Время вьюги. Трилогия (СИ) - "Кулак Петрович И Ада" - Страница 176

  В первую секунду она не поняла, где находится и что происходит. Потом сообразила, что заснула. Оглянулась в поисках источника неприятного стука. Найти его оказалось несложно: мимо Магрит быстро шла женщина с совершенно золотыми волосами. Рэдка со спины приняла бы ее за Кейси, но для Кейси та была слишком высока. Видимо, ее каблуки оказались подбиты сталью, вот и простучали на всю аллею. Магрит еще раз рассеянно поглядела вслед уходящей женщине, а потом заметила одну странную вещь.

  На скамейке напротив сидел мужчина и читал газету. Рэдка не могла бы сказать, что именно ей в нем не понравилось - то ли слишком темная для такой погоды одежда, то ли слишком большой разворот газеты, за которым он словно прятался от мира, то ли дымчатые очки, блеснувшие на солнце точно в тот момент, когда женщина прошла.

  Мужчина резко поднялся, не выпуская из рук газету, и развернулся ей вслед.

  Магрит почуяла беду, как птица перед грозой, но сделать ничего не могла. Дальше события понеслись слишком быстро.

  Женщина успела отойти шагов на пять, когда мужчина начал двигаться за ней.

  Он сказал что-то на резком и гортанном языке, которого Магрит не поняла. Поняла только, что это не морхэнн. Сказал зло, громко, так, что, наверное, слышал весь парк. Женщина обернулась.

  Сквозь падавшие лепестки черемухи Магрит видела, как мужчина опускает левую руку, в которой была газета, одновременно вскидывая правую.

  А потом под чистыми синими небесами отчего-то прогремел гром.

  * * *

  Дорога от "Короны Севера" - шикарной гостиницы, куда Ингегерд с утра пораньше перевезла свои скудные пожитки - до кесарского дворца была близкой. Вместо того, чтобы нанять экипаж, нордэна решила прогуляться по аллеям, помнящим ее юность, в последний раз. Она прекрасно знала, что никогда больше не вернется в Каллад-на-Моэрэн, а если и вернется, то это будет уже совершенно другой город, не имеющий никакого отношения к ней и ее прошлому. Впрочем, все свое прошлое Ингегерд оставила утром у порога дома дочери, в гостиницу она шла уже без него. Оставшийся итог сорока четырем годам ее жизни лежал в нагрудном кармане куртки, и содержал буквально несколько строчек, аккуратно написанных Высшей жрицей Нейратез. Эта бумажка делала Ингегерд вторым человеком на Архипелаге после Нейратез, и третьим - после богов. Кесари никогда не отказывали жрицам в таких скромных просьбах. Нордэне следовало чувствовать огромное счастье - эта честь не свалилась на нее с неба, она вырвала у соперников в борьбе - но никакого счастья не чувствовала. И дело было даже не в Кейси, умевшей, как и ее отец, испоганить любой триумф. Она сама не могла сказать, в чем дело. В отличие от абсолютного большинства северян, Ингегерд не была суеверна. Склонность к рефлексии несколько вдумчивых прочтений "Времени Вьюги" выбили из нее еще в юности. Если слепые пряхи уже спряли нить ее жизни и теперь только ждали момента, чтобы щелкнуть ножницами, не стоило слишком долго печалиться над былыми и будущими ошибками, которые также неизбежны, как восход солнца, приближение Гремящих морей и колокольный звон в конце всего.

  "Тридцать минут аудиенции, и я - Наместница", - попыталась отвлечься от мрачных мыслей Ингегерд. "Ради этого стоит сделать вид, что я очень внимательно слушаю венценосный живой труп. А потом сяду в первый же поезд - и на север".

  Не то чтобы Ингегерд одобряла план Нейратез по устранению Немексиддэ, но, в конце концов, боги говорили не с Ингегерд и не ей было судить. Жрица считала бывшую наместницу предательницей. Ингегерд полагала ее скорее безвольной куклой в руках калладского мага и шайки южан. Кукла вредила Дэм-Вельде просто самим фактом своего существования, а не из каких-то злых побуждений. Разрабатывай операцию Ингегерд, она, наверное, не стала бы убивать Немексиддэ: сложила бы с себя полномочия - и довольно. Преемственность власти всегда выглядит лучше, чем дворцовый переворот. Теперь, как ни малюй из Немексиддэ предательницу и калладского провокатора, им с Нейратез руки отмыть уже не получится.

