Под одной крышей (СИ) - Козина Елена - Страница 8

Справа в дальнем углу, где когда-то располагалось кресло отца, высился большой пакет собачьего корма - с портретом грозной овчарки. Той самой овчарки, что привиделась Гарри во сне!

По кровати, средь выцветших простыней, была разбросана пестрая женская одежда.

- Чез?! Что за шутки? Выходи, паршивец! - взревел он. - Ты совсем спятил?..

Отозвавшийся ветер уныло просвистел в раме.

Гарри пытался сообразить, как он оказался наверху, и что означает весь этот маскарад.

Его оглушили, усыпили? Но кто, Дейл? Да он не решился бы переступить порог этого дома, даже если бы умирал от жажды! А доходяга Спраут разве бы смог собственноручно втянуть его сюда?

Но что, если именно Чез является пособником таинственной арендаторши? Или оба они - сообщники Дейла? И что эти мошенники задумали против него?!

Гарри затрясло, голова свирепо заныла. Он запустил пальцы в волосы и дернул за них так, как если бы норовил одним рывком открыть крышку погреба, в котором беснуются крысы.

В руке у него остался парик. Темные шелковистые пряди скользнули по огрубевшей коже.

- Мисс Филлз! Бек.. Бекка!.. - задыхаясь, выкрикнул он.

В глотке осела сухая горечь. Озноб пробивал насквозь. Волна за волной накатывала мигрень, разъедая черепную коробку. Скользя по нервным струнам, она переползала на лицо, пульсировала в челюсти и горле.

Непослушные мысли играли в прятки - мелькали и снова исчезали, оставляя вместо себя пустоту и боль. В одно мгновение она завладела Гарри; он перестал различать окружающие предметы, перестал понимать, кто он и где находится. Внутри, снаружи, вокруг - была лишь боль. Грозная, гнетущая, неумолимая.

В отчаянии он сжал кулаками простыни и выдохнул последнее, что удерживало его сознание:

- Бекка!

Собственный голос показался ему чужим. Кому принадлежало это имя, и что оно значило для него?

Гарри сник и подался вперед, чтобы отдышаться, но силы оставили его. Как тряпичная кукла, отброшенная кукловодом, он обмяк и отключился.

Завалившись на бок, Гарри упал с кровати и ударился подбородком о шероховатый пол. Боль снова исправно выстрелила в висок, как в полюбившуюся мишень, и заставила очнуться. Кровь яркими кляксами брызнула на доски.

Где-то совсем рядом заскреблась и завыла собака.

Гарри принюхался: запах горелого перехватил дыхание. Он ощутил его так отчетливо, будто невидимый костер тлел в считанных дюймах от его носа.

- Р-р-р! - зажав в ладони валявшийся рядом парик, Гарри перевернулся на живот и подтянулся на локтях к выходу.

Он найдет эту гадину и сделает так, что она проглотит вместе с этим аксессуаром все свои угрозы и насмешки. Вот только б добраться до ружья. И пусть попробует здесь что-то учинить - живой ей отсюда не выбраться!

Перед глазами опять все поплыло.

Но тут Гарри почувствовал, как кто-то подхватил и поднял его с такой быстротой и ловкостью, словно речь шла не о парализованном спецназовце, а о годовалом ребёнке, намеревающемся отползти от недремлющего родителя в неположенном направлении.

- Как жаль, мистер Максвелл. А ведь я хотела всё уладить по-хорошему, - раздался резкий женский голос, в котором сквозила ярость.

Ноги Гарри касались пола, но проку от них не было. Вновь оказавшись у кровати, он ухватился за край комода. Глиняная ваза с ромашками и золотарником предостерегающе колыхнулась.

- К-кто здесь?! - шепнул он, пытаясь сориентироваться в пространстве.

Ах, если бы он был в состоянии дать отпор!

Собака не унималась, металась, скреблась и скулила. И Гарри казалось, что скребется и скулит она у него под кожей.

- Чего вы хотите?! - то ли прокричал, то ли подумал он, пока цепкие руки-клещи сжимали его так рьяно, что были готовы выдавить все внутренности. Ему никак не удавалось увидеть злодейку, но он ощущал ее каждой клеточкой тела. - Забирайте! Забирайте все!

