Алтайские робинзоны - Киселева Анна Николаевна "1949" - Страница 4

— Вот так штука, — сказал Шура, — попали в ловушку.

— А если здесь попробовать вылезть? — робко сказал Лёня, показывая глазами на склон горы. Шура не ответил. Он бросил лук на песок и стал карабкаться по склону. Леня следил за ним. напряжённо мигая глазами. Шура поднялся метров на десять и остановился: держаться было не за что. Он посмотрел вверх, посмотрел вниз, и у него задрожали ноги: нет, не выбраться…

— Шурик, слезь, оборвешься, — тихо попросил Леня, Шура молча спустился. Ещё постояли, глядя в долину, Лёня готов был заплакать.

— Лёня, ты взял веревку? — неожиданно спросил Шура, быстро повернувшись к Лёне.

— Взял, — недоумённо протянул Лёня.

— Давай её сюда. Здесь будем спускаться.

— Где? — Лёня замигал глазами и открыл рот.

— Здесь! — Шура показал рукой на водопад.

— Как здесь? Мы утонем, нас разобьёт… — растерянно пролепетал Лёня.

— Не согласен — оставайся здесь, — холодно сказал Шура, потом миролюбиво добавил: — Видишь ту сосёнку? Мы доберемся до неё, привяжем к ней веревку и спустимся по веревке сбоку водопада. Там воды совсем мало, только брызги.

Лёня опасливо посмотрел на то место, куда указывал Шура, и нерешительно сказал:

— А если оборвёмся?

Шура пожал плечами.

— Надо держаться крепче. Доставай веревку и разувайся. Спускаться будем босиком.

Осторожно по камням добрались они до обрыва. Здесь у самого водопада росла между камней одинокая сосенка. Река, сжатая скалами, стремительно проносилась мимо и с тяжёлым грохотом падала в долину. Там она бурлила, рычала и прыгала, как косматый зверь.

Лёня с ужасом заглянул вниз.

— Шура, миленький, упадем мы здесь, у меня голова кружится!

— А ты держись за сосну, а на воду не смотри — посоветовал Шура и горячо добавил: — Не надо бояться, и все будет хорошо.

Он привязал к стволу сосны тонкую, но крепкую веревку, поправил сумку за плечами, ободряюще улыбнулся бледному, напряжённо следившему за ним товарищу и, держась за веревку, стал спускаться по отвесному склону рядом с водопадом.

Он привязал к стволу сосны тонкую, но крепкую веревку, поправил сумку за плечами, ободряюще улыбнулся бледному, напряженно следившему за ним товарищу и, держась да веревку, стал опускаться…

Через несколько секунд он стал совершенно мокрый. Брызги летели на него, водяная пыль мешала смотреть, ноги скользили по мокрым камням, шум оглушал. Он старался не смотреть ни вверх, ни вниз, весь напружинился и думал только об одном: как бы не оборваться.

Вдруг ему показалось, что он с ужасающей быстротой летит в холодную сверкающую бездну. Он успел только подумать: «Разобьюсь… как же Лёнька»… и в ту же секунду больно ударился обо что-то головой. Нет, кажется, — ногами, а в голове отдалось. Дыхание захватило от боли и тут же мелькнула радостная догадка: «Да ведь я спустился! Ведь я уже внизу!».

В самом деле: под ногами песок, гальки, ракушки, Он выпустил веревку и, забывая о боли в ногах, побежал дальше от водопада. Посмотрел вверх: крошечная фигурка прилепилась к стволу сосны. Выражения лица нельзя было разглядеть, Шура помахал рукой — фигурка зашевелилась: Лёня стал спускаться. Шура побежал обратно, взял конец веревки и стал ждать. Он хотел застраховать товарища от падения.

Через несколько минут перед ним стоял бледный, оглушённый Леня. Он растерянно повторял, заикаясь:

— Это… ничего… э-это… ничего…

Шура взял его осторожно за плечи и повел подальше от водопада. Некоторое время они шли молча.

Наконец. Лёня остановился улыбнулся своей милой и жалкой беззубой улыбкой и сказал:

— Ну, теперь я сам.

Пошли быстрее. Солнце село, и стало холодно в мокрой одежде.

