Перед прыжком
(Роман) - Еремин Дмитрий Иванович - Страница 78

— Но Нуланс…

— Нуланса прочь! Если господа твердолобые будут и дальше гнуть свое, мы прекратим всякие переговоры с их бесчестной, политиканской комиссией…

Переговоры эти длились несколько месяцев, и все время Нуланс был, по выражению Владимира Ильича, «нагл до безобразия». Его требование допустить в Советскую Россию тридцать экспертов якобы для проверки истинной нуждаемости России в продовольствии являлось по сути не чем иным, — говорилось позднее в официальной ноте Чичерина, — как попыткой заменить помощь голодающим собиранием сведений о ее внутреннем положении «при неприкрытых целях устройства мятежей и облегчения продвижения иностранных армий».

Справедливость возмущения Советского правительства требованиями Нуланса была так очевидна, что господа из Военного совета Антанты вынуждены были на время ретироваться. Вместо их комиссии в Женеве был создан Международный комитет помощи России, председателем которого стал известный путешественник и ученый Фритьоф Нансен, почетный член Российской академии наук.

«Доктор Нансен, — сообщала „Правда“, — назначенный Женевской конференцией главноуполномоченным по оказанию помощи России, заключил с Советским правительством соглашение, в силу которого в Москве образуется комитет под названием: „Исполнительный комитет международной помощи России“».

Седовласый, с крупными седыми усами на красивом, еще моложавом лице, Нансен не раз и прежде бывал в России, искренно хотел помочь ей.

Благодаря его усилиям в голодающее Поволжье было прислано немало продовольствия, медикаментов и одежды. Но все же главной надеждой, главной заботой Владимира Ильича оставалось получение хлеба в самой России, прежде всего в Сибири, у честного трудового крестьянства.

— Оно не может не понимать, — говорил он, — что в своей революционной борьбе именно рабочий класс понес и продолжает испытывать лишения, каких никогда не знала история. Государство у нас рабоче-крестьянское, и возникает вопрос: как же должны быть распределены эти неизбежные при крутом историческом повороте лишения? Возложить их лишь на рабочих, на города? Или часть — и на другие слои населения, включая крестьянство? Мы — нищие. Голодные, разоренные нищие. Между тем у средних крестьян хлеба еще немало. Сейчас мы всячески идем навстречу крестьянству, замена разверстки налогом — прямое тому свидетельство. Но и оно должно пойти нам навстречу! Как? Для этого есть немало вполне разумных путей. К сожалению, в силу своей классовой сути не всякий… вернее, совсем не всякий крестьянин способен преодолеть в себе расчетливость собственника. Поэтому для более надежного сбора недовыполненных поставок продовольствия, а также для убыстрения сроков уборки нового урожая мы будем вынуждены прибегнуть к таким, скажем, вполне разумным и своевременным мерам, как размещение части воинских гарнизонов по волостям и уездам. Эти части должны получать от крестьян на время сельхозработ в их хозяйствах усиленное довольствие. Кому не понравится такое положение… а оно не понравится многим! Ну что же, товарищи крестьяне, выход есть: давайте скорее хлеб- налог. И как только дадите 50–75 %, мы начнем уводить эти воинские части назад в города. Зато тем из крестьян, которые добровольно и в срок, а тем более если досрочно, выполнят свои обязательства, тем мы предоставим преимущественное право на получение такого дефицитного продукта, как соль, или на получение за хлебные излишки товаров промышленности. А в некоторых случаях даже и на оплату этих излишков золотом и серебром из фондов Госхрана…

— Время — не терпит, — говорил и писал он в то лето. — Твердо, открыто, ни в чем не лукавя с крестьянством, веря в его государственный разум, не допуская растерянности и страха, — нужно делать это нелегкое дело, все подчинив основной задаче: обеспечению голодной страны Большим Хлебом.

Плохо идет обмолот ранее заскирдованной и оставленной в поле пшеницы?

Сибирский крестьянин не заинтересован в этом, а рабочих отрядов, посланных в деревню, слишком мало, чтобы справиться с этой работой без крестьян?

