Абьюз (СИ) - Оленева Екатерина Александровна - Страница 19

Женщины прелестные и удобные дурочки. Думают, что раз у вас был классный секс, то это повод задуматься о свадьбе. А это на самом деле ни к чему не повод. Отличный секс – это просто отличный секс. Для девушки событие, для меня эпизод. Всё остальное – эмоции, обида, претензии, откровенно говоря, ни к чему и ни к месту.

Я слышал о том, что существуют книги, которые тянет перечитать. Книги, бывало, и в самом деле встречались, а вот женщины… тут дело-то скорее не в них, а во мне.

Я избегаю эмоциональной привязанности в любом её проявлении. Я делаю всё возможное и невозможное, чтобы к людям не привязываться. Стоит это сделать, как попадаешь в зависимость похуже наркотической.

А ещё, рано или поздно человек уходит. Или остаётся, но перестаёт тебя любить. Или, что ещё хуже, старается тебя использовать.

Когда тебе пофиг все его тараканы, ты просто шлёшь гада лесом. Но когда человек тебе дорог, ты терпишь всё, лишь бы его не потерять.

Рэй и Сандра – вот два человека, что живут в моём сердце. И они оба выучили меня нехитрым истинам, изложенным ранее.

Каким-то непостижимым образом в х компанию проникла и Ирис?

Я думаю, всё дело в том, что она красива.

Да, красивых много, но есть тип красоты, который цепляет вас, берёт за душу, заставляет оборачиваться, как подсолнух вслед за солнцем.

Стоило появиться Ирис и мой взгляд устремлялся за ней, как преданный щенок за хозяйкой.

Мне нравилась её внешность. Не менее яркая, чем у Ньевес, но если в испанке было много острых углов, то Ирис была настоящая англичанка. В ней чувствовалось порода. Черты ребёнка, белое лицо, огромные, необычного оттенка глаза и совершенной красоты тело, которое мне всегда хотелось ласкать.

Мне нравилось, как она млела в моих объятиях. Я сам начинал от этого млеть.

Когда Ирис была рядом, мне не приходилось подавлять свои агрессивные, часто грубые порывы. Оставить на её молочном совершенном теле любой след, коснуться его чуть грубее казалось святотатством. А между тем Ирис никогда не разыгрывала из себя томную хрупкую барышню, была вполне себе полнокровной.

Каждая клеточка её округлого, мягкого, как у сытой кошки, тела, источала такую притягательную чувственность, которой у меня не находило сил противиться. Даже на расстояние, мне казалось, я улавливаю тонкий аромат её густых, пушистых, тяжёлых волос.

– Привет, Фиалка, – шепнул я. – Подвинешься?

Ирис медленно повернула голову, взглянув из-под пушистых ресниц.

Моё молчание обидело её не меньше Ньевес, но, в отличие от непосредственной красавицы Санчос, онакуда лучше владела эмоциями и не спешила мне их демонстрировать.

Не говоря ни слова, посторонилась, освобождая место рядом с собой, и я развалился рядом.

Удивительно, но рядом с Ирис мои нервы искрят, будто оголённые. Дело даже не в том, что я переживаю из-за её чувств – я их просто чувствую. Чувствую даже тогда, когда не хочу.

Так, даже не стараясь, я всей кожей, всем нутром ощущаю её недовольство. Оно как первый слой из всего того коктейля чувств, что бурлит сейчас в её сердце. За недовольством, как аккомпанемент, холодная злость, а подо всем этим ядро –боль, вокруг которой накручено всё остальное: сомнение, неуверенность, мучительная надежда и неверие.

Ирис сидела с таким серьёзным видом, что сразу и не подступишься. Она словно всем своим видом говорила: «Не смей приближаться». Будь на её месте кто-то другой, я бы охотно подёргал кошку за хвост, но ссориться с Ирис мне не хотелось. Поэтому я пододвинул к себе тетрадь и, прикрывая написанное рукой, написал:

«Даже когда ты злишься, ты очень красивая. Тебе идёт гнев. Но я всё же предпочитаю видеть твою улыбку».

Ирис скользнула взглядом по написанным буквам. Губы её подобрались в гневную тонкую ниточку.

– Ты считаешь, что я куплюсь на детские комплименты? – зло шепнула она.

– Я на это надеюсь, – шепнул я в ответ. – Мы давно не виделись, я соскучился, а у тебя же такой вид, будто ты по мне – нет.