Опять настигала ночь и становилось жутко. Шура винил себя за то, что так много времени потерял у водопада, забыв о серьёзности своего положения.

— Погоди-ка… — он остановился и круто повернул к горному склону. В склоне чернела дыра, Лёня стоял на берегу потока и смотрел вслед товарищу. Вот Шура остановился, наклонился и исчез в черной пасти.

— Шурик, не надо! — с ужасом закричал Лёня.

Ему представилось, что из дыры вылезет кто-нибудь страшный, но Шура спокойно позвал:

— Лёня, иди-ка сюда!

Леня осторожно приблизился.

— Смотри-ка, пещера!

Лёня заглянул. Было темно, но когда глаза привыкли, он рассмотрел маленькую пещеру, метра в два шириной и длиной и метра в полтора высотой. Пол пещеры был усыпан мелким белым песком.

— Всё равно сегодня до дому не добраться. Давай переночуем в этой пещере, — предложил Шура.

Лёне стало тоскливо: опять ночевать в горах. Но возражать было бесполезно: в самом деле наступала ночь.

— Ничего, мы здесь устроимся, как дома, — сказал Шура, снимая сумку и лук. Лёня стоял, прижав к груди руки, дрожал от холода, и ему хотелось плакать. Шура же энергично принялся за работу: стал подтаскивать камни, чтобы загородить вход в пещеру.

— Леня! — крикнул он. — Помогай мне, а то замерзнешь.

Лёня стал собирать сухие сучья для костра и рвать папоротник для постели. Скоро всё было готово. Хотя Шура промок насквозь, спички не отсырели: он хранил их в жестяной коробочке. Ребята развели костёр около пещеры и стали сушить одежду. Поужинали очень скромно: провизию приходилось экономить. После ужина вырубили колья. Орудуя ими, как рычагами, подкатили к пещере большой камень и завалили им вход, оставив маленькую лазейку. Залезли в пещеру и заделали отверстие изнутри.

Убежище было надежное, однако ночь обещала быть холодной. Уже сейчас ребята начинали мерзнуть. Они укрылись курточками, а сверху навалили берёзовых веток, травы, папоротника.

Лёня долго не мог уснуть. Вспомнился дом, не этот, дедушкин, а свой, в Сосновке. Вспомнилась мама. «Какая она теперь стала?» — спросил себя Лёня, и ему сделалось очень грустно. Ему вспомнилось, какой хороший у них с Шурой был живой уголок под кроватью: совёнок, белые мыши. Совёнок, правда, противный, головастый и всегда пищал, зато мыши были прехорошенькие: маленькие, беленькие. А один раз в прошлом году они с Шуриком принесли ужа, и он жил в комнате под шкафом, а мама об этом не знала. Однажды утром, когда Лёня ещё лежал в постели, она вошла в комнату и вдруг закричала, отскочила от двери и затрясла ногой. Оказывается, уж вылез из-под шкафа погреться на солнышке, и мама на него чуть не наступила. Лёне было смешно, а уж с шипением уполз под шкаф. Интересный был уж, молоко пил из блюдечка, да мама заставила унести его на согру. А Лёня в тот же день притащил в комнату весёлую компанию лягушат. Они прыгали по всей комнате, один лягушонок оказался даже на постели у Жени. А Женя — молодец: не боится ни мышей, ни лягушек. Что она сейчас делает? Спит, наверное, в своей кроватке, и мама спит, и не знают они, что делается с Лёней.

Лёне стало очень жаль себя, из-под его закрытых век по щеке потекли слёзы. Он вздохнул коротким и шумным вздохом, похожим на всхлипывание.

ШУРИК открыл глаза и долго смотрел на полоски спета, лежащие на зеленой стене пещеры. Это солнечные лучи проникали в щели между камнями. Он вскочил, отвалил камень и вылез из пещеры.

Солнце ласковое, горячее, радостное, заливало ярким светом долину, пестревшую яркими цветами. Вода в потоке искрилась и смеялась. На молодой сосёнке сидела кедровка.

— Здравствуй, солнце! Здравствуй, кедровка! — весело сказал Шура, кивая большелобой головой. Кедровка пискнула и перелетела на другое дерево. Всё кругом тихонько, ласково засмеялось, и Шура засмеялся, морща короткий нос.