — Саша схватила меня за запястье, заглядывая в глаза. — Он правда, такой ещё ребёнок! Сам не знает, что говорит!

— Да плевала я, Саш. Надоело постоянно выслушивать дерьмо. Надоело. У тебя нет причин защищать передо мной брата, мы давно уже чужие друг другу. Ты сама сказала, что вы здесь уже несколько лет, и за это время он ни разу не показался, не сказал, что жив, что ты жива. Да и ты тоже. Мы с тобой виделись несколько раз, ноты упорно играла свою роль, так что не проси меня о понимании. Я никогда этого не пойму и не приму.

— Прости, — прошептала Саша, отпуская меня и проходя к окну. — Мы действительно заигрались в конспирацию. Думали, что если ты будешь знать, что мы — это мы, то в конце концов выдашь. Не сможешь сдержаться, а этого позволить было нельзя. Иногда, принять решение очень больно, но от последствий этого решения никуда не сбежать. Я поговорила с братом. Он согласился помочь вернуть Лизу, но при одном условии.

— Каком?

— Ты поговоришь с Виктором.

— Совсем с ума спятил, — опешила я. — Можешь передать ему, что я верну все деньги, потраченные на моё лечение, так быстро, как только смогу. Ненавижу быть должной. Но о Домогаровых пусть больше даже не заикается, иначе я ему врежу. Я благодарна вам обоим за то, что вы спасли меня от Глеба, да и после аварии тоже, но на этом всё. Я рассказала всё, что знаю о пожаре. Я считаю, что это моя мать Мария Звягинцева подстроила взрыв, пустив на кухне газ. За то время, что мы собирали с тётей Алисой чемоданы, газ собрался в помещении и произошёл взрыв. Что именно вызвало искру — выясняйте сами. Это всё, чем я могу вам помочь.

— А ты? — она повернулась к окну спиной, сложив на груди руки.

— А я попробую сделать себе новые документы и подам на Глеба в суд, это всё, что я могу в данной ситуации. Дальше буду думать по мере того, как дело будет двигаться.

— Но ведь Виктор может помочь.

— И ты туда же. Саш, я никогда не стану прибегать к их помощи. Никогда. Даже если всё правда, и этот человек мой биологический отец, то каким же он должен быть мерзавцем, что воспитал своих сыновей так? Хотя, Борис вроде нормальным кажется, по сравнению с Глебом. Я никогда не стану дочерью человека, чей сын меня насиловал и бил на протяжении месяца. У меня есть только два желания: вернуть себе Лизу и упечь за решётку Домогарова, но если дочь я ещё могу в теории вернуть, если докажу, что я это я, то Глеб избежит тюрьмы. Их мать не позволит любимому сыночку томиться за решёткой. Лариса Витальевна на дух меня не переносит, ей плевать, что делал со мной этот мерзавец.

— Насколько я знаю, — осторожно начала Саша, — Виктор Домогаров разводится с женой. К тому же, по моим данным он много лет назад отошёл от управления «Штэрном» и не имеет отношения к компании. И родители не всегда могу узнать, что творится в душе их детей. Он, может, и сам не знает, что его сын такое чудовище.

— Ты сейчас его защищаешь? — я уронила челюсть. — Саш, ты серьёзно, или шутишь?

— Мелания, но ведь у тебя нет больше родных! — в отчаянии сказала она. — А здесь родной отец! Почему ты не хочешь дать ему шанс? Быть сиротой совсем не тоже самое, что жить, зная, что они где-то там есть.

— Не сравнивай, — вспыхнула я. — Ваши родители были замечательными людьми, и мама ваша мне была так же дорога, как и вам. А семья, с которой я росла — это... это не люди. Только отец иногда проявлял отцовские чувства, но скорее из жалости, чем от любви ко мне. А этот Домогаров жил себе вполне припеваючи, воспитывая пасынков, наблюдая как его родная дочь растёт в другой семье. И если он был близок Марии и Сергею, то в курсе их тараканов, и всё равно ничего не изменил. Избавился от меня, как от ненужной игрушки, точно так же, как от любовницы, которая дала мне жизнь. Я уверена в этом.

— Катя умерла на родильном столе, Мелания.

Глава 19

По спине пополз неприятный холодок, руки моментально вспотели и задрожали. Не может быть. Пусть это окажется ещё одной галлюцинацией. Пожалуйста. Я заслужила хотя бы это...

— Саша...

Не поведя и бровью, она отошла от окна и поджала губы:

— Иногда, с тобой можно только так. Ты совершенно разучилась думать головой и просчитывать ходы. Когда нет выбора — из двух зол выбирают меньшее, а не тешатся остатками гордости. Своё фи сможешь высказать после того, как Лиза вернётся под твою опеку.