Шрам (СИ) - Волхарин Ник - Страница 4

Начало разговора было вполне обычным. Мы поделились друг с другом информацией о прошедшем дне, в котором ни у кого не случилось ничего особенного. Все это выглядело так, словно она тянула время, собиралась с духом, чтобы сделать серьезный шаг. В конце концов я не выдержал этого, не вынес ожидания и задал решающий вопрос.

– Джул, что-то случилось? – спросил я и сразу же пожалел об этом. Уже тогда я знал ответ, и одновременно с этим не хотел его знать.

– Случилось… — тихо ответила она, после недолго паузы.

– Что же? Расскажи мне.

Она не смотрела на меня, внимательно изучая глазами ровную гладь озера. Я тоже не решался поднять на нее взгляда, словно был виновен в чем-то. Так и сидел, глядя на свои пальцы, в которых раскатывал сорванную травинку. Мы словно застыли, слушая щебетание птиц в ветвях деревьев и чьи-то веселые голоса, доносящиеся издали. Это молчание тяготило меня, секунды тянулись бесконечно долго, но я не хотел нарушать тишину, не хотел торопить Джулию, я понимал, что сейчас она ищет нужные слова.

– Ты ведь никогда не покидал стены Филина, верно Клайд? – спросила она, наконец, не переводя на меня взгляда.

— Верно — кивнул я, хотя вопрос был риторическим, ведь она знала на него ответ.

– Знаешь, там все совсем по-другому.

– Знаю. Ведь ты сама мне рассказывала об этом.

По курсу своего обучения, Джулии были положены вылазки за стену, с научной группой под присмотром военных. После этих выходов она была сама не своя еще несколько дней, могла рассказывать и думать только о внешнем мире.

– Рассказывать это одно – задумчиво произнесла она — А видеть — совсем другое.

Снова молчание. И снова она заговорила первой:

-- Там есть ветер, Клайд. Это очень странно, и одновременно приятно – ощущать его на своей коже. Там сменяются времена года. Вот сейчас, например, там кончается лето. Скоро начнется осень, а это значит, что листья на деревьях будут желтеть и опадать, каждый день будет все холоднее, и небо станет пасмурным и дождливым. А потом наступит зима, и выпадет белый, белый снег.

Снова пауза. Ее слова запутали меня. Я совершенно не мог понять, к чему идет этот разговор, что пытается сказать мне Джулия. Но, набравшись терпения, я слушал и ждал разъяснений.

– Мы не видим всего этого здесь, в Филине. Живем в этой большой консервной банке, и нам плевать на все остальное. Но для чего мы здесь, Клайд? Ты знаешь для чего?

– Я… – я замялся, не зная, что ответить ей на подобный вопрос.

– Ты не думал об этом, верно? – она, наконец, взглянула на меня, и на губах у нее появилась грустная улыбка.

– Пожалуй, да.

– А я часто думаю об этом. Для чего мы здесь? Зачем существуем? Какая у нас цель? И, как и ты сейчас, я не нахожу ответа.

Снова молчание. На этот раз его нарушил я.

– Что ты пытаешься сказать мне, Джул?

– Ты никогда не ощущал, что ты не на своем месте? Что ты не тот, кем должен быть, кем можешь стать, не там где должен находиться, и занимаешься не тем, чем мог бы?

– Вряд ли – ответил я честно – Мне кажется, что именно сейчас я тот, кем должен быть и с тем человеком, с каким хочу быть.

Джулия снова улыбнулась и в этой улыбка была уже не просто грусть. Я увидел боль и сострадание на ее лице. Одна только ее мимика сказала мне больше, чем хотела сказать Джулия. Все, в чем я сомневался до этого момента, теперь мне стало очевидно. Что-то оборвалось внутри, в груди рванул фонтан боли.

– А вот я чувствую сейчас именно это – сказала она с тоской в голосе – Что-то не так в моей жизни. Что-то совсем не так.

– Джул, прошу, скажи, что с тобой произошло? – взмолился я уже не в состоянии ждать и гадать.

– У нас набирают группу, для поездки в Горизонт.

– Горизонт? – удивился я.

Так называется ближайший город, расположенный примерно в двух тысячах километрах на юго-восток от Филина. Тогда я знал не много об этом городе. Вроде он меньше чем Филин, но мы активно торгуем с ними. Из Горизонта нам поставляют разнообразные медикаменты, на что мы им завозим все то, что изготавливаем в заводской зоне, от кухонных агрегатов до автомобилей.

– Да – кивнула Джулия – у них богатые архивы, и мне, как одной из лучших учениц, предложили место в группе. Это большой шанс.

– Ты согласилась?

– Да – кивнула Джулия, не глядя на меня.

– И сколько продлиться эта поездка?

– От трех месяцев до года.

– То есть, мы с тобой очень долго не увидимся?

