Мудрец. Сталкер. Разведчик - Успенский Михаил Глебович - Страница 9
- Предыдущая
- 9/130
- Следующая
– Ну, копчёные, сберегла вас моя фортуна! – воскликнул капитан и по-братски приобнял сержанта. – Вы зачем стреляли-то, идиоты нерусские?
Но вместо ответного братского объятия получил прикладом в диафрагму: не трожь, нечисть, святое сикхское тельце!
– За что? – взвыл речной казак.
– Мама ибут! Мама ибит! – рявкнул сержант – поди, всё, что смог чужеземный воин освоить из богатейшего арсенала русской митирогнозии.
Индийский гость указал стволом на тело милицейского. Деревянные бомбы каким-то чудом обошли покойника…
– Живому бы так не повезло, – вслух подумал я.
И вдруг стало мне как-то всё равно. То ли уверовал в личное бессмертие, то ли смирился с неизбежностью, то ли от страха снова поехала крыша… Самое время начертать на рисовой бумаге с узором «взъерошенные воробьи» предсмертный дзисэй самурая: «Дослушаю песню кукушки в мире теней…»
– Опять двадцать пять, – проворчал Денница. – Да скинем мы, скинем вашего мента…
И двинулся к телу.
– Сестрицы мои Марфа и Юдифь! – послышался вдруг звонкий голос. – Не дайте басурманам православных людей погубить! Расточитесь, языци, яко с нами бог!
Палачи и мы невольно обернулись и ужаснулись.
Через завалы брёвен с ворчанием лезли к нам бурые и косматые чудовища.
2
Царствие неба, куда не открыто пространной дороги,
Что столь немногих удел? Очень дорога крута.
…Пока догорала тихая в том году осень, Мерлин бродил по панинским владениям, то и дело сверяясь с планами пожарной эвакуации на стенах.
Внутри Дом Лося был гораздо больше, чем снаружи. Обнаружилось много нового, не виданного ранее: например, кальянная с египетскими коврами, кривыми кинжалами и восковыми чучелами одалисок, видеотир и обычный тир в подвале, ночной клуб с лазерным шоу и почти что настоящим диджеем, зал игровых автоматов, даже небольшой бассейн… Широко собирался здесь жить Сохатый. Если дела отпустят. Но это же как на велосипеде ездить – пока крутишь колёса, не падаешь…
На поясе у Мерлина висела связка ключей, словно был он царь Кощей или Плюшкин. К иным дверям никакой ключ не подходил – что ж, значит, не положено. Сожалений Мерлин не испытывал и думал только, какие дуры были жёны у Синей Бороды. Чего им не хватало? Убыло бы с них от мужнего запрета?
Должно быть, в этом и заключается разница между мужчиной и женщиной.
Не исключено, что вели эти неотмыкаемые двери в глубокие подземелья, где хранилось нечто запретное для одинокого сторожа – штабеля золотых слитков, нарколаборатории, арсеналы вплоть до ядерного… Темнила был в детстве Лось, темнилой и остался. В городе-то он не шиковал, не дразнил обывателей и мытарей… Благотворил направо и налево…
Или создал он, Панин, убежище на случай Третьей мировой и глобального потепления, сопровождаемого всеобщим оледенением? Или собирался царить потом над одичавшей планетой, осознав своё всемирно-историческое значение? Хрен бы его знал, всё возможно, если всё доступно.
Хотя вроде бы не было у советского народа эсхатологических настроений даже в то время, когда перепуганные американцы строили индивидуальные бомбоубежища и потели на платных курсах по выживанию. Как-то не до того было в России: великие стройки, судьбоносные решения, выдающиеся свершения… И нету других забот, как правильно заметил певец. И не было…
Вечерами Мерлин выходил на веранду и подолгу сидел в кресле-качалке, слушая дождь. Других звуков не существовало в мире, а если какой и пробивался – будь то птичий крик или треск обломившейся ветки, – даже и они казались посторонними шумовыми эффектами.
