Следы остаются
(Роман) - Вежинов Павел - Страница 43

В зале взорвались аплодисменты, которые долго не смолкали. Герои торжества, еще совсем недавно выглядевшие бледными и смущенными, сейчас залились краской и взволнованно опустили глаза к полу. Заместитель министра продолжал говорить. Он выразил большую признательность органов Министерства внутренних дел маленьким героям и среди общих рукоплесканий объявил, что им будут подарены книги. Здесь он задумался на мгновение и все тем же сердечным и дружеским тоном продолжил:

— Может быть, все удивятся тому, что самую большую похвалу получает Юлия… Все вы здесь знаете до мельчайших подробностей всю историю, и хорошо известно, что, в сущности ваш, товарищ Петр Андреев был в центре всей деятельности, что он был, так сказать, сердцем и мотором этой деятельности… Когда он был в плену у диверсантов, он проявил героизм, которым мы все гордимся…. Но Андреев в то же время допустил большую слабость, которую довольно трудно простить хорошему и сознательному пионеру. Он не посчитался с товарищеским коллективом и позволил себе некоторые поступки, вопреки решению своих товарищей… Таким образом, он не только усложнив преследование бандитов, но что гораздо важнее — подверг свою жизнь серьезному риску… Для нас это имеет особенно большое значение. Мы всегда будем нуждаться в вашей помощи, в помощи и содействии всех граждан, но когда дело касается пионеров, мы ни в коем случае не хотим такой помощи, при которой вы рискуете своей жизнью или безопасностью… Это вы должны хорошо запомнить… Народная власть уже очень сильна, она располагает всевозможными способами, чтобы справиться со своими врагами и потому никогда не позволит, чтобы жизнь и безопасность ее самых маленьких граждан подвергались риску…

После речи заместителя министра слово было дано Пешо. Он заботливо написал его, но пока говорил, очень редко заглядывал в бумагу. Его волнение как будто уже прошло. Голос звучал теперь уверенно и твердо, его темные глаза спокойно смотрели куда-то над головами пионеров. От имени всех своих товарищей он поблагодарил за большое внимание, оказанное им народной властью, и торжественно обещал, что они будут служить своему народу все так же верно и преданно, образцово выполняя пионерские обязанности и в школе, и вне ее…

— А что касается Юлии, — кончил он, — я считаю, что действительно она показала себя самой достойной среди нас — это я признаю здесь перед всеми от всего сердца, и перед всеми я хочу извиниться перед ней за то, что когда-то я пренебрегал ею, потому что она девочка, а от девочки — думал я — ничего особенного ожидать нечего… Я действительно допустил грубую ошибку, не подчинившись решению товарищеского коллектива… Это я теперь отлично понимаю… И так как я понял это, для меня самой большой и настоящей наградой является то, что мои друзья простили меня и снова считают таким верным товарищем, как считали раньше… Большей награды, чем эта, для меня не может быть…

Пешо не мог продолжать. Внезапно в большом зале разразилась настоящая буря рукоплесканий. Аплодировали все — и пионеры, и учителя, и молодые офицеры, и пожилые родители, и все люди, которые сидели за длинным столом, покрытым красным полотном. Пешо смущенно замолчал, беспомощно посмотрел на своего отца, потом снова повернулся к большому залу. Впервые с тех пор, как он вышел на трибуну, он всмотрелся в публику, и внезапно у него захватило дыхание. Сейчас он увидел своих друзей такими, какими он их никогда не видел — он видел их взволнованные лица, видел их блестящие глаза, видел их глубокую и искреннюю радость и любовь и понял, как сильно прозвучали его слова о товариществе. Внезапно он увидел и своего классного руководителя в первом ряду, увидел в его взгляде глубокое волнение, и это волнение словно внезапно перелилось в его грудь и сжало ему горло. Он чуть не всхлипнул. Влага затуманила его взгляд. В тумане слез образы словно расплылись, лица исчезли и изо всего, что было в зале, в его сознании остался только пламень красных знамен, которыми был задрапирован балкон, и незатихающий шум рукоплесканий.

Это были мгновения, которые Пешо не забудет никогда.