Где-то в глубине моего сознания заискрился тусклый лучик надежды, что все ее нынешнее состояние вызвано предстоящей, долгой разлукой со мной. Но уже следующие ее слова растоптали эту надежду.

– Я согласилась на эту поездку не только потому что это мой шанс как историка. Я хочу все начать с чистого листа, понимаешь? Я здесь не на своем месте, Клайд. Это гнетет меня. В моей жизни все не так, как должно быть.

– Ты хочешь… – слова отказывались срываться с губ. Сейчас, в момент, когда все окончательно прояснилось, боль в груди усилилась во сто крат. В глубине себя я выл и кричал, прикладывая все силы к тому, чтобы не потерять самообладание.

– Разве ты сам не видишь, что мы разные? – она взглянула мне в глаза, и я увидел серьезность, какой прежде никогда не замечал в ее взгляде. В этом своем решении Джулия была уверенна на все сто процентов.

– Но ведь… – мне было сложно подобрать нужные слова, я просто не знал, что ей ответить – разве нам было плохо вместе?

– Не в этом дело, пойми.

– Так в чем же?! – спросил я намного громче и резче, чем хотел.

– Дело в том, что у каждого человека есть свое место в жизни. Твое здесь. Ты любишь эту жизнь, ты создан для нее – в ее устах эти слова прозвучали одновременно приговором и оскорблением, хотя я понимал, что она имела в виду совсем другое.

– Я же ищу другой жизни. И никто из нас в этом не виноват. Просто мы такие, Клайд. Я надеюсь, ты поймешь это.

Я опустил взгляд, пытаясь сдержать ту бурю эмоций, что разрывали меня изнутри. Боль, обида, злоба, сплелись в разрушительный смерч, бушующий в моей душе. Я, как мог, старался не показать этого ей, но, кажется, Джулия видела меня насквозь.

– Ты хороший, Клайд – она прикоснулся рукой к моей щеке – Ты найдешь еще свою половинку и будешь счастлив. Но не со мной. Прости.

Джулия приблизилась, и ее губы слегка коснулись моей щеки. Затем она быстро поднялась и направилась прочь.

– Джул – окликнул ее я и понял, что мне нечего больше сказать. Я просто хотел задержать ее еще ненадолго, пусть еще хоть на мгновение, на одно короткое мгновение она останется в моей жизни.

Джулия остановилась и обернулась.

– Когда ты уезжаешь? – спросил я то, единственное, что пришло мне в голову.

– Через неделю.

– Может, я завтра…

– Нет – оборвала она резко – Пусть все останется так и закончиться здесь, пожалуйста. Ненужно делать еще больнее, чем сейчас.

– Значит, ты все окончательно решила?

– Да – она отвернулась – Увидимся, когда вернусь. Если ты, конечно, захочешь меня тогда видеть.

С этими словами Джулия направилась прочь, оставив меня одного, на берегу безмятежного озера, в нашем с ней особом месте. Я был потерян, разбит, раздавлен.

Пожалуй, бессмысленно объяснять, что тогда творилось в моей душе. Те, кто проходил подобное, смогут понять меня без слов, а тем, у кого ничего такого не случалось я не смогу этого объяснить, подобрав и тысячу слов.

Я словно пал в черную бездну, в которой пребывал последующие два с лишним месяца. Все то, что прежде интересовало или приносило удовольствие, теперь превратилось в рутину. Каждый день стал бременем, которое мне приходилось нести. Ни гонки, ни работа, ни алкоголь, ни что-то иное, в чем я старался найти спасение или забытье, не могло мне помочь. Казалось, что никто и ни что в этом мире не сможет мне помочь. Все стало серым и тусклым, пустым и бессмысленным.

Как странно, что всего один человек в нашей жизни может изменить все, разрушить тот мир, который каждый из нас усердно создает для себя. Друзья говорили, что все это пройдет, что время лечит. Но день ото дня мне не становилось легче. В груди словно образовалась черная дыра. Джулия ушла и забрала с собой нечто жизненно важное. Вырвала что-то из моей души и теперь в эту черную дыру затянуло все остальное. Я стал пустым. И только воспоминания и боль остались со мной. Иногда боль сменялась злостью. В эти моменты я ненавидел Джулию. Ненавидел за все то, что она сказала, за ее решение. Я вспоминал снова и снова ее слова о том, что я человек этого мира, что эта жизнь для меня. Ведь в ее глазах это было низостью. Она ставила меня ниже себя. Вознося свою персону чуть ли не до спасителя человечества, она равняла меня с обществом, которое было ей неприятно. Это ЕЙ дан иной путь! Это ОНА человек другого мира! Это у НЕЕ есть шанс на особую жизнь! А жизнь со мной, в этом городе, претила ей. И с этими мыслями я метался по комнате подобно загнанному зверю, готовый рычать и бросаться на стены.