А потом дождь онемел – сделался снегом. Снеговая крупа ещё пыталась навести фон, ещё стучала по сосновым иглам, но её вскоре сменили мягкие безмолвные снежинки. Снег в тайге выпадал сразу и надолго, это в городе он капризничал, потому что было перед кем. По снегу кто-то осторожно бегал, оставляя мелкие следы…
Полное отсутствие новостей Мерлин воспринял довольно легко – думалось, будет много хуже. Но вскоре и телеэкран, и позывные многочисленных радиостанций стали восприниматься как что-то ненужное и даже отвратительное. Так, наверное, первохристианские отшельники в Фиваиде вспоминали, передёргиваясь, о годах, когда были они, безгневные ныне богомольцы-добровольцы, развратными юношами, льстивыми царедворцами, немилостивыми мытарями, безжалостными военачальниками, волкохищными разбойниками…
Человеку всё возможно, и деньги тут ни при чём.
Хотя попади Мерлин в такой переплёт молодыми годами, то наверняка бы спятил от одиночества. В лучшем случае надыбал бы в библиотеке одно из бессчётных Единственно Верных Учений и пожизненно в него уверовал, в худшем – превратился в сытого сонного паразита и даже баню не топил бы…
А сейчас я паразит мыслящий, с гордостью думал Роман Ильич, поскольку больше гордиться было нечем.
Потом он нашёл в кладовых пару мешков с кочанами, пустой кедровый бочонок, шинковку, яблоки, морковь – и, сверяясь с фазами Луны, занялся творческим трудом, не всякому доступным.
Квашеную капусту сожрали быстро, потому что под Новый год с неба свалился Сохатый со всей бражкой – тут были и соратники, и жёны, и дети… Кажется, тогда отшельник и услышал загадочную песню про францисканского монаха и прочих обманщиков…
Глава 5
1
…Действовали медведицы на редкость быстро и разумно.
Для начала они чётко отделили агнцев от козлищ, и мы, агнцы, с ужасом наблюдали, как звери, встав на задние лапы, со страшным рёвом погнали козлищ в чащобу. Сикхи даже не пытались стрелять, хотя промахнуться здесь было невозможно: сибирский мишка покрупней гималайского барибала. Но то ли сикхи перетрусили, то ли вера им не велела… Один так даже автомат бросил.
Убегавшие воины и преследовательницы их производили в лесу не меньше грому, чем давешний бревнопад.
Молодой невысокий светлолицый парень в серой долгополой одежде, с жидкой бородёнкой и в скуфейке ласково улыбался спасённым агнцам.
– Это же Илларион… – с ужасом и восхищением прошептал капитан. – Алала, ваше преподобие!
Я хотел что-то спросить, но вспомнил, что Илларион – известный молчальник…
– Братец мой солнышко! – воскликнул молчальник. – Поведай малым сим, что скороспешно я их обрящел, в урочный час поспел спасения ради. Был Иллариону глас во благовремении, были и знамения великие, и разверзлись очеса его, и узрел он, что… Короче, намекни пацанам, что с них пузырь хорошего вискаря. И подчеркни, что именно хорошего, а не польского бимбера в фирменной посуде… Сестрицы! – молчальник перешёл на командирский глас. – Не увлекайтесь там со стязёй праведных! Не отягощайте участи своей человекоядством! Как бы не пронесло вас с чужестранной-то плоти! Мало ли что у них внутри! Ибо сказано: «Блажен, иже скотов милует…»
– Спасибо, ваше святейшество! – воскликнул капитан Денница. – Вот уж откуда помощи не ждал! Ты смотри, вот как оно бывает…
Молчальник поглядел на Денницу пронзительно, усмехнулся и погрозил пальцем.
– Уес, насквозь видит, падла! – восхищённо сказал капитан. – Всё путём, начальник, – верую и трепещу!
А я не сказал ничего – мир, куда я вернулся из одиночества, предстал уж такой безумной своей гранью, что и вообразить было невозможно, и очень хотелось проснуться…
Но сон продолжался: на разорённую поляну выбрели медведицы – большая спасительница и поменьше. Зверюги обменивались между собой довольным ворчанием, на груди у одной болтался трофейный автомат, за другой волочилось чёрное полотнище бывшей чалмы. Крови на мордах вроде бы не наблюдалось…
– И в хищных скименах правда живёт, – похвалил медведиц Илларион. – Задали страху господнего муринам демоноговейным – и будет с них.
– А… как они вас понимают? – пролепетал я наконец, когда лохматая туша проскользила в опасной близости. Тут от одного запаха звериного в штаны накладёшь…
- Предыдущая
- 9/130
- Следующая