– Соскучился? – гневно блеснула она глазами, и я увидел в них своё перевёрнутое отражение.

В объятиях Артура. В объятиях других девушек. Среди доброго десятка различных развлечений.

– Что-то я сильно в этом сомневаюсь, – фыркнула она.

– Ты злишься?

– Да! – отрезала она, не давая никаких уточнений. – Любой нормальный человек на моём месте злился бы.

– Из-за чего?

– Считаешь, не из-за чего?

Фиалковые глаза потемнели, как небо перед штормом.

– Наоборот, столько всего, из-за чего можно разозлиться. Просто уточняю.

– А заодно и издеваешься?

– Если только совсем немного, по привычке.

– Мне неинтересны твои привычки. Отсядь.

– Мне и тут вполне удобно.

Прежде, чем Ирис успела подняться, я схватил её за руку, легко удерживая. Её пульс частил, жилка под моими пальцами билась, как пойманная, испуганная птичка. Но она меня не боялась. Потому что плохо знала. Потому что верила – я не причиню ей вреда.

И я не хотел навредить ей, расстроить или ранить. Но даже нехотя – мог.

– Давай не будем ссориться?

– Успел сегодня уже устать от ссор? – сузила она глаза. – Какого чёрта ты устроил это представление? Бить чужие машины, по-твоему, это круто?

– Да.

– А по-моему – глупо! Нелепо, понимаешь? Бессмысленно! Я всю голову сломала, пытаясь понять мотив этой дикой выходки, но его нет! Произвести на девушку впечатление на манер «Укрощения строптивой»? Странная тактика. А уж эта сцена с тем…

– Что такое? – усмехнулся я, когда она сделала паузу, заколебавшись при выборе слов. – Ну скажи это слово – негр. Это нормально называть что-то своим именем. Тот парень – наглый негр. Он встал у меня на пути и получил по заслугам.

– Чем он заступил тебе дорогу? Тем, что вступился за девушку?

– Ты была там? Я тебя не видел. А за Ньевес не переживай. Битую машину я ей компенсирую. Негр же нарывался и получил по заслугам. Кстати, цветным мало. Они хотят добавки.

Ирис разозлилась ещё сильнее:

– Ты хоть понимаешь, как отвратительно выглядел со стороны? Посмотри на себя! Послушай себя: «цветные», «нарываются»! Это звучит как в каком-то дешёвом криминальном кино, честное слово!

– А чего ты от меня хотела, детка? – подался я вперёд.

Зря, кстати. Меня тут обдало лёгким ароматом её духов и влекущим теплом тела. Захотелось сжать Ирис в объятиях, сомкнув руки вокруг гибкого стана, ощутить влажность губ, их сладкий вкус. Запустить руки в тёмное облако волос, на ощупь гладких, как шёлк.

От желания мой голос зазвучал ниже:

– Ты знаешь, кто я такой. И что я такое. Моё пальто белое только с виду.

– И тебя, кажется, это безумно радует? Тебе это нравится?

– Да, нравится! Но в случае с негром я не внимание к себе привлекал. За мной стоят мои парни и, хочу я того, или нет, я должен отстаивать наши интересы. Цветные быстро наглеют, если не дать им по носу. Это – наша школа, наш район. И им придётся усвоить это. Не делай такого лица, дорогуша. Лицемерие тебе не к лицу!

– Когда это и в чём я лицемерила?

– Ну, поправь меня если я ошибаюсь, но мне показалось, что дальнейшая твоя риторика станет развиваться в сторону переговоров и толерантности. Только со всей этой мутью не ко мне, ладно? Я не из тех, кто считает, что если дошло до драки, то ты уже проиграл. Я не стану никому подставлять щеки.

– О, да, не станешь! Если тебе только тебе за это заранее не заплатить!

Я, признаться, даже не сразу понял, что она имела ввиду, но Ирис, похоже, решила, что я сейчас совсем рассвирепею. Или очень расстроюсь. Что сердце моё разбито её репликой. Словом – всё очень-очень плохо, потому что рука её взлетела, прижимаясь к губам, словно силилась вернуть выскользнувшие слова обратно.

Но, слово, известно, не воробей. Она сказала – я услышал.

– Прости! – произнесла она уже скороговоркой, как только её ладошка отлипла от губ, хватаясь за мою руку, как утопающий за соломинку, а в глазах стыло раскаяние, которого я, честно говоря, не заслуживал. – Прости, я не это хотела сказать!