  Нейратез говорила с богами в Храме над морем, а вот идти вверх по бесконечной лестнице, усеянной осколками, пришлось Ингегерд. Когда она оказалась в кабинете наместницы, та была уже мертва, но сидела за столом как живая. Люди Нейратез деловито перерывали шкафы и ящики, а Ингегерд все не могла отвести взгляда от распахнутых синих глаз, пустых как ночь.

  "Боги мои, какая грязь", - подумала Ингегерд тогда. Позже она не могла бы сказать, к чему относилась эта мысль - то ли к выбитым стеклам, то ли к людям с фонарями, выносящим из комнаты ящики с бумагами, то ли к чему-то еще. Ей просто захотелось развернуться и уйти, что она, собственно, и проделала, на прощание от души пнув попавшийся ей под ноги телефонный аппарат. И, уходя, она спиной чувствовала взгляд бывшей наместницы.

  Если верить Нейратез, операция прошла идеально. Правда, в ходе идеальной операции куда-то пропала часть бухгалтерии Немексиддэ. Жрица была уверена, что недостающее найдется - надо только более убедительно поговорить с Сигрдрив, которую удалось взять тяжело раненной, но живой. Ингегерд знала Сигрдрив достаточно давно, чтобы понимать: добром та ничего не скажет, а применения достаточно "убедительных аргументов" с пробитым легким, скорее всего, просто не переживет. Охранница осталась в башне, а вот ее напарник все же попытался сбежать. Имлада загнали уже в порту, где он отлично отстреливался, положил пятерых человек и все же поймал свою пулю. У кого-то из отряда Нейратез хватило ума наплевать на приказ "взять живым". Посудину, к которой прорывался Имлад, на всякий случай отправили на дно. Скорее всего, бухгалтерия и маг находились на ней.

  Если что Ингегерд и огорчало, так это то, что она так и не увидела трупа Ингмара Зильберга. Не то чтобы ей непременно хотелось насадить его голову на копье и выставить на всеобщее обозрение, просто делалось обидно, что люди, честно дравшиеся за свое неправое дело, за него полегли, а маг мог сбежать. Это было почти невероятно - порт оцепили, да и не переплыл бы Зильберг капризный Предел Зигерлинды на рыбацкой лодочке: ничего крупнее из порта выскользнуть не могло.

  "Первыми умирают герои, последними умирают крысы", - Ингегерд вышла на центральную аллею парка и пошла к Дворцовой площади. До аудиенции у кесаря у нее оставался еще целый час, но этот час она с тем же успехом могла поскучать в приемной.

  Вокруг гуляло много людей и среди них - особенно много детей. Ингегерд не помнила, когда она в последний раз видела столько ребятишек в одном месте. На Архипелаге двое малышей в семье считались большой редкостью и невероятной удачей, а здесь гувернантки выгуливали даже по трое-четверо воспитанников.

  "Они плодятся как кролики, а мы вымираем, как саблезубые кошки. Если у тебя есть мозги, Инги, то думай, кто из нас на самом деле - венец эволюции, а кому пора на свалку истории, к мануфактурам и куртуазной любви", - как-то так лет пятнадцать назад сказала ей еще живая Рагнгерд. Рагнгерд уже давно лежала в земле, а эта простая и незамысловатая правда все не давала Ингегерд покоя. Жгла как огнем.

  Нордэна перестала смотреть по сторонам, засунула руки в карманы и быстро пошла к выходу из парка. Впереди маячило синее небо и высокие шпили кесарского дворца. Ветер полоскал черно-белые флаги, солнце сияло, птицы пели. Ингегерд хотелось взять тряпку и стереть всю эту идиллию, как стирают с доски неправильное решение задачи.

  "Рагнгерд ошибалась. И спивалась. Ни беса она не могла знать. Я хочу отсюда уехать. Будь оно все неладно..."

  - Обернись, - на языке Архипелага приказал смутно знакомый голос.

  Ингегерд не боялась ни чужих богов, ни бесов, ни вдруг вернувшихся с того света мертвецов. Она развернулась.

  Перед ней стоял человек, которому ходить по земле было не положено. Ингмар Зильберг, окончательно поседевший, отощавший и мало напоминающий живое существо, пристально смотрел на нее из-под дымчатых стекол.