Инквизитор - Золотько Александр Карлович - Страница 32

Иван мысленно досчитал до двадцати, прежде чем продолжил разговор. А чего тут возмущаться? Ему спасли жизнь. Ему нашли более-менее безопасное место. Его даже устроили на престижную службу. Только о сроках не предупредили. Зато неоднократно предупреждали о том, что следует за отказом Инквизитора от задания. Перевод во внутреннюю службу какого-нибудь монастыря — еще не самое тяжкое из наказаний.

— А мальчишка?

— Что — мальчишка?

— Он тоже пожизненно?

— С чего бы это? Он не в проекте. Он вообще в любой момент может повернуться и уйти. Если мы его перед этим примем. Свобода совести для нас — не пустой звук. — Старик наклонился к самому столу и шепотом добавил: — У нас тут совершенно потрясающая свобода совести. Но еще и совершенно уникальные обязанности этой самой совести. И строгая ответственность ее же. Вы сами предупредите мальчика или лучше это сделать мне?

— Все так серьезно? Вы же сами сказали, что он сможет, если что, легко уйти…

— Да. Сказал. И могу еще раз сказать. Уйти-то он сможет, но… — Старик посмотрел на дверь. — Если свобода совести до этого его не сломает.

И что-то такое прозвучало в голосе Крыса, что Иван не удержался и добавил:

— Как Павла?

Глаза старика застыли на мгновение, превратились в стекла. В ледышки.

— Как Павла, — сказал старик. — Именно. И я, пожалуй, сам поговорю с вашим попутчиком. Опишу, так сказать, перспективы и ознакомлю с альтернативой. Выйдете из кабинета, пришлите Всеслава сюда.

Иван вышел, даже не спросив, почему старик так уверен в своем праве выставлять Старшего Исследователя из своего кабинета. Встал и вышел.

Всеслав неторопливо прогуливался по залу, переступая с одного берега небольшого ручейка, на другой. Дождь за окном лил как из ведра, струйка воды с подоконника падала на пол, ручей уже добрался почти до противоположной стены.

— Крысы, наверное, уже покинули этот вокзал. — Всеслав, видно, придумал эту шутку давно и теперь поспешил поделиться ею с Иваном. — Здание скоро утонет.

— Там с тобой этот поговорить хочет. — Иван большим пальцем указал через плечо. — Ознакомить с режимом и перспективами.

— Тогда я пошел. — Всеслав подпрыгнул, проделав в воздухе ногами несколько танцевальных движений. — Такой забавный дедушка… Как он вас…

Как он нас, сказал Иван, когда дверь за мальчишкой закрылась.

Какие замечательные места! Потрясающие! Покидает этот мир Инквизитор, а никто даже не чешется. Нет, присылают нового, на замену, но… При этом в распоряжении значилось, что именно у Павла Астуриаса Иван Александров должен был принять дела.

Лучше бы Всеславу двигаться дальше, не останавливаться в местах такой полной свободы совести.

Но мальчишка все решил по-своему. Выйдя из комнаты с сумками в руках, он подошел и поставил поклажу на пол перед Иваном.

— Дед сказал, что машина уже приехала. Сейчас она подъедет на перрон прямо к двери.

Послышался звук мотора. Явно не легковушка.

— Пойдем? — Всеслав взял одну сумку.

Иван оглянулся на дверь с надписью «Сюда».

— Дед сказал, что можно обойтись без прощаний, — сказал Всеслав. — Сказал, что еще, наверное, увидимся. В смысле увидитесь.

— Тогда пошли. — Иван подхватил свою сумку и с натугой открыл дверь вокзала. — Поплыли, пожалуй…

Машина оказалась автобусом. Не тем лоснящимся от самодовольства монстром, на котором туристы перемещаются по Святой Земле, а промежуточным звеном между грузовиком и катафалком, того типа, что особо популярны на недалеких пригородных маршрутах. Двигатель был внутри салона справа от водителя, дверь открывалась рычагом с водительского места, а функции кресел выполняли сдвоенные сиденья, скорее надежные, чем удобные.

— Привет, — сказал водитель, захлопнув за Иваном и Всеславом дверцу. — Меня зовут Тепа.

— Степан? — уточнил Всеслав.

— Если бы Степан, я так бы и сказал — Степан. А я что сказал? — Водитель приставил к уху ладонь. — Ась?

— Тепа. — Иван поставил сумки в проходе и задумчиво посмотрел на Тепу, прикидывая, собирался тот подавать руку или нет. — Полное имя какое?

— Степан, — сказал водитель и улыбнулся.

Между передними зубами у него зияла щербина, придавая тридцатилетнему мужику разухабистый и одновременно детский вид.

— А я как сказал? — Всеслав стряхнул с головы воду и сел на сиденье справа от прохода, так чтобы видеть дорогу.

— Ты подменил понятия, парень. — Водитель подмигнул Ивану, с усилием дернул за ручку переключения скоростей, и автобус поехал. — Я сказал, что меня зовут Тепа. Зовут, понимаешь?

— Нет, — с готовностью ответил Всеслав.

— Зовут… — с нажимом протянул водитель. — Вот тебя, например, могут звать ангелом ада, а могут — придурком в кожане с чужого плеча. Смотря на что ты станешь отзываться. Вот в Новом Иерусалиме спросишь Степана, у тебя сразу начнут уточнять — которого. Того, что Онищенко, или Сепана-Сухаря, или Степку из Брехунов, или, там, Степана Батурина с элеватора, или Степика Малого… А спросишь Тепу, все сразу укажут на мой дом и даже проводят. К Онищенко ни хрена не проводят, к Онищенкам нормальные люди по своей воле не ходят, а ко мне — всегда пожалуйста. Хоть среди ночи — я не обижаюсь. То есть в церковной книге я, конечно, Степан Ефимович Смушкевич, а зовут меня Тепа. Ясно?

— Ясно, — кивнул Всеслав. — А меня зовут…

— А это ты еще не знаешь, как тебя зовут, — перебил Тепа мальчишку. — Ты думаешь, что тебя так зовут. Хочешь, чтобы тебя так звали, а как звать будут — это ты узнаешь потом.

— Всеславом меня зовут, — сказал Всеслав. — Только так.

— То есть отзываться на другие имена не будешь?

— Не собираюсь.

— Интересно будет посмотреть. — Тепа оглянулся на мальчишку, автобус влетел колесом в колдобину, подняв фонтан жидкой грязи.

— Ты бы за дорогой следил, философ, — посоветовал Иван, от толчка чуть не слетевший с сиденья. — Дороги у вас тут хреновые…

— Дороги как дороги, — пожал плечами водитель, вцепившись, однако, в руль обеими руками. — Откуда им взяться другим? Ты еще осенью попробуешь, после месяца дождей… А это так, цветочки. Тебя как зовут?

Водитель снова собирался пофилософствовать. Ему явно нравилось плести словеса вокруг многозначности слов так, чтобы и собеседника в тупик поставить, и себя, речистого, позабавить.

Первым желанием было представить по полной форме, с новым званием, именем-отчеством-фамилией, но печальный опыт общения с Крысом уже давал свои первые результаты. Это старику можно было без особого морального ущерба простить пренебрежение к званию и статусу, а парню с колоритным именем Тепа пришлось бы или морду бить, или наказывать официально. Официально за оскорбление Инквизитора полагалось очень серьезное наказание, а драться не хотелось.

— Ванькой-Каином меня звали, — неожиданно для себя сказал Иван.

— Оп-па… — Водитель оглянулся на Ивана. — Это за что же так?

— За убийство, за что же еще?

— Брата? — с некоторым даже восхищением уточнил водитель.

Даже Всеслав с интересом посмотрел на Ивана.

— Не то чтобы брата, но сослуживца. Не совсем, впрочем, хотя и на службе. — В этом месте фразы Иван сообразил, что выдал что-то уж совсем неудобоваримое, и решил не продолжать.

— По служебной, выходит, надобности? — с понимающим видом произнес Тепа, глянув на Ивана через зеркало заднего вида даже с некоторым уважением. — То есть можешь, если что, и своего грохнуть? Если припрет?

— Если припрет, — подтвердил Иван.

— Это правильно, — кивнул водитель. — Это значит, что, как Пашка, не подставишься… Не станешь стращать там, где нужно было стрелять.

— Это какой Пашка? Астуриас?

— А какой же еще? Ты ж вместо него приехал? Инквизитор?

— Старший Исследователь Объединенной Инквизиции…

— Ох, ни хрена себе! — теперь уже не скрываясь, восхитился Тепа. — Целый Старший Исследователь? А в Инквизиции ты сколько?

— Неделю.

— И снова — ни хрена себе! Такая карьера за семь дней?