- Вы думаете откупиться рухлядью? - на этот раз её слова прозвучали так близко, что Гарри вздрогнул. - О, нет, не надейтесь! Мне нужно место, больше места, а всё остальное...

Стены вдруг пришли в движение, послышались тяжелые шаги босых ног - она тащила его к окну!

Память Гарри тут же воскресила всё то, что он так силился забыть: как в далекий злополучный день в проеме этого окна исказилось лицо матери, как по ветру взмыли ее золотистые локоны, и встрепенулась хрупкая рука. А он, напуганный до смерти, не осмеливался пошевелиться.

Воспоминание вспыхнуло в мозгу сигнальной ракетой.

Очумев от оглушающего собачьего воя, Гарри начал трепыхаться, чтобы вырваться. Но силы в ненавистной барышне было человек на пять. Он не мог расцепить обруча ее стальных объятий, а, заводя руку и намереваясь схватить ее за волосы, ловил пустоту. Дышать было нечем.

Очутившись у изножья кровати, на полпути до окна, он поднял голову и замер: в большом овальном зеркале комода у стены Гарри увидел себя. Бледное, вымученное лицо казалось лицом дикаря. Приоткрытый рот, хватающий воздух, искривлен. Воспаленные глаза слезились. Прихваченная на одну пуговицу рубаха оголила часто вздымающуюся грудь. В левой руке подрагивал парик, правая намертво вцепилась в собственное левое предплечье.

Но если Гарри наконец добрался до соседки, то почему гнетущую боль ощущает он сам? Кто держит его, не скупясь на угрозы? Почему, всем существом испытывая чье-то немыслимое давление, в зеркальном отражении позади себя он видит только пробитую Чезом дверь?

Вопросы, бесконечные вопросы жалили его, как разъяренный осиный рой. Но прежде, чем он смог найти на них ответы, пальцы Гарри выпустили ноющее плечо и впились ему в шею.

Женский голос при этом язвительно прошипел:

- Копаетесь в чужих вещах, мистер Максвелл?

Теряя над собой контроль, Гарри еле высвободился и опустил подбородок. Голые ступни его ног вполне уверенно касались пола. Под одну из них случайно угодила пара листов бумаги - свидетельство его переписки с соседкой. Тот, что с плотным забором из острых, как зубцы пилы, букв, и тот, на котором дробленые стежки из округлых символов напоминают следы суетливого зверька на снегу. Зверька - нет, зверя...

«Бежать, спастись любой ценой», - подсказывал ему инстинкт.

Гарри принялся махать руками, словно это могло помочь удержать равновесие и не растянуться плашмя, когда захватчица передумает глумиться и расцепит-таки объятия.

Ведь и она изнывает от боли, что причиняет ему. Та же мука выворачивает, рвет ее на части - теперь он знал это наверняка.

Но дамочка не думала капитулировать и одним махом притянула его к окну. Гарри едва успел схватиться за раму, чтоб не рухнуть подле.

Его взору открылась давно позабытая картина.

Со времен детства зеленый двор изменился мало - разве что разрослась проплешина на газоне, который нынче рассекала удобная дорожка от дома до мастерской.

Гарри зажмурился и уперся в проем:

- Вы... ты не посмеешь!

Кровь шумела у него в ушах океанским прибоем.

И вот руки затекли и согнулись под напором врага. Разгоряченная щека встретилась со стеклом, оставив на нем липкий багряный отпечаток. Кожу обжог холод, а сердце - близость чего-то страшного, неотступного, непоправимого.

Скулеж, голоса и учащенное дыхание - его собственное и неуловимой обидчицы - слились в сводящую с ума какофонию. Крыша веранды и лужайка под ней ходили ходуном.

- Мне нужно место, Гарри, место, - зудела ему на ухо женщина.

Пыхтя и крутясь, соперники оказались спиной к окну. И Гарри отпихнул противника локтями:

- Да чтоб тебя!

По стеклу побежала трещина. Весенний пейзаж, подернутый красным, хрустнул и просыпался вниз искрящимися осколками.

Гарри вдруг увидел перед собой искаженное страхом лицо матери. В тени пологих сводов оно казалось угольно-серым.

Мама раскрыла ладонь.

Он хотел ухватиться за нее и с пущей яростью оттолкнул соседку:

- Убир-р-райся!

Слова с шумом вырвались из груди.

Но тело Гарри мощным рывком подалось назад.