В таком случае, — советовал он, — пересмотрите вопрос, обсудив всесторонне: если обмолот хлеба невозможен без того, чтобы часть отдать крестьянам в виде ссуды или оплаты за обмолот, если эта ссуда будет употреблена на посев и будет гарантирован обмолот остального продовольственного хлеба, разрешаю частично отступить от данного мною распоряжения…

Опасность военного нападения извне еще не миновала? В любую минуту ненавидящие Совдепию милитаристы могут напасть на Красную Россию? Армии нужен хлеб?

Да. Поэтому самоочевидно, что «тяжелое продовольственное положение должно менее всего отразиться на питании Красной Армии, которая в значительной степени уменьшена уже в своей численности», — обращался он ко всем губпродкомам и исполкомам. — «…Все местные органы — в первую очередь губисполкомы — должны обратить всемерное внимание на снабжение армии, приходя на помощь всеми средствами, находящимися в их распоряжении».

И снова:

Сибревком, Сибпродком.

«Обращаю внимание на исключительно тяжелое положение в продовольственном отношении центра, требую полного и безоговорочного исполнения требований центра и Компрода».

Омск, Сиббюро ЦК РКП(б).

Копия Сибревкому и Сибпродкому.

«Катастрофическое состояние с продовольствием для армии, столиц, крупнейших фабричных центров принудило ЦК РКП месяц тому назад принять чрезвычайное решение: именно напряжением всех сил, использовав все возможности, добиться вывоза из Сибири в среднем 100 вагонов хлеба в сутки центру или три миллиона пудов в месяц, даже в ущерб местным внутрисибирским интересам. Это ответственное решение диктовалось всей сложившейся обстановкой в Республике. Наличие хлебов по Сибири, при условии доведения до указанного Вам минимума местного потребления, делало это задание реально осуществимым. Телеграммой 18 мая Сибревком и Сибпродком признали полную осуществимость отправки в течение месяца центру до 7 июня трех миллионов пудов хлеба, однако фактически за этот срок Вами отправлено всего около 1600 вагонов, и погрузка первых дней июня не показывает никакого повышения. Столь недостаточная отправка хлеба, лишь немногим превышающая пятьдесят процентов необходимого минимума, все более обостряет продовольственное положение Республики и создает крайне нежелательную напряженность в голодающих рабочих центрах, чреватую серьезными политическими последствиями. Учитывая изложенное, ЦК предлагает в порядке боевого приказа героическим напряжением всех сил, всех без исключения партийных, советских органов Сибири под ответственность Сиббюро и лично предсибревкома Смирнова, предсибпродкома Калмановича обеспечить регулярную и полную отгрузку минимум до 100 вагонов хлеба центру ежедневно. Задание должно исполняться безоговорочно. Получение, твердую гарантию фактического исполнения сообщите немедленно ЦК, копия Ленину, копия Наркомпрод, распределение.

Предсовнаркома Ленин».

До приезда Копылова в Скупино затерянный в степи разъезд с глинобитным сарайчиком вместо вокзала был тихим, почти безлюдным. Степь простиралась вокруг от горизонта до горизонта. Лишь кое-где ее прорезали овраги, заросшие шиповником да бояркой. Плавно вздувались иссушенные солнцем холмы, сверкали малые и большие озера. А среди них возвышались обычные в этих местах колки — округлые рощицы тощих осин и берез с шапками сорочьих гнезд на гибких ветвях.

Из года в год степь менялась по ей присущим законам. Еще недавно бурая, неприглядная после зимы, весной она становилась ярко-зеленой, радующей многоцветьем от края до края. Потом вдруг жухла от суховеев, делалась мятой, желтой. А после июльских дождей зеленела опять. Но это была уже не весенняя зелень цветущего разнотравья, а зелень зрелых и жестких трав.

Июль и август снова высушивали ее. К тому времени уже на сотни верст вблизи деревень и сел поднимались горбатые стога сена. Они толпились в степи, как стада огромных животных, низко опустивших морды к земле да так и застывших в усталой, сытой дремоте в ожидании дня, когда осенние дожди в последний раз заставят зазеленеть степь густой предзимней отавой и они, как бы пришедшие сюда из допотопных времен на зимовку, наедятся отавой впрок — до нового лета.