Лизавета или Мери Поппинс для олигарха (СИ) - Кувайкова Анна Александровна - Страница 4

— Но вы не знаете, чем я на самом деле с ним занимаюсь, верно?

— Так, стоп, — я тряхнула головой, пытаясь привести мысли в порядок. И с подозрением уставилась на хитро улыбающегося мужчину. — Кирилл Станиславович, вы сейчас пытаетесь меня убедить в том, что вы… плохой? Я правильно поняла?

Неожиданно мужчина… расхохотался!

— Что смешного? — я почти обиделась, чувствуя себя при этом маленькой девочкой, по возрасту едва ли старше Стасика, сражающегося сейчас с непослушными тонкими ремешками сандалий.

Что такого я опять сказала?

— Знаете, Лиза, — снова складывая руки на груди, усмехнулся Кирилл Станиславович, но как-то спокойно и совсем не обидно. — Я многое о себе слышал. Но плохим меня назвали впервые.

— Ну… — протянула я, не зная, что на это ответить. — Все бывает в первый раз. Рада, что подняла вам настроение. А сейчас мне нужно идти, извините.

— Лиза, — негромкий окрик заставил меня остановиться уже у входа в группу, в которой слышался укоризненный голос моей коллеги, мягко отчитывающей своих подопечных. — А до скольки вы сегодня работаете?

— А? — опешила я от такой постановки вопроса. И, обернувшись, снова ляпнула, не подумавши. — А вам-то это зачем?

— Кир? — переобувшийся, наконец, Стасик, просияв, взял мужчину за руку. — Ты с нами Лизку хочешь позвать, да?

— Стас, для тебя она Лизавета Михайловна, — мягко поправил его Кирилл Станиславович. Ребенок серьезно кивнул, соглашаясь с мнением, как я поняла, авторитетного взрослого. — Но ты почти угадал. Скажем так… я был бы не против пригласить Лизу с нами на прогулку.

Я от такой новости чуть не присела. Застыв, как вкопанная, переводила взгляд с ребенка на его близкого человека, и никак не могла понять, что это: шутка? Тонкая издевка? Или что-то другое?

— Вы же это не серьезно? — недоверчиво посмотрела я на мужчину, неловко вытирая от чего-то вспотевшие ладони о карманы бриджей.

— Ну, от чего же? — вопросительно вскинул брови Кирилл Станиславович. — На подобные темы я не имею привычки шутить.

— Это невозможно, — покачала я головой. И, не зная, как объяснить, покосилась в сторону группы. — Нам запрещены отношения с родителями.

— Ну, вы же сами знаете, любой запрет можно обойти, — очаровательно улыбнулся мужчина, ласково потрепав Стасика по волосам.

И вот тут-то меня снова, мягко говоря, переклинило. Хорошее настроение и вроде как расположение к этому человеку исчезли так же быстро и неожиданно, как и появились!

— Извините, Кирилл Станиславович, — прищурившись, ответила я, машинально распрямив плечи. — Но у меня нет таких денег. Я предпочитаю соблюдать установленные правила, а не выкупать их. А теперь простите, но мне нужно работать. Всего хорошего!

И ушла в группу, едва сдержавшись, чтобы не хлопнуть дверью.

Уже многим позже, несколько часов спустя, когда я брела домой, слушая музыку в наушниках, снова и снова прокручивала в мозгу произошедшее.

Я честно, не понимала, какая муха меня укусила. И сегодня, и двумя неделями ранее.

Кирилла Станиславовича было сложно не заметить. Я помню, какое впечатление он произвел на всех, да и на меня тоже, когда впервые пришел забирать Стасика. Он был предельно вежлив, улыбался, и спокойно сообщил, что пришел за Саркаевым. Я хорошо знала родителей Стаса, как и их охранника и няню — именно они обычно привозили и забирали мальчишку. Больше в заявлении не был не указан никто, и не удивительно, что подобная просьба вызвала у меня сильное недоумение. Особенно когда выяснилось, что незнакомый мужчина чете Саркаевых не родственник, и даже не их работник! Друг семьи — ну как я буду объяснять это заведующей?

Естественно, я вежливо отказала. Мужчина мягко, не непреклонно настаивал. Он не грубил, не кричал, не грозился расправой, вовсе нет! Но держался с уверенностью человека, знающего о своей правоте. Мне казалось, он даже забавлялся ситуацией и моей храбростью. Завязался нешуточный спор, привлекший внимание Анны Николаевне, которая и приказала мне собрать Стасика, попутно рассыпаясь в комплиментах и извинениях перед абсолютно чужим мужчиной.

Он-то в итоге благополучно ушел, а я получила неофициальный устный выговор сначала от своей коллеги, затем и от выше стоящего руководства. Все мои возражения и возмущения канули в Лету — их просто никто не стал слушать, отмахнувшись, как от мухи. Да еще и улыбались так снисходительно, будто перед ними стояла какая-то малолетняя наивная дурочка, зачем-то решившая радеть за справедливость.

С тех самых пор, целых две недели, я с трудом сдерживалась при виде этого «родителя». А он, как на зло, был вежлив, тактичен, и никогда не позволял себе ничего лишнего. Это сбивало с толку.

Наверное, я всё воспринимала слишком близко к сердцу. Но таковы издержки моего воспитания. Меня всегда учили быть справедливой, не давать в обиду тех, кто меньше, соблюдать порядок везде, и если выполнять какую-то работу, то выполнять ее качественно.

Поступать по совести меня учил дедушка, которым я очень дорожила. Они с бабушкой были добрыми людьми, и не воспитали во мне злобы и равнодушия. И мне нравилось жить честно, правда, нравилось!

Но иногда, в реалиях современной, совсем не простой жизни, это совсем не помогало.

— Лизка пришла!! — раздавшийся радостный вопль заглушил музыку, оторвав меня от прослушивания любимой группы, исполняющей мировые рок-хиты на виолончелях. Впрочем, наушники выпали из ушей, когда меня со всех сторон окружили дворовые ребятишки, наперебой здороваясь и пытаясь обнять.

Все плохие мысли тут же выветрились из головы, стоило мне только увидеть знакомые, искренние улыбки. Я всегда любила детей, не чуралась их, и могла с легкостью принять участия в их играх. Погонять в футбол, поиграть в прятки, научить кататься на роликах или поработать судьей на игре в войнушку… почему бы и нет?

Когда, конечно, находилось на это время.

— Лизка, а давай с нами? — спросил Виталик, многозначительно подкидывая на руке прилично поюзанный футбольный мяч, из которого во все стороны торчали грязные нитки.

— Не сегодня, — с улыбкой отрицательно покачала я головой. — Устала после работы. Завтра, ладно?

Детвора ответила мне разочарованным гулом.

— Всё, народ, расходимся, — махнул рукой Васька, самый старший из местной банды. — Нас надули!

— Какие мы обидчивые, — я шутливо стукнула подростка по козырьку потрепанной кепки. — Лады, уговорили. Но только полчаса, не больше!

— Уррра!! — радостные детские вопли на мгновение оглушили.

Рассмеявшись, я стащила с плеч рюкзак и, кинув его на лавочку, потерла руки, предвкушая будущее развлечение. Да-да, я старая тетка, серьезная барышня, взрослый человек, ну или как там меня еще обзывают местные бабушки? И резвлюсь с детворой, будто мне самой двенадцать лет.

И что из этого? Моя жизнь, мое свободное время, так что, как я хочу, так его и провожу! Лучше уж так, чем бегать по клубам, не ночевать дома, а потом родить в пятнадцать от случайной связи. Ну или стать жутко известной, объявив об изнасиловании на всю страну…

Уже поздно вечером, дойдя-таки до соседнего дома, поднявшись в свою квартирку, не раздеваясь, я рухнула на диван, не переставляя глупо улыбаться. А заодно и поражаться, насколько разными бывают дети.

Те, из садика, родившиеся с золотой ложкой во рту, и наши, местные, живущие в частном секторе за моим домом — разница была огромной. И не совсем забавной, к тому же.

Вместе с обычным сравнением, над которым я раздумывала каждый день после работы, в голове моментально всплыл образ мужчины, самого странного из тех, с кем мне довелось общаться.

— Нет-нет-нет, — я ту же тряхнула волосами, отгоняя ненужные мысли. И, с удовольствием потянувшись, перевернулась на спину, закидывая руки за голову. — Никаких необычных родителей, их избалованных отпрысков и начальства, любящего нечестный заработок. Всё! Добби, наконец, свободен!

И, правда: с завтрашнего дня детски сад закрывается на небольшой ремонт, всем работникам дан небольшой отпуск, а значит… Сво-бо-да!