Никаких принцев! - Сакрытина Мария - Страница 34

— Фелиция?

Моя камеристка, хлопочущая с водой в ванной, отвлекается и поднимает взгляд.

— Ваше высочество?

— Вот скажи, как назвать парня, который сначала обещает тебе достать звезду с неба, в смысле, говорит, что ты потрясающая и замечательная, а потом целует, и выясняется, что он тебя не любит.

— Подлец! — тут же отвечает камеристка.

Киваю.

— Вот и я так думаю.

— Ваше высочество? А зачем же он тогда вас поцеловал?

— Действительно, — бормочу я, не замечая, что камеристка включила кипяток на полную мощность. Впрочем, я сижу в такой ледяной воде, что не скоро это замечу. — Зачем?

— Ваше высочество, вы о лорде Дамиане? — Камеристка торопливо перекрывает кран и выливает в ванну чуть не весь флакончик пены. Апельсиновой. К концу мытья я буду благоухать, как здоровенный апельсин и, быть может, стану оранжевой. В крапинку. Зеленую. Как недозревший апельсин. Самое оно — идти в школу и писать контрольные.

— Ага, о нем.

Камеристка смотрит на меня, хлопает ресницами и вытягивает губы как в звуке «о». А потом на одном дыхании выпаливает:

— Он хотел отомстить брату. Точно вам говорю, ваше высочество. Об этом все королевство шепчется.

— Да? — Пены так много, что она грозит поглотить меня с головой. — И о чем еще шепчется ваше королевство?

Мою камеристку (которая пока несостоявшаяся Золушка) только спроси — она вывалит кучу информации и не закроет рот, пока всю ее до меня не донесет. Раза два, а то и три — для лучшей усвояемости.

Оказывается, Дамиан всегда мечтал насолить Ромиону (ну, это ни для кого не новость) и все бы сделал, чтобы свадьба наследника расстроилась. И когда он появился в моем доме, все — от поваренка до домоправительницы — поняли, что это не к добру. Не дело незамужней девушке приглашать к себе постороннего мужчину. А уж сбегать с ним на свидание, одной — это вообще ужас-ужас!

— Бедный принц Ромион! — восклицает камеристка, натирая меня ароматическим маслом. Уже третий раз. И с особым удовольствием проходясь по перепончатым пальцам, которые каждый раз простреливает от боли. — Теперь ему достанется обесчещенная невеста!

— Могу не доставаться, — бурчу я, незаметно убирая флакончик с маслом из-под руки камеристки. — И почему обесчещенная-то?

— Но он же вас поцеловал!

— И что?

Камеристка смотрит на меня, и в ее глазах крупными буквами читается: «Ужас-ужас!!!» С тремя восклицательными знаками.

— Но вы же теперь не будете больше благоволить к лорду Дамиану? Да? Правда, ваше высочество? — и заглядывает мне в глаза.

— Э-э-э… Ну… Нет, — задумчиво отвечаю я. А что? Подлец — думать надо было, кого целует и что для меня это значит.

— Прекрасно! — улыбается камеристка. — Я ему так и сказала, когда он на рассвете пришел и вас спрашивал.

— Пришел? Дамиан приходил?

— Да, ваше высочество, почти сразу как вы вернулись. Но мы ему ничего не сказали! Только булочками с маком накормили, свежими, повариха очень настаивала. «Какой-то ты бледный, — сказал она ему, — не иначе заболел». А я бы сказала, что не бледный, а заторможенный. Он точно вас только поцеловал? Да? Странно. И еще грустный очень был. Оставил целый мешок мармелада, сказал, что для вас. Но мы тот мармелад выбросили, потому как вдруг там приворотное зелье? Еще просил передать, что ему очень жаль. И все. В смысле, все, больше ничего не просил.

— Ясно, — выдыхаю я, пытаясь уложить все это в голове. Когда слова обрушиваются на тебя со скоростью пулемета, понять и осмыслить их одновременно — задача непосильная.

— Ваше высочество, — добивает меня камеристка, — а раз вы к лорду Дамиану больше не благоволите, то вы не расстроитесь, если, ну, когда он еще придет, я его… ну… утешу? — И смотрит на меня щенячьими глазами. — Вам же он больше не нужен.

— Слушай, ты правда такая дура или притворяешься? — не выдерживаю я.

— В-ваше высочество?

У меня никогда не складывалось с парнями — оно и понятно, женщин любят глазами. Но для меня всегда было загадкой, почему у меня не складывалось с девчонками. А точнее, почему они все такие зацикленные идиотки? Зацикленные на себе, на своей внешности, чувствах, на парнях… Но больше всего, естественно, на себе. Неужели и я такая же?

— Иди, — отмахиваюсь я. — Сама оденусь.

— Но прическа… ваше высочество…

— Никакая прическа мне не поможет. Иди. И да, надеюсь, те булочки, которые вы вместе с Дамианом кушали, еще остались?

— Да…

— Отлично, — я отворачиваюсь к зеркалу. Оттуда на меня глядит лягушка и, слева, красавица-блондинка — это моя камеристка.

— Ваше высочество, простите, я же не хотела… Вы меня только не отсылайте, а то я за практику неуд получу и на следующий бал не попаду, — лепечет камеристка. — А я так замуж хочу! Это же нечестно, что вы не хотите, а выходите. А я хочу и не выхожу. Правда, ваше высочество, это же совсем-совсем несправедливо. Лорд Дамиан такой… такой… А он ведь вам совсем не нужен…

— А тебе он нужен? — вырывается у меня, пока я хмуро изучаю контраст между лягушкой и красавицей.

— Ну… Он, конечно, без титула… И наследство у него отберут… Но я ведь тоже безродная, а значит, если мы просто время хорошо проведем, никто не будет про нас сплетни пускать. Вы поймите, ваше высочество…

Дура. И правда дура. А на дураков обижаться глупо.

— Фелиция. Уйди. Сейчас.

— Но, ваше высочество…

— Уйди. А то я не только отправлю тебя обратно в твою школу с неудом, я про тебя такую сплетню пущу, что ты ни в один нормальный дом больше на работу не устроишься. Никогда. Это я тебе обещаю.

Глупо обижаться, да. Но и терпеть их выходки тоже не слишком умно. От дураков вообще лучше держаться подальше… Но их так много, что это просто невозможно.

Красавица-будущая-Золушка прижимает ладонь ко рту и выбегает из спальни. Вместо нее через пять минут заглядывает невозмутимый Габриэль.

— Воюете с прислугой, ваше высочество? Тоже не очень умно. Вы же без нее к следующему балу не оденетесь.

— А ты опять подслушивал? — фыркаю я. — Какой бал, ты что! Я туда больше ни ногой… Ну, чего стоишь? Веди меня в тюрьму. В смысле, в школу.

— А завтрак, ваше высочество?

— А я злая и обиженная. Буду еще и голодной. Очень гармонично.

Габриэль в ответ только пожимает плечами. Позже, уже в школе — за контрольными работами, — я узнаю, что он взял для меня целый пакет булочек. И кувшин молока. И даже мармеладки — те, что повариха с камеристкой якобы выбросили («В них не было яда, ваше высочество, и я взял на себя смелость вам их вернуть»).

Плюс сто к настроению.

— Позавтракай со мной, — я придвигаю к Габриэлю булочки и молоко. — Серьезно, куда ты постоянно исчезаешь, когда я ем? Или изображаешь из себя стенку. Просто неуважение какое-то к принцессе. Раздели со мной хлеб и… э-э-э… молоко.

В классе мы одни. Зевающая директриса (кто-то тоже не любит рано вставать…) принесла задания, ушла и заперла дверь. Ну а что, мы на вершине башни, прыгать из окна — самоубийство. Так что я точно никуда не денусь. А открывать некому: судя по всему, и учителя, и ученики придут только через… уже сорок минут. Как раз когда моя отработка закончится.

— Ваше высочество, — удивительно, но кажется, мне удалось Габриэля поразить. С него даже маска невозмутимости слетела. — Вы приглашаете меня к… вашему столу?

Его изумление меня стыдит: следовало пригласить его давным-давно. Почему я этого не делала? Он же носит мою сумку, достает мне удобную одежду, о завтраке вот позаботился. А я, неблагодарная…

— Ну да. Присоединяйся. Пожалуйста.

С каменным лицом — но не привычно каменным, а ошеломленно каменным (ну правда, в мимике Габриэля разберется только настоящий специалист по языку жестов… Или тот, кто живет с ним уже почти неделю… или больше?) — Габриэль шагает к столу, берет булочку. Откусывает малюсенький кусочек — буквально клюет. Вдумчиво жует, не сводя с меня внимательного взгляда. Потом переводит